Глава 2
Джейден
Боже, я не могу поверить, что делаю это.
По указанию потрясающе энергичной Эстель я устраиваюсь поудобнее, снимаю туфли и рубашку. Теперь я сижу на углу двуспальной кровати, свободно держа руки между бедрами.
Мой взгляд постоянно притягивается к части ковра, который намного длиннее остальных, а пальцы так и чешутся взять фотоаппарат. Моими объектами часто становятся аномалии.
Маленькие странности, на которые большинство людей не обращает внимания. Асимметричные окна в старом доме, когда фундамент пострадал от наводнения, и в результате чего одна сторона покосилась. Один белый цветок в букете красных. Далматинец с одним пятном.
Представьте, что подумали бы мои студенты-фотографы в университете, узнай они, что я нахожусь в борделе, наконец-то предаваясь фантазиям, которые втайне вынашивал годами.
На следующей неделе я буду стоять перед лекционным залом, рассказывая о тени и свете новой группе студентов. Как я смогу смотреть в глаза хоть одному из них после сегодняшнего вечера?
На прошлой неделе мой друг детства Мэйз приехал на своем «Харлее» на побережье, чтобы навестить меня. Мы привлекаем много внимания, когда собираемся вдвоем.
Не потому, что невероятно красивы, хотя я и так неплох, а потому, что Мэйз — моя полная противоположность. Он — бывший заключенный, а я — уважаемый профессор престижной художественной школы. Я ношу костюмы, а он — кожу и джинсы. У него словарный запас заключенного из тюремного двора, а я когда-то был трехдневным чемпионом по «Джеопарди» (прим. американская телевизионная игра-викторина. Суть игры заключается в том, что участники отвечают на вопросы из области общих знаний: каждый вопрос представлен в виде утверждения о некоем предмете, а игрок должен дать свой ответ в форме вопроса, назвав искомый предмет).
И все же каким-то образом он занимает первое место в списке моих лучших друзей. Однако я никогда не рассказывал ему о своем голоде.
Так я называю это в своей голове.
Мой голод.
Но на прошлой неделе в том шумном баре, когда он поведал мне о борделе в Джулиане, недалеко от дома его брата, и о том, что он планирует посетить его, чтобы избавиться от увлечения безымянной рыжей, я впервые в жизни поддался искушению.
Позволить себе потакать жажде фантазий, за которые мне должно быть стыдно. Как мужчине и как чемпиону по «Джеопарди».
Но вот он я.
Один раз поддамся, чтобы выкинуть это из головы, и я смогу вернуться к своей жизни с градиентами, диафрагмами и химикатами.
Это будет моя собственная аномалия.
Та, которую я не смогу запечатлеть на пленке, но все же. В течение следующего часа я не буду тем строгим ублюдком, который заставляет студентов-фотографов бежать, поджав хвосты, из моего кабинета.
Я просто папочка для какой-то безликой девушки.
Возможно, в первую очередь следует наказать ее за опоздание.
Я тянусь вниз и массирую свой член сквозь складку черных брюк, чувствуя, как он утолщается в моей руке, запретные атрибуты моего голода сковывают разум.
Розовые, припухшие губы, которые надуваются. Непростительно короткая клетчатая юбка. Звук вздоха, одновременно смущенного, возбужденного и совершенно чертовски плаксивого.
Папочка, почему мне так приятно, когда ты трогаешь меня там?
Я отрываю руку от своего пульсирующего члена и начинаю двигаться.
Больной. Эти мысли в моей голове такие извращенные, и я ничего не могу с ними поделать. Они — та часть меня, от которой я не могу избавиться.
Я отказался от женщин много лет назад, потому что секс не приносил удовлетворения, и я не мог заставить себя сказать им, почему потерял интерес. Я позволю себе одну поблажку.
Одна ночь и все.
Джулиан находится достаточно далеко от дома, чтобы никакие доказательства этой ночи не преследовали меня.
И слава Богу за это.
После десяти лет работы профессором в университете меня рассматривают на должность члена совета директоров. От членов совета требуется быть безупречными.
Слишком часто в прошлом я был свидетелем того, как профессора и даже деканы увольнялись из-за того, что их обличали в любовной связи или в том, что они не должны были делать.
Голосование по моему включению в совет состоится в первую неделю семестра — через семь дней, и к тому времени я должен выкинуть это из головы.
Я приму эту честь с чистой совестью или не приму вовсе.
Однако, когда дверь медленно открывается, и я вижу, с кем мне предстоит провести следующий час, совесть перестает существовать.
Она превращается из глыбы в пылинку.
Мой член болезненно пульсирует при виде нее.
Боже правый.
Где они нашли эту девушку?
Я никогда не представлял реальные черты лица, ни разу за все время моих фантазий, но точно знаю, что буду представлять детское личико этой девушки каждый раз, когда начну возбуждаться. До конца своих дней.
В нее невозможно поверить.
Ее светлые волосы уложены в простую прическу с пробором посередине, а брови темные. Они изгибаются изящными дугами, имитирующими скулы. У нее упрямый нос, и, Господи, почему мне это так нравится?
Еще больше мне нравятся ее стройные бедра. Они прекрасно обнажены под подолом ее короткого белого халата, пояс так туго затянут на ее талии, что я думаю о том, чтобы обмотать его вокруг ее шеи, как поводок, чтобы иметь возможность тянуть ее вперед, назад, вперед, назад, пока она сосет мой член.
Папочка, я не могу дочитать до конца.
— Закрой дверь! — рычу я незнакомым тоном.
Сегодня я не обязан быть вежливым. Я здесь, чтобы трахаться так, как хочу, и я ждал десятилетия, чтобы удовлетворить этот неистовый аппетит.
Ждать еще хоть секунду — неприемлемо.
Я так долго сдерживаю свои потребности, и теперь, когда облегчение в виде этой великолепной маленькой принцессы близко, все преграды отброшены, позволяя моим сокровенным тайнам наконец выйти на свет.
— Простите... — вздыхает она, быстро захлопывая дверь и прислоняясь к ней спиной. Ее поза робкая, грудь расширяется, привлекая мое внимание к спелым, размером с яблоко, сиськам.
— Я просто... кажется, я не в том месте.
— Неправда. Разденься и раздвинь ноги, девочка.
— Но вы...
— Я — что?
Я огрызаюсь, как если бы студент писал смс во время лекции.
— Твои яйца, наверное, даже не отвисли, — мурлычет она, приобретая очень интересный оттенок фуксии. — Я имела в виду... ты молод. Не ожидала, что ты будешь молодым. Или, например, похож на серьезного Тома Хиддлстона. За это спасибо.
Я начинаю.
— Кто, блять, такой Том Хиддлстон?
В хриплых нотках ее голоса есть что-то такое, что я могу сравнить разве что с первым прослушиванием шедевральной симфонии.
Откровение.
И как же я перешел от возбуждения до... знакомства с этой чертовски любопытной девушкой?
Она — не набор размытых частей тела из моих фантазий, а женщина из плоти и костей. Нежная физически, но в ее глазах, в том, как она внимательно меня разглядывает, есть ум, словно она делает выводы.
В своем нетерпении я не смог остановиться и заметить, насколько она совершенна в своей застенчивости.
Как мил ее румянец в сочетании с белыми зубами, которыми она грызет свою нижнюю губу.
Шелк ее халата колышется, ловя свет ламп при каждом неглубоком вдохе.
Моя грубость не позволила ей зайти в комнату больше, чем на несколько дюймов. Мне ведь не нужен ее страх, верно? Мне нужно ее доверие.
Я хочу, чтобы она отдалась мне, не сомневаясь, что я знаю, как будет лучше, пока мы находимся в этой комнате.
Если это произойдет, мне придется надеть поводок на животное внутри меня, пока она не будет готова к этому.
— Прошу прощения за резкость. Ты не ожидала, что я молод, а я не ожидал, что ты так красива! — честно говорю я, хотя напряжение от возбуждения все еще сгущает мой голос. — Не желаешь ли отклеиться от двери?
Через секунду она кивает и идет ко мне, концы пояса ее халата обвиваются вокруг пальцев.
Внутри меня начинается шуметь кровь, и с каждым ее шагом в мою сторону этот шум становится все громче и проникает все глубже.
Никогда раньше у меня не было такого чувства, будто я нахожусь на пороге чего-то, что изменит мою жизнь, но сейчас оно заполняет меня.
В моем животе затянут тугой узел, и, когда свет фонаря открывает ее глаза, он затягивается сильнее.
Один синий, другой коричневый.
Аномалия.
Моя рука тянется к ее подбородку прежде, чем я успеваю остановиться. Она вдыхает и отступает назад, наклоняя голову вперед так, что светлые волосы падают, как занавес, по обе стороны от ее лица.
Прячется.
— Неужели мои странные глаза могут стать препятствием для сделки?
— Что? Нет.
Господи, я все испортил.
— В них нет ничего странного. Вообще ничего. Они необыкновенные.
Она снова поднимает голову, показывая, что часть застенчивости исчезает из ее выражения.
— Они, вроде как, мои злейшие враги.
— Почему?
Она облизывает губы и понижает голос, как будто готовится поделиться со мной секретом, и я задерживаю дыхание, не желая пропустить ни единого слова.
— Когда я вру, коричневый цвет превращается в мшисто-зеленый. В юности из-за этого я часто получала наказания.
— А когда ты подросла?
— Я научилась носить солнцезащитные очки.
Из меня вырывается смех, неожиданный и неподдельный, и ее улыбка становится еще шире.
Всего несколько минут назад мой член управлял моей жизнью. Но, хотя я все еще тверд как сталь и отчаянно жажду облегчения от этой девушки, в моей груди появляется странное чувство наполненности.
Я не могу перестать смотреть на нее. Или хочу услышать, что она скажет дальше.
— Как тебя зовут?
Короткое колебание.
— Я не должна называть свое настоящее имя.
Я подхожу ближе и убираю ее пальцы от пояса халата.
— Пожалуйста.
— Алана... — шепчет она, наблюдая за моей работой. — А ты?
Ничего страшного в том, что она узнает, нет, если моя фамилия останется в тайне.
К тому же, я хочу услышать, как она это скажет. Очень сильно.
— Джейден.
— Джейден.
От того, как она вытягивает нижнюю губу сквозь зубы, произнося букву «Н», мой член упирается в молнию.
Как и румянец, который вновь появляется на ее щеках.
— Эстель сказала мне, что ты хочешь, чтобы тебя звали как-то иначе... — шепчет она.
Мне нечем помочь.
Я стону, как сломленный человек, и сам факт того, что эта красивая девушка знает о моем голоде, что она здесь, чтобы укротить его, почти достаточен, чтобы вывести меня за грань.
— Именно так, — хриплю я. — Как ты к этому относишься?
Алана на мгновение задумывается.
— Ну, когда я подумала, что ты будешь выглядеть и звучать как настоящий Элмер Фадд, мне стало не по себе.
И снова она вызывает у меня усмешку.
— Но ты... горячий.
Это признание заметно смущает ее, но она продолжает.
— А еще ты, вроде бы, порядочный.
— Порядочный?
— Да.
Освободив ее пальцы от шелка, я держу ее руки в своих, делая большими пальцами круговые движения по ее ладоням.
Интересно, понимает ли она, что с каждым кругом, который вычерчивает мой большой палец, ее соски твердеют все больше и больше, образуя плотные точки под ее халатом.
— Я не могу видеть, как ты делаешь то, о чем говорила Эстель.
Это заслуживает поднятия брови.
— Что, по словам Эстель, я буду делать?
— Я бы не хотела повторять это, — говорит она.
Я подношу ее запястье ко рту и с открытым ртом целую место, где бьется ее пульс.
— Если ты не можешь повторить слова, Алана, то как ты собираешься делать это со мной?
— Ты ведь заказал девственницу, не так ли? Разве нервозность не являются обычным делом?
Мой рот замирает.
— Девственницу?
Я идиот, что не распознал это раньше. Может быть, я списал ее застенчивость на часть игры.
Но она должна быть актрисой, удостоенной премии «Оскар», чтобы справиться с таким уровнем неопытности.
— Я не заказывал девственницу, Алана, — честно говорю я, наблюдая, как удивление загорается в ее глазах. Особенно в голубом.
— Ты не делал этого?
— Нет. Я бы не стал. Не зная, как сильно я хочу...
Я провожу свободной рукой по волосам.
— Эстель назвала мне цену, и я подумал, что она высока, но, учитывая то, что я хотел... учитывая то, как долго я этого хотел, я согласился заплатить.
У Аланы открывается рот.
— Значит, Эстель просто подарила мою девственность как бесплатный тостер?
Я разражаюсь смехом, качая головой.
— Ты просто уморительна, знаешь об этом?
— О. — Удовольствие стирает шок с ее лица. — Спасибо.
— Всегда пожалуйста
— Значит, вы даже не пытались с ней торговаться?
— К счастью, нет. Это было бы преступлением, учитывая то, кого она мне прислала.
Я провожу пальцем по ее горлу, между мягкими впадинами грудей и по плоскому животу, но останавливаюсь, когда добираюсь до пояса халата, и осторожно развязываю его.
— Она могла бы попросить за тебя гораздо больше, Алана. Я бы заплатил все, что угодно.
— Всегда есть чаевые.
Мы улыбаемся друг другу, а я стою и удивляюсь тому, как поворачивается эта ночь. Ни черта не похоже на то, что я ожидал. Она не является ни чем из того, что я могу ожидать, эта великолепная, остроумная, смелая...
Дева.
Я же не могу трахнуть эту девушку, правда?
Не так. Не в борделе. Ее первый раз должен быть особенным.
На балконе в Париже или еще где-нибудь, пока вдали сверкает Эйфелева башня.
И я должен быть тем, кто находится между ее ног.
Жестокость этого желания застает меня врасплох.
Я не ожидал встретить здесь кого-то, кто выбьет из меня дух, но вот я здесь.
Я с содроганием думаю о том, как близок был к тому, чтобы отказаться от поездки в Джулиан.
Я бы пропустил встречу с Аланой.
И что мне теперь с ней делать?
Это должна была быть одна ночь. Ничто из этого не должно было привести меня сюда.
Может ли что-нибудь получиться из этой... связи с Аланой? Она знает о моем голоде. Она хорошо проинформирована по этому вопросу.
И что мне делать? Представить ее своим сверстникам как мою девушку? Она не может быть ни на день старше...
— Сколько тебе лет?
— Восемнадцать.
Господи Иисусе.
Неудивительно, что мой член начинает пульсировать еще сильнее.
Едва ли законная девственница.
Я не должен хотеть раздвинуть ее бедра и прогнать эту ужасную боль, но я не могу не задаваться вопросом, насколько тугой будет ее киска.
Как она будет нуждаться в успокоении, когда я порву ее вишенку.
Как ее нужно будет учить открываться для меня.
Тебе должно быть стыдно за себя.
— Джейден?
— Я не могу так поступить с тобой, Алана — говорю я, мой голос груб от нужды. — Это должна была быть сделка... но с тобой все будет не так просто. Ты заслуживаешь лучшего, чем какого-то больного ублюдка, которому нравится обращаться с тобой как со своей маленькой девочкой.
Она резко вдыхает при этих двух опасных словах, и я замечаю вспышку возбуждения в ее глазах.
Есть ли вероятность, что ей понравится такая игра так же сильно, как и мне?
Нет.
Ни на одной планете такое невозможно.
У нее недостаточно опыта, чтобы понять, что ей нравится, а что нет. Но, когда она это поймет, я уверен, что это не будет соответствовать грязным сценариям в моей голове.
Я собираюсь прямо сейчас отвезти эту девушку домой к ее родителям, чтобы напомнить себе, насколько она молода и невинна.
А потом я вернусь домой, чтобы оставить эту отвратительную фантазию в прошлом.
Я чувствую панику Аланы, когда обхожу ее, намереваясь забрать свое пальто, а затем найти Эстель, чтобы принести одежду Аланы и дать ей возможность уйти.
Она останавливает меня, когда роняет халат на пол.
— Пожалуйста, не уходи... папочка.
Она расстегивает свой изумрудно-зеленый лифчик и позволяет ему упасть поверх халата, демонстрируя самые круглые, самые идеальные сиськи, которые я когда-либо видел в своей жизни.
— Я буду хорошей девочкой, обещаю.