Ликорис [18+]

Хёнджин не знает, за какие такие заслуги, дядя не осуществил то, что хотел. Наверное, струсил перед тётей и обществом, а потому решил, что надёжный способ получить своё — еженедельно выбивать из Хёнджина дурь.

А может, он просто не смог отказаться от своего желания почесать об кого-то кулаки, кого-то кто никогда не ударит в ответ?

В это утро пятницы Хёнджин чувствует себя как никогда бодро, потому что сегодня у него не было ночной смены. Вчера он сдал своё эссе, и в очередной раз получил отлично на математике.

Он всегда завтракал на полчаса раньше, чем остальные жители дома. В этот раз Хёнджин даже нашёл в себе силы поджарить яичницу, чтобы не идти в школу как обычно с пустым желудком. Кофе в утра, когда он не приходил уставшим с работы, парень всегда заменял на крепкий чай и предпочитал бодриться им.

Яичница аппетитно шипела на сковородке, чайник вскипел довольно быстро, а потому через какие-то пять минут, Хёнджин завтракал, посматривая с кухни в окно на тёмно-синие небо.

Синоптики вчера вечером обещали дождь, что по новой пускало боль внутри.

Прямо как тогда.

Хван бодрился, каждую минуту сбрасывал наваждение и чувствовал какую-то необъяснимую тревогу.

Когда Хёнджин закончил с завтраком, на кухню пришла тётя. Они поздоровались, но на этом всё.

Между ними часто висело молчание, но впервые за долгое время, оно ощущалось так натянуто. Парень допил чай и попрощался, практически выбегая в прихожую. Две минуты у него ушло, чтобы натянуть кроссовки и накинуть куртку.

— Не забудь зонтик, — женщина выглянула из кухни, чтобы закрыть за ним дверь, но в прихожей уже никого не было.

Парень нёсся прочь от дома, лишь бы скорее попасть туда, где это чувство тревоги наверняка спрячется за размышлениями над очередным заданием. А ещё в школе ему не грозило стать проституткой, в конце концов, на виду у стольких людей, тот парень с двумя языками не мог ему навредить.

Хёнджин видел его однажды в толпе спешащих домой школьников, а вечером того же дня ему пришло сообщение:

«Я буду следить за тобой, пока не вернёшь долг».

Тогда это знатно напугало, но больше такого не повторялось. Но сообщение не позволяло расслабиться, напоминая о себе, поэтому Хёнджин работал даже по праздникам, стараясь каждый день получать хоть что-нибудь.

Лёгкие стало жечь, поэтому парню пришлось перейти на шаг.

Дорога в школу занимала двадцать минут от силы, через два светофора мимо вишнёвой аллеи. Признаться, весной он всегда выходил пораньше, чтобы прогулочным шагом погулять между деревьев до самого конца улицы, а потом перейти дорогу и направиться в школу, налюбовавшись видом мягких розовых лепестков, покрывалом лежащих на асфальте.

Сейчас асфальт вишнёвой аллеи покрыт ярко оранжевыми листьями, которые как будто светятся сами по себе. И это зрелище тоже завораживало, однако не дарило того умиротворения, которое было весной.

На подходе к школе, Хёнджин почувствовал как кто-то пнул его под правым коленным суставом. Упав на четвереньки, парень услышал противный хохот и обернулся.

— Что, выблядок, ноги не держат? — ехидно спросил коротко стриженный парень — один из подпевал Хёнсу.

На нём и втором парне, который злобно ухмылялся сбоку, были сплошь брендовые шмотки. Учитывая, кем они были, можно догадаться, что одёжка стянута с жертв.

— Небось привык ползать на коленях, замаливая отцовские грехи, — выдал друг стриженного.

Его крашеные в блонд волосы выглядывали из-под чёрной кепки.

Оба парня захохотали, явно довольные тем, что смогли поиздеваться над ним. Вспыхнувшая ярость обожгла Хвану вены.

— Не думал, что вы такие слова знаете. В ваших папашах же нет ничего святого, воспитали на свою голову отморозков, — холодно процедил Хёнджин, после того как поднялся и отряхнулся.

Парни прекратили смеяться и посмотрели на него с ненавистью. Отцов у них, понятное дело, не было. Как часто это бывает, ушли за кимчи и не вернулись.

— Что? Ах, неужели я не прав! — он приложил руки к губам, округлив глаза. — Спешите в храм, мальчики, отмывать позор, что я вылил на вас своим незнанием! Ничего личного, — пожал он плечами, повторив их недавние ухмылки, — сказал, как это выглядит со стороны.

— Ублюдок! — прошипел крашеный.

Хёнджин оскалился. Начался дождь.

Первый удар пришёлся по животу, но вмиг напрягшийся пресс не позволил навредить внутренним органам. Второй раздался звоном в ушах, когда ему прилетело по скуле.

В ответ он одним ударом, аккурат в нос, вышиб из ближайшего противника дух, и парень в кепке лишился сознания.

Его стриженый друг быстро оценил перспективу, когда рёбра заныли, а потому плюнул Хёнджину под ноги и убежал в сторону школы, оставив своего друга валяться на земле.

— Сказал же, ничего святого, — Хван склонился над ним, за подбородок поворачивая к убегающему другу, как будто он был в сознании и мог видеть этот провал. — Как там мне говорили? Яблоко от яблони — результат на лицо, — горькая усмешка коснулась губ, но парень быстро скрыл её. — Бывай, — он шлёпнул лежачего по щеке и разогнулся, потянувшись.

Развернувшись, Хёнджин тоже отправился в школу — дождь уже забирался за шиворот и заставлял одежду неприятно липнуть к спине.

***

— Хван Хёнджин! — раздался писклявый голос завуча из динамиков системы оповещения.

Одноклассники вздрогнули и обернулись к нему. Хёнджин как раз готовился к первому уроку, сидя за последней партой у окна.

— Немедленно в кабинет директора! — возмущенно пропищал завуч, а потом колонки на секунду оглушили ультразвуком.

Ученики закричали, зажимая уши руками и морщась. После того, как все отошли от шока, началось шушуканье. Хёнджин закатил глаза.

— Больше двух говорят вслух, — выкрикнул он на весь класс. — А то на крыс смахиваете.

Достали.

Не то чтобы он когда-либо был так груб и резок. Но он понимал, что это последняя капля. Финиш.

Под громкое возмущение он покинул помещение и отправился к директору.

Нога болела, когда он поднимался по лестнице, скулу до сих пор саднило, а под рубашкой ныло в противном спазме, на животе наверняка к завтрашнему дню расцветёт синяк.

Раздался звонок на урок, и школа погрузилась в тишину. Только дождь шумел, звонко отбиваясь по земле.

Хёнджин снова погрузился в воспоминания, пока шел по школьным коридорам. Тогда тоже было темно и шёл дождь. Правда, тучи в этот раз светло серые, где-то даже почти белые. Висят себе безобидным куполом высоко-высоко.

В кабинете директора было как всегда мрачно — тяжёлые синие шторы наполовину закрывали окно, по которому барабанили капли дождя. Сам директор в чёрном деловом костюме восседал в кресле за столом среди кучи бумаг и папок.

Мужчина, сцепив пальцы в замок под подбородком, мрачным взглядом рассматривал парня, пока тот здоровался и устраивался на стуле напротив. Когда Хёнджин сел, приготовившись слушать, мужчина выдохнул, прикрыв глаза и начав тереть виски.

— Ты ведь уже знаешь, что будет, ведь так? — как-то устало сказал он, заглянув парню в глаза.

— Очередное наказание, полагаю, — повёл плечом ученик.

— В этот раз ты перешел черту, Хёнджин.

— Они напали первыми! — возмутился он. Правда, потом со тщательно скрытой улыбкой добавил: — Снова.

— Именно поэтому ты напишешь заявление об отчислении, — мужчина пододвинул к нему чистый лист.

— Что? — парень опешил.

— Единственный свидетель утверждает, что зачинщиком был ты, — пояснил мужчина и взмахнул рукой, останавливая парня от оправданий. — Учитывая репутацию этих учеников и то, что на твоем лице синяк, я верю в то, что ты просто защищался, но увы, этого недостаточно, чтобы доказать твою правоту. Комитету нужны факты, а не простые слова. Поэтому лучше, если ты уйдёшь сам. Я позабочусь о том, чтобы твоё личное дело не было запятнано этим инцидентом.

Хёнджин вздохнул, уставившись в белый лист. Действительно финиш.

Дурак.

Оставалось каких-то десять тысяч, еще месяц, чтобы вернуть отцовский долг. Но мистер Ан вышвырнет его на улицу гораздо раньше. А там придётся искать ещё одну работу и спать, скорее всего, на улице.

— Куда я пойду? — спросил парень вслух, погрузившись в тягостные размышления.

— Поступишь в другую школу, — ободряюще улыбнулся директор. Хёнджин вздрогнул и посмотрел на него, — вряд ли там будут те, кто будет знать всю твою подноготную.

Хван безрадостно хмыкнул, вероятность крайне мала.

Лист начинал раздражать, поэтому Хёнджин, не позволяя себе ещё больше расстраиваться, притянул его к себе и взял ручку.

— Скажете, что писать? — он выжидающе посмотрел на директора.

Тот окинул задумчивым взглядом свой кабинет, встал с кресла и сложил руки за спиной.

— Записывай, — кивнул мужчина.

***

Скандал, который закатил мистер Ан, когда вернулся с работы, был поистине грандиозен. Хёнджину досталось по уже больным животу, правой ноге и лицу. Разошёлся мужчина не на шутку, ныло всё тело.

— Как ты посмел опозорить меня! — орал мужчина, пиная сгруппировавшегося парня по локтям. — Сучоныш, чтобы завтра же собрал свои манатки и котился на все четыре стороны!

Тётя ещё была на работе, но Хёнджин не сомневался, что в этот раз, она точно не вступится.

— Вам больше не нужно два миллиона? — спросил он, когда дядя, пнув его напоследок, направился к бару.

— Плевать мне на оставшиеся десять тысяч, — рявкнул Ан, даже не удивившись вопросу. — Отдавай всё, что заработал и вали, иначе я обустрою тебя, как и планировал.

Хёнджин больше ничего не спрашивал, просто уполз в свою комнату и развалился на кровати звёздочкой.

Голова болела, хотелось свернуться калачиком и исчезнуть навсегда, спрятаться от этого жесткого и несправедливого мира. Глаза жгло, но слёзы не покидали свой дом.

Хёнджин ощутил то бессильное отчаяние, что нёс на себе все эти месяцы, с тех пор как полилась грязь на отца и как узнал истинное лицо дяди.

Огромный камень в груди, больше не желал себя скрывать и придавил к матрасу.

Блядская судьба со своими вывертами на сто восемьдесят.

Целых пятнадцать лет он жил беззаботно, чтобы последующие два года расплачиваться за каждую секунду радости, что была в его жизни. Целых пятнадцать лет он грелся в родительской любви, чтобы потом мучиться бессонницей от того, что не хотел быть объектом любви плотской.

Теперь у Хёнджина ничего нет. Ни страхов, спрятавшихся в темноте густыми тенями, ни надежды, что солнечным зайчиком мелькала где-то там, в обозримом будущем, ни дома, где он бы прятался от всех бед, что сваливались на него.

Голова болела, глаза жгло.

Вселенная точно над ним издевается.

Сон цепкими когтями утащил с собой в мир грёз.

Впервые за два года Хёнджину приснились родители. Их лица были такими светлыми, а руки почти прозрачными. В их волосах застряли звёзды. Хёнджин смотрел, как они плачут, и плакал вместе с ними.