Кладбище тестов

• Любовь - это... знать, что твое сердце в надежных руках [Атсуши Мурасакибара]– Я не знаю, – сказал он, – скорее нет, чем да. Какие враги? У меня вообще нет... близких людей. Ни друзей, ни врагов.
У него была ты, которая заменяла всех друзей и близких, вместе взятых.
...Кое-как, помогая себе руками, Атсуши поднял себя из ванны и вынужден был какое-то время постоять, держась рукой за стену. От горячей воды, а может, от разбушевавшихся чувств, в голове шумело и в глазах все как-то странно плыло.
Кряхтя, Атсуши выбрался из ванны – ребра цеплялись друг за друга и не давали дышать, – взял из шкафчика полотенце и замотал в него некоторое количество собственного тела. Как мог, так и замотал.
В голове стучало, и этот стук мешал ему думать.
Девчонка, которую он так давно потерял и не чаял найти, была здесь!...
Теперь ты сидела на кровати рядом с ним, почти голым, и он чувствовала твой запах, и слышал, как ты дышишь, и, кажется, как ты думаешь, тоже слышал!...
Нельзя. Нужно отложить «на потом».
Но он и так откладывал слишком долго, и это самое «потом» никак не наступало!
Тяжело дыша и не слушая крики здравого смысла, Атсуши нагнулся и накрыл тебя своим телом, придавливая к кровати. Ты неуверенно пыталась выползти – лучше б ты не пыталась, ей-богу, ибо ерзанье это могло привести к необратимым последствиям, а вам еще нужно поговорить!
Ты крепко зажмурилась, когда почувствовала прикосновение теплых губ к своим. А когда ты открыла глаза, оказалось, что Атсуши глубоко несчастен и щеки у него горят пунцовым нездоровым румянцем.
– Я расскажу тебе о любви, – вдруг выговорил он. Ты, выпучив глаза, смотрела ему в лицо. Вид у него был неважный. – Хочешь?... С тех пор, как я с тобой познакомился, я ждал только одного – когда ты, черт возьми, закончишь заниматься и выйдешь из школы! Я знал, что ждать мне нечего, что твои одноклассницы станут караулить все наши разговоры, что парни потом будут смеяться, но мне было все равно! Понимаешь?! Мне было наплевать на все! Моя жизнь начиналась только когда я мог видеть тебя!.. Я стоял у стеклянной стены магазина напротив твоей школы и точно знал – сейчас, через двадцать минут, потом через десять, потом через семь, потом через пять начнется моя жизнь. – Тут Атсуши почему-то засмеялся. – Я всегда стоял так, чтобы видеть всех учеников, которые выходили. Я видел тебя, как только ты показывалась из дверей. Ты шла, а я обливался потом: я не знал, узнаешь ты меня или не узнаешь! Это невозможно описать, это очень страшно - каждый раз ждать и гадать, как ты на меня посмотришь! Ты же... могла любить кого угодно, черт возьми, а кто я тебе?... Я начинал ждать тебя в ту же секунду, когда ты поворачивалась ко мне спиной, и так продолжалось много времени.
Атсуши остановился передохнуть. Ты смотрела на него, как ему показалось, с ужасом. Но ему было уже наплевать на твой ужас.
– Я думал, что, если мне удастся себя убедить, что ты мне не подходишь, я отделаюсь от тебя. Но ничего не получалось.
– Почему?
Господи, она еще и вопросы задает!.. Как она может задавать вопросы, когда ему так трудно выговаривать все эти невозможные слова, что даже сохнет во рту и с каждой секундой все сильнее стучит в висках?!
– Потому что я без тебя – не я. Потому что я не хочу ничего другого. И никого другого. И никогда не хотел.
И уже через несколько мгновений всем, что ты чувствовала, были прикосновения Атсуши: он то гладил, то целовал, то дыханием слов любви опалял твою нежную кожу, и от губ Атсуши, которые, казалось, были везде, – к голове, к сердцу – подступали жар, и ты знала совершенно точно, что вот-вот, через несколько секунд, не останется ничего, кроме этого жара и любви.
Просто он ждал этого слишком долго.

• Любовь - это... мечта, ставшая реальностью [Кисе Рета]В вечерней темноте Кисе не видел выражение лица Автора, только видел, как поблескивают глаза, словно у любопытного зверя, который боится сунуться поближе, но и отойти не в силах.
От этого ее рассматривания, от поблескивающих глаз Кисе вдруг вспылил:
– А что ты хотела от меня услышать?! Что я по ночам серенады пел, как романтический мужчина?! Стихи наизусть читал, поэмы слагал?! Или что? Не мог без нее дышать? Носил на руках по дому?!
Как стать храбрей и отважней льва? Где взять силы? В книгах об этом не писали, а весь любовный опыт Кисе был почерпнут в основном из книг. Считается, что женщины любят сильных, уверенных в себе, опытных, грубоватых, властных мужчин, в меру романтических, в меру бесшабашных, умеющих кидать к ногам «миллион алых роз» и в то же время держать на коротком поводке.
Ни одно из этих ценных качеств не было свойственно Кисе.
Никогда в жизни он не был уверен в себе, грубость презирал, в романтике ничего не понимал, театрализованных представлений с демонстрацией страстей терпеть не мог. Сентиментальные штуки выводили его из себя.
Он не знал, получится у него на этот раз или нет. Даже если он очень захочет, ему никогда не измениться и не стать таким, каким должен быть мужчина мечты.
Имеет это значение или нет? Кисе не знал.
Он не мог сказать, что случилось. Ничего не случилось. Случилось, что тебя нет, а он уже почти поверил в то, что ты есть.
Как об этом сказать?!
Кисе встал и, накинув ветровку, вышел из дома. Автор проводила его глазами.
Думать у Кисе не получалось, и он не знал хорошенько, о чем именно следует думать.
...– Зачем ты бросил меня, Кисе? Как ты мог меня бросить? Если б ты остался, ничего бы не было! А я умерла, когда ты меня бросил! Ты это понимаешь?!
Он, потрясенный, молчал.
– Ты меня... любишь?
Ты все не отпускала его руку, и следующее движение сделал он.
Кисе давно хотелось тебя поцеловать – по-настоящему, как следует, чтобы ты поняла, что именно ты значишь в его внутреннем мире, наверняка так сильно отличающегося от твоего!...
И он поцеловал.
Кисе высвободил свою руку из твоей, чтобы прижать тебя к себе еще ближе.
Он целовал тебя всерьез, так, как ему хотелось, и ты, конечно, сразу стала заваливаться куда-то, отворачиваться, уклоняться, и Кисе пришлось прихватить рукой твой затылок, не дать тебе увернуться.
– Ты думала, я тебя отпущу, – бормотал он ожесточенно, пока ты переводила дыхание, а он тискал и мял тебя, – ты думала, что все это не всерьез, а это очень всерьез!... Я ждал тебя столько времени, и я дождался!
– Ты меня не ждал, – пропищала ты. – Ты все это сейчас придумал. Ты со мной дружил.
– Я ничего не придумал. Это ты со мной дружила, потому что тебе было все равно на всякую там «любовь»!
И, уже вконец озверев, Кисе притеснил тебя к стене и, прижавшись к тебе бедрами, снова впился в твой рот страстным поцелуем...

• Любовь - это... нокаут [Аомине Дайки]Ты была трудным человеком. Твое молчание могло означать все, что угодно, а ты только и делала, что молчала. В твоем присутствии хотелось выпрямить спину, немедленно убрать со стола локти, проверить, чисто ли вымыты руки, и, проделав все это, моментально смыться.
Никто не хохотал, не говорил громко, не чавкал, не пел, не болтал, не задавал глупых вопросов, не матерился, не рассказывал анекдотов, пока в поле зрения была ты.
Как будто ты была не девушка, а гроб с покойником.
...– Раньше ты был храбрее, – вдруг сказала Автор. – Раньше ты говорил людям в лицо то, что думаешь о них, и ничего не боялся. Вернее, не боялся, что они как-то не так тебя поймут.
– Раньше не было ничего подобного, – буркнул Дайки, подумал и отвернулся. Автор встала с дивана и села в кресло лицом к нему. – Раньше все было просто и ясно, и мне казалось, что так будет всегда. Ну, уж у меня-то точно! Пусть другие мечутся, маются, сложности всякие выдумывают!... А я кремень, скала, у меня все отлично. Было, есть и будет всегда.
– Так не бывает.
Конечно, не бывает, и Аомине Дайки теперь уже знал это совершенно точно. Но сейчас – от липкого раздражения, которое стояло, казалось, в горле, – его тянуло возражать.
– Не бывает, когда люди плохо стараются! Или мало стараются!
– Ты мало старался?
– Ну, видимо, да. Видимо, мало. И все потерял.
Автор еще немного подумала.
Должно быть, она поняла его как-то по-своему, услышала что-то другое, не то, что он сказал.
Впрочем, люди всегда слышат не то, что им говорят. Даже самые лучшие, самые близкие, самые понятливые!
– Всегда есть возможность все изменить, – вдруг странным бодрым тоном сказала Автор, – вообще все можно изменить, пока не идут финальные титры!... Это я по телевизору слышала, и, знаешь, это правда! Ты еще будешь счастлив, особенно теперь, когда ты все понял.
Аомине терпеть не мог выражение «все будет хорошо»! Что это значит?! У кого будет «хорошо»?! Кому будет «хорошо»?! Вряд ли та девчонка точно знает, что «хорошо» для него, если речь не идет о мире во всем мире, ибо это как раз для всех одинаково хорошо!
Он ведь и сам иногда не знает, что именно для него «хорошо»! А то, что мерещилось ему долгое время – всякие глупости, вроде той, что ты создана для него, что только тебя он и ждал, что только с тобой и только ради тебя жил, – может оказаться ложью, миражом, иллюзией, и никто не знает, «хорошо» это или не слишком!...
...Все сошлось, все определилось и стало на свои места. В этом общем мире все принадлежало вам, и вы принадлежали друг другу, а впереди лежала целая жизнь!
И так было всегда, зря Аомине упрекал себя в том, что он все это придумал!...
– Аомине?...
Он кивнул, очень серьезно.
Все было понятно – и о чем ты спрашиваешь, и что он отвечает.
Бог оставил вам шанс заиметь собственную вселенную – вот же она! Должно быть, везет немногим, но тем, кому везет, достается все.
Все, что только можно себе представить. И даже немного больше.
Аомине привлек тебя к себе и, обняв, уткнулся носом в твою макушку.
Ну вот, я побежден. Впервые в жизни. Я проиграл.
Но это то, чего я хотел на самом деле.
Почему-то Аомине был уверен, что ты слабенькая и вообще бедняжка и с тобой все будет долго и трудно – он станет настаивать, а ты будешь сопротивляться.
Ну, как в романе. Она – нежное создание. Он – грубое животное. В романах так часто бывает.
Но ничего, обойдется, ведь есть же мы, а мы все на свете знаем, знаем, как бывает нелегко, почти невыносимо, но потом ведь налаживается!..
Пока­ есть «мы», есть и все остальное – опавшие холодные растопыренные листья, и очень синее осеннее небо, и лужа, в которую, помнишь, ты провалилась, и Аомине пришлось срочно тащить тебя домой и отогревать в горячей ванне. А потом, розовую от воды и смущения, подхватить на руки и, не обращая внимания на возмущенно-испуганн­­ые возгласы, потащить тебя в спальню.
Есть «мы», и есть то самое главное, чего нет почти ни у кого, – любовь друг к другу!.. Пока по-настоящему любишь, можно жить, не опасаясь, что все кончится в одночасье, ведь это такая редкая штука – любовь!...

• Любовь - это... сон наяву [Кагами Тайга]От усталости у Кагами побаливала голова, и ему приятно было думать о том, что на сегодня все дела у него закончились и осталось только приятное – дорога домой, встречный ветер, бьющий в лицо, размытые желтые огни фонарей. И возвращение к девушке, которую Кагами любил больше всех остальных людей на свете!... Он много ездил по миру, и все отели были для него на одно лицо, и ни один из них не мог сравниться родным домом, где всегда ждала его ты.
Сейчас очень горячую ванну, мечтал Кагами, потом ужин, чай у камина, и спать, спать!...
Все вокруг было знакомым, родным, раз от раза забывавшимся и теперь вспоминавшимся с радостным чувством возвращения домой.
А как все начиналось?...
...-Н­ам нельзя быть вместе.
– Почему... нельзя?
– По всему! – заорал Кагами в бешенстве, которое тебя почему-то не испугало. – Потому что я баскетболист, вечно пропадающий на тренировках, а ты правильная недотрога, способная каждого за пояс заткнуть! Потому что ты не можешь жить моей жизнью, а я не могу жить твоей! Никогда, ни за что!..
– И поэтому ты оставил меня, – вдруг сказала ты с ненавистью. – Ты трусил, рассуждал, геройствовал, а я все это время в неведении страдала. Отлично, да?!
– Я убеждал себя, что просто с тобой... дружу. Ну, мы друзья, и все тут! Мне просто приятно с тобой поговорить. Мне просто важно рассказывать тебе свои новости и послушать твои. И я никогда не представлял себе, что будет со мной, если я останусь один. Без тебя. Понимаешь?
– Нет, – сказала ты. – Не понимаю.
– А я остался один! Я понял, что так не может продолжаться! Что это не жизнь, а... онанизм какой-то! Я понял, что нужно что-то делать – с собой, с тобой. Я понял, что просто сойду с ума, если все будет продолжаться. Я не смог. – Кагами замолчал и потер неожиданно вспотевший лоб.
Тайга скорее бы удавился, чем признался, что представлял себе – тысячу раз! – как прижимает тебя к себе, только не просто так, по-дружески, что сродни похлопыванию по плечу, а как следует, по-мужски, чтобы тебе сразу все стало понятно и ясно. Он прижимает, и ты пугливо даешь себя прижать, и очень близко от себя он видит твои глаза, ожидающие, вопросительные и будто замирающие.
А еще Тайга представлял себе ваш поцелуй – не первый, а продолжающий начатое, когда можно уже намного больше, чем в первый раз.
Намного больше, намного жарче, намного глубже.
Странное дело, он много раз представлял себе, как все это будет, а сейчас, на самом пороге, вдруг оказалось, что... нужно решиться.
А он не мог.
Может, как раз все дело в том, что... «наконец»?!
Кагами Тайга никогда не почитал себя тонкой натурой, напротив, точно знал, что человек он прямой, решительный и неромантичный.
Решит­ельный и неромантичный Кагами Тайга понимал, что пауза слишком затянулась и нужно срочно что-то делать, чтобы не упустить мгновение, и еще он понимал, что ты ждешь изо всех сил, и силы у тебя вот-вот кончатся, и когда кончатся, ты просто встанешь и уйдешь.
Никогда он не думал, что это будет так трудно – решиться!
Тайга охватил твою голову так, чтобы было удобнее целоваться, надвинулся, прижимаясь к тебе, а ты была так изумлена, что в какую-то секунду, когда он вдруг ослабила хватку, чтобы перевести дыхание, отстранилась и посмотрела ему в лицо.
– Что? – спросил Кагами нетерпеливо. Щеки у него горели, и глаза блестели голодным блеском.
– Эээ...
– Вот и славно.
Тайга, впившись в твои губы страстным поцелуем, так тебя любил, что ему было немножко стыдно. Даже ночью, вставая попить воды, – любил.

• Любовь - это... потерять голову [Акаши Сейджиро]В жизни Акаши всегда все было устойчиво и незыблемо – и чудилось, что так будет всегда.
Должно быть, любителям морских круизов тоже казалось, что у них на «Титанике» все устойчиво и незыблемо и ничего не может случиться!
Акаши знал, что спрашивать нельзя, что такие вопросы заведут вас черт знает куда и оттуда, возможно, нельзя будет выйти без потерь, но все-таки спросил:
– Послушай... – сказал он, глядя тебе в лицо. – Ты меня никогда не любила?
Ты вертелась, как уж на сковородке, пытаясь высвободиться. Но Акаши держал тебя крепко, двумя руками. Руки были очень горячими, и тебе моментально стало жарко.
Жар поднялся по коже, залил шею, щеки и лоб, и даже под волосами стало жарко.
Акаши настаивал, он продвигался вперед, он сокрушал преграды.
И ничего не боялся.
Еще Сейджиро все время помнил о том, что тебе может быть больно, и посматривал тебе в лицо, проверяя, не делает ли он лишнего, и ты закрыла глаза, чтобы немножко отгородиться от него, чтобы все это произошло не так быстро и... неотвратимо.
Только у Акаши были на тебя свои виды и планы.
Очень ловко он пристроил тебя спиной на подушки, выключил свет, и сам пристроился сверху, и произвел разрушительные действия, и устроил свою собственную небольшую черную дыру, которая сожрала тебя целиком, вместе со всеми чувствами и мыслями. Оторвавшись от тебя на мгновение, Акаши серьезно сказал:
- Я тебя люблю. Я умру, если не получу тебя немедленно.
Его кожа была очень горячей. Руки Акаши не давали тебе ни секунды передышки – он гладил, мял и пощипывал, его рот был агрессивным и требовательным – казалось, что его поцелуи оставляли невидимые ожоги, еще больше распаляя твою горящую отметинками зубов кожу.
Куда подевалась твоя одежда, ты совсем не помнила.
– Прости меня за то, что я такой изверг, – сказал он странным голосом. – Но я не могу остановиться.
Акаши укусил тебя прямо в вену и подул на то место, которое только что укусил. Ты охнула.
Когда-то Акаши точно знал, что ничего нельзя, и мысль о том, что он так никогда и не узнает, как это может быть с тобой, единственной любимой девчонкой, потом долго не давала ему покоя. Сейчас он знал только одно – вот оно, вот же, и с этим ничего нельзя поделать, и нельзя остановить, как нельзя остановить время, которое неотвратимо пожирает предоставляющиеся шансы на лучшую жизнь.
Тут только Акаши сообразил, что все это на самом деле, что это ты, что ты рядом и он наконец-то получил тебя, что все встало на свои места и теперь будет так до скончания века, а может, и дольше!...
Он еще ничего не знал о тебе такого, что полагается знать мужчине – от чего ты приходишь в восторг, а чего боишься, как ты дышишь, как двигаешься, как закрываешь глаза, и все эти узнавания еще впереди! Целая вселенная лежала у него в руках и принадлежала только ему!...
Акаши присвоил эту вселенную, и ничего нельзя изменить.
Ты принадлежишь ему, и никто больше не посмеет вам мешать.