Холодная кровь ворона

- Мама, я больше не буду проказничать, обещаю! И всегда буду вовремя ложиться спать! Я не буду допоздна смотреть фильмы! Я буду помогать тебе в уборке каждую субботу, хочешь? Мама, я буду добрым, послушным, самым лучшим на свете сыном! Только, пожалуйста, вернись ко мне... Вернись и скажи, что ты никогда не умирала... Что ты жива...

Его слова таяли в пустоте. Их слышала лишь комната - богатая и роскошная комната, которая никогда не была ему родной.

Его горячие слезы тяжелыми каплями падали на лезвие ножа, смывая с него струйки свежей крови. Его крови.

Он устал. Он устал быть тем, кем он является. Он устал жить под вечной маской, выдуманной не им.

Он хотел вернуть родителей... или же самому оказаться рядом с ними.

- Витя!

Он не слышал. Ему было плевать. Это решение ему далось особенно тяжело, и если он передумает...

- Витя!

Парень судорожно вздохнул, с отвращением откинул нож и рухнул на диван, сжав волосы руками.

Людмила кинулась к брату и в великом страхе обняла его. Он был так близок к смерти...

- Люся... - устало простонал он. - Зачем было это делать?

Девушка дрожащими руками прижала его изрезанное запястье к своей щеке, пытаясь подарить ему частички добра, которых так не хватает парню.

- Я не могу тебя потерять, - честно прошептала Людмила и с нежностью погладила его ладонь.

Виктор огляделся, сел и тихо пожаловался:

- Мне надоело. Мне надоело все это. Я устал - физически и морально.

- Ты ведь не сдашься? - укоризненно спросила Люся.

Витя замолчал и пожал плечами.

- Я уже сдался. Я их боюсь. Я вообще здесь ни при чем. Месть уже была осуществлена. К чему рушить жизни совершенно ни в чем не повинным людям? Ведь у них тоже... Дети... Родители...

- Ты становишься добрым, Вить, - едва слышно проронила Людмила, прижавшись к его груди.

Парень тихо рассмеялся.

- А, может, я всегда им был, а зол был только на тех, кто уничтожил мою судьбу? А теперь их нет. И ненависти... тоже нет. Мне просто нравится то, что я делаю. Но делаю я это безэмоционально. Понимаешь?

Не дождавшись ответа, Виктор продолжил:

- Это они сделали меня таким. И во всем, что случилось, виновны лишь они. Если бы не они, все было бы по-другому. Не было бы всех этих злодеев... не было бы и наших искалеченных душ.

Тиканье старинных часов разносилось по всей комнате. Горький запах дерева лишь дополнял общую картину невиданной роскоши, но совершенного отсутствия уюта. Ведь уют способны создать исключительно добрые люди...

- А знаешь... мне плевать, - рассмеялся вдруг Виктор. - На все. И на людей этих, и на Елену со Стасом, и на Яну с Костей...

- Яну с Костей жаль, - вдруг тихо не согласилась Люся. - Хорошие были ребята... И хоть не мы их убили, но все равно кажется, что мы причастны к их смерти. Совесть мучает... Виноватой я себя перед ними ощущаю.

Виктор ласково обнял сестру и утешил ее:

- Успокойся. Ты не при чем.

Люся всхлипнула и пригладила волосы.

- Он сказал, что хочет убрать Николая. Вот Колю я ему точно не прощу! Воронцов ведь такой хороший!

- С чего ты взяла, что он хочет убить дворецкого? - нахмурился Виктор.

- Он сам сказал. Да и видно, что он Колю недолюбливает, хотя всячески старается скрыть это. Ему не нравится, что Воронцов следователь, пускай и бывший. Но я не допущу, чтобы он причинил вред Николаю!

- Да уж, - хмыкнул Виктор, прищурившись.

- Он меня послушает.

- Он никого не слушает.

- Он любит меня!

Виктор с минуту молчал, пораженно глядя на девушку, потом вдруг истерично рассмеялся.

- Ты действительно так считаешь? - сквозь смех выдавил Витя. - Ты серьезно сейчас заявила о его любви к тебе?

- Ну, а как иначе?! Странные ты задаешь вопросы. Мы же столько прошли вместе, столько пережили... Мы с ним - единое целое!

Виктор откашлялся.

- Романтично, конечно, сказала. Душевно. Но боюсь тебя разочаровать...

Людмила отпрянула от брата и взвилась:

- Что ты опять начинаешь?! Чего ты своими глупыми комментариями хочешь добиться?! Он любит меня! И я его - тоже! Да я... я не представляю своей жизни без него!

- Я тоже. Но, понимаешь... Он уважает тебя. Он гордится тобой, даже больше скажу - восхищается. Но никак не любит. Ты ему никто.

Людмила обняла себя руками вздохнула и сконфуженно замолчала.

Не согласиться она не могла.

- Но ведь... - после долгой паузы начала она. - Мы ведь равны. Мы имеем точно такие же права, что и он.

- Ошибаешься, - тряхнул волосами Виктор. - Он главнее нас. Он сильнее нас. Он озлобленнее нас. Он получает истинное удовольствие от своей работы. Месть его не осуществилась до сих пор. Мы устали, а он - нет. Он продолжает начатое.

Людмила вновь замолчала, а Виктор, дабы поддержать девушку, бодро начал:

- Да не думаю я, что он захочет убрать Николая. Ему это крайне невыгодно. Так что можешь быть совершенно спокойна.

Люся неуверенно улыбнулась и чувственно обняла Виктора.

- Я хочу к маме, - вполголоса сказала девушка. - Не к Елене, а к настоящей маме... И к папе...

Виктор нахмурился и бросил неуверенный взгляд на нож и свое полосатое запястье. Что же сделали с его психикой эти люди... Эти давно убитые, но по-прежнему ненавистные люди. Как же можно вот так вот взять - и уничтожить только что сформировавшийся характер ребенка?

- Я тоже, - одними губами произнес Витя, но его слова не смогли пронзить тишину.

***

Он проснулся от жарких лучей солнца, ласкающих его лицо. Это были те редкие лучи, которые смогли пробиться через слой пыли в тесную комнату.

Неужели наконец наступает истинная весна, предвещающая скорое лето?

Хотя, какой с этого толк? Ну, температура жарче, ночи короче... Как будто короткие ночи являются преградой для совершения преступлений!

Громов сонно пошарил рукой по поверхности табуретки, находящейся рядом с кроватью. Нащупав свой старенький черный мобильник, майор поднес его к затуманенному взгляду.

Полвосьмого.

Хм, сегодня мужчина проснулся довольно поздно... Может, это связано с излишним переутомлением?

Дмитрий Григорьевич зевнул, нехотя встал с кровати и, достав из полупустого шкафа дырявую простыню, отправился на кухню и завесил тряпкой окно, дабы солнечные лучи не мешали его завтраку.

А завтрак обещал быть скудным...

На полках холодильника была лишь неполная бутылка растительного масла, кусок сала, помидор, майонез и три яйца. Впрочем, последние, насколько помнил майор, испортились еще позавчера, но так как Громов не был стопроцентно уверен в данном факте, он решил рискнуть и поджарить яичницу.

Хотя... Нет, слишком долго. Лучше уж традиционно - хлебушек с салом!..

Прожевывая обед, Громов привычно набрал номер Воронцова, даже и не рассчитывая, что Николай ответит. Во-первых, майор не мог связаться с Колей уже второй день, и, во-вторых, напарник в это время, должно быть, дрыхнет. И как вообще эти люди могут вставать в девять, а то и в десять часов утра?

- Слушаю, - раздался неожиданно бодрый голос из динамика.

Громов едва ли не подавился, ошеломленный фактом ответа Воронцова на звонок. Нахмурившись, майор крикнул:

- Не спишь, что ли?

Николай кашлянул. Вопрос звучал так, будто Дмитрий Григорьевич специально хотел разбудить Колю, а теперь разочаровался, узнав, что тот уже встал.

- Я на работе вообще-то, - уточнил Воронцов.

Дмитрий достал последнюю сигарету из неожиданно опустевшей пачки, с наслаждением затянулся и хмыкнул:

- Ну, да, забыл, что у тебя, у бедного, работа есть. Воскресенье, а ты на работе, жаль, правда? Какого черта, я тебя спрашиваю, ты два дня не отвечал на звонки?

Из динамика полился вздох.

- Телефон у меня в беззвучном режиме был. Только сейчас увидел светящийся дисплей, трубку взял.

Дмитрий Григорьевич раздраженно воскликнул:

- Да какой толк от тебя, если с тобой даже связи нет?! Хотел я к тебе поехать, но слишком много тебе чести будет! Один, правда, раз я сглупил, не выдержал...

- Какие-то новости? - тревожно спросил Николай.

Громов поджал губы.

Некрепко прицепленная простыня оторвалась и слетела на пол, впуская в комнату беспощадные лучи весеннего солнца. За открывшемся окном щебетали надоедливые птахи.

И даже через стекло чувствовался аромат Весны. Зелени. Пробивающихся почек. Сухого асфальта.

И даже запах табака не мог их перебить.

Хотя... Нет. Мог.

- Ты в курсе, что Людмила - не родная дочка Ягужинских? - спросил наконец Громов.

Долгое время телефон молчал. Майор подумал было, что случились неполадки со связью, потому как нервно крикнул:

- Эй, Воронцов! Ты меня слышишь?!

- Да, - сдавленно произнес Николай. - А я... А я догадывался. Люся совершенно не похожа на ее... скажем так, родителей. Даже цвет глаз: у Станислава и Елены глаза карие, у Людмилы же - зеленые и голубые. И дело даже не в гетерохромии девушки, отличной от родителей, а в самом цвете. Кстати говоря, у Виктора тоже глаза зеленые...

- Считаешь, парень тоже не их сын? - с интересом спросил Громов.

В трубки зашуршало, затем Николай честно ответил:

- Да. Думаю, да. И это неудивительно. Многие родители не хотят упоминать о том, что их дети - приемные. Я не считаю это странным.

- И я тоже, - кивнул Дмитрий Григорьевич, словно Воронцов мог его видеть. - Но хочу тебе сказать: Люсю на самом деле зовут Аней, и ни в каком детдоме она никогда не числилась, но была похищена в возрасте восьми лет, после чего о девочке не было никаких вестей. Пока твой сотовый невозмутимо валялся в беззвучном режиме, я кое-что нарыл. Валентина и Никита Ивлевы - ее родители, скончавшиеся не так давно. В смерти супружеской пары нет ничего криминального, хотя черт их знает... В любом случае, убивать их я пока не вижу причины. Но вот Анна... Ее похитили. Я разговаривал со следователем, который вел это дело. Он опросил множество свидетелей, и многие видели, как некий мужчина сажал девчушку в машину... но далее их показания разошлись. Кто-то говорил, что Аня села в красную машину, кто-то - в черную. По чьим-то словам девочку усадили в фургон, а по чьим-то - в жигули. Некие твердили, что похититель был довольно немолодым, а кто-то говорил, что преступник едва ли перешагнул подростковый возраст. Видишь ли, Анна шла к бандиту добровольно, поэтому многие не зацикливались на происходящем и не запоминали все, полагая, что мужчина - это родственник или знакомый девочки.

- Добровольно, говоришь? - задумчиво произнес Николай. - Родственник или знакомый?..

- Не перебивай. В общем, много сил было потрачено на поиски малышки, но все впустую. Все уже, наверное, подумали, что Анны уже давно нет в живых, а потому прекратили расследование. Но зуб даю, на тех фотографиях - Люся! Вот только полнее значительно, вследствие чего плохо узнаваема. Но это Людмила Ягужинская!

- Я верю, - кашлянул Воронцов. - Ну а Виктор? Про него есть какие-нибудь вести?

- Если бы были, я бы, наверное, рассказал, - окрысился майор. - Но я с удовольствием их поищу, если ты скажешь, где. Дай мне задание, и я охотно его выполню. А то ты не делаешь ни фига, даже в Питер не едешь, а я паши, да? Нет, мне нетрудно, просто обидно, что ты вначале напрашиваешься на сотрудничество, а сам...

- Тише, тише, - торопливо произнес Воронцов, страшась назревающего конфликта. - Я уже отпросился, завтра еду в Санкт-Петербург. Хозяйке, правда, не сказал, куда, но, думаю, вы одобрите. Кстати, о хозяйке... У нее есть шрам от пожара: когда горел детский дом, она пострадала. Я надосуге выяснил, что за промежуток времени детства Елены был серьезный пожар лишь в одном детдоме. Вы не могли бы поспрашивать бывших охранников, работников, там... Адрес я вам сейчас продиктую, координаты, полагаю, достать будет незатруднительно.

- Без проблем, - хмыкнул Громов.

- Замечательно. Значит, пока Марины нет, вы можете посмотреть об этом детдоме, а потом...

- Что это значит - пока Марины нет? - оторопел Дмитрий Григорьевич, с опаской взглянув на дверь. - Со мной что, еще и Марина будет?! Знаешь, открою тебе секрет: мамы и папы, утомленные заботой за ребенком, отдают его в руки бабушек и дедушек.

- Вы это к чему? - насторожился Воронцов.

- К чему я это? А догадайся! Куда бы я не пошел, что бы я не начал делать - ты всегда посылаешь ко мне эту девку! А я, знаешь ли, не горю желанием работать с совершенно неопытным человеком!

- Вы опять за свое, - устало вздохнул Николай. - Уймитесь. Она ничего плохого вам не делала.

- Да она... - Громов замолчал, пытаясь подобрать нужные слова. - ...странная какая-то. Непонятная. Создается впечатление, будто она меня преследует. Где бы я не находился - везде эта Марина. Пугает она меня...

Воронцов издал смешок.

- Девушка просто...

Мобильник замолчал. Дмитрий Григорьевич нахмурился, встряс трубку, словно от этого был какой-то толк, и поторопил Николая:

- Ну? Чего притих? Договаривай уже!

- ... просто хочет научиться хорошо вести расследования, - торопливо завершил Воронцов. - Ладно, пора мне, вон, хозяйка, вроде, зовет... До скорого!

- Бывай, - вздохнул Дмитрий Григорьевич и устало сунул телефон в карман джинсов.

К черту ждать эту Марину! Хочет научиться расследованиям - пускай почитает детективы, поговорит с опытными ментами... Майор возиться с ней не обязан!

Накинув любимую куртку, Громов вышел из квартиры, надежно запер ее и торопливо пошагал в сторону ближнего магазинчика.

Продавщица тетя Роза, с полным добра лицом - полным как в прямом, так и в переносном смысле - и точно таким же сердцем, окинула майора жалостливым взглядом и тихо спросила:

- Как всегда?

Дмитрий Григорьевич кивнул.

Тетя Роза молча выгрузила на прилавок две пачки сигарет и виновато сказала:

- Больше нет, извини, раскупили.

- Когда завезут? - поинтересовался Громов.

- Завтра утром должны... Хватит до завтра?

- Посмотрим, - достав из кармана купюру, произнес майор. - Если что, в другом месте куплю.

Тетя Роза вздохнула и заученно спросила:

- Что-нибудь еще?

- Если б было нужно еще что-то, я бы, наверное, об этом сказал, - кисло усмехнулся Громов, сунув в карман сигареты.

Женщина взяла купюру и привычно для продавщицы поинтересовалась:

- Два рубля не будет?

- Нет, - сухо бросил майор.

- Жениться тебе надо, Дима, - искренне сказала тетя Роза. - Одичал совсем, тощий стал, как Кащей Бессмертный.

- Хоть бессмертный - и на том спасибо, - криво улыбнулся Дмитрий Григорьевич.

- Ты не отшучивайся, я тебе сейчас серьезно говорю. Баба в доме всегда накормит, продуктов закупит, сигарет тех же... Все ведь женятся - и нормально живут. Советую.

- А я бы в первую очередь посоветовал вам не лезть в души другим, - отрубил Громов и вышел из магазина.

Как путник, месяц изнывающий в горячих песках пустыни хватается за флягу с водой, так и майор схватился за сигарету.

Господи, какое наслаждение...

Громов втянул горький и отравляющий легкие табачный дым, словно пловец вдыхает кислород после долгих подводных плаваний. Внезапно лицо Дмитрия Григорьевича помрачнело и нахмурилось, а сам он, сплюнув, двинулся в сторону знакомой фигурки, маячившей около его дома.

- Что ты здесь забыла? - тихо, но резко спросил майор. - Вот скажи мне, пожалуйста: что ты здесь делаешь?

Марина отступила на шаг, крепко обняла себя руками и сбивчиво начала:

- Но... ведь... У нас ведь теперь общее дело.

- У меня с тобой ничего общего нет! - отрезал Дмитрий Григорьевич. - Прекрати путаться у меня под ногами! Лучше уйди, иначе я буду злиться, ты будешь злиться от того что я злюсь... Тебе это надо?

- Я хочу расследовать это дело, - твердо сказала Марина и храбро взглянула в глаза Громову.

- Я рад за тебя. Расследуй. С Воронцовым.

Поведение девушки было странным. Она яростно теребила свои ладони, слишком часто моргала, ее глаза взволнованно начали метаться в разные стороны, не желая останавливаться на лице майора, а шея едва заметно пульсировала, отдавая звуки сердца...

Типичное поведение преступника, который что-то скрывает.

Только что скрывает Марина?

- Воронцов больше не полицейский, - опустив голову, прошептала Безродных.

Дмитрий Григорьевич вздернул брови, потушил сигарету и усмехнулся:

- А какая, позволь спросить, разница?

- Я хочу работать именно с тобой... - вцепившись в свои волосы, проронила девушка. - Ты хороший... следователь. У тебя очень много...

- Опыта, - кивнул майор. - Слышал уже. Ты наивно полагаешь, что я сейчас буду делать что-то интересное? Ты думаешь, я сейчас еду в самое логово бандитов и буду гоняться за ними с автоматом, как в голливудских боевиках? Или спрыгну с вертолета на парашюте и взорву какую-нибудь несправедливую организацию? Нет. Я сейчас доеду до своего кабинета, включу комп, пошарюсь в нем, найду фамилии и адреса работников детдома, в котором некогда воспитывалась Елена Ягужинская. Если тебе еще не стало скучно, то продолжу: потом я поеду к этим работником и очень долго и утомительно буду расспрашивать у них о пожаре, о самой Елене... Что ты теперь скажешь?

- Я еду с тобой, - со сталью в голосе сказала Марина, снова осмелевшись взглянуть Громову в глаза.

Майор вдруг резко схватил девушку за запястье и бесцеремонно поволок ее в сторону машины, а затем буквально кинул Безродных на переднее сидение, завел мотор и рванул с места.

- Хочешь ехать со мной?! - с плохо скрываемой яростью крикнул Дмитрий Григорьевич. - Прекрасно! Поезжай!

Все внутри у Марины будто сжала чья-то ледяная рука. Девушка боялась дышать, опасаясь, что своим дыханием она разгневает майора еще больше.

А запястье все еще чувствовало его руку... Его холодную погрубевшую ладонь... Эти ощущения заставляли сердце девушки в волнении содрогаться.

- Чего притихла? - процедил Дмитрий Григорьевич. - Обидели бедняжку?

Марина сглотнула и постаралась вдохнуть как можно больше воздуха, дабы насытить им свое сознание. Мозг девушки требовал запахов: горьких сигарет, ароматизатора в виде колеса... Марина пыталась впитать их в себя, насладиться моментом, когда они неограничены.

- Да что с тобой, Дим? - с непониманием воскликнула девушка. - В тот вечер, когда ты забыл телефон...

- А тот вечер я попрошу не вспоминать! - отрезал Громов. - Нетрезвый был, всякую чушь нес.

- Чушь? - прищурилась Марина. - Сколько правды было в твоих словах! Они вызвали у меня гордость и восхищение за тебя и за таких, как ты! Ведь то, что ты сказал тогда, должно быть девизом для всех полицейских!

- Ты правда так считаешь? - тихо спросил вдруг майор.

Марина взглянула на него, прижала ладони к обжигающе пылающему сердцу и уверенно сказала:

- Да. И я горжусь тобой.

Долгое время Дмитрий Григорьевич вел машину молча, изредка поглядывая на пачку сигарет, словно опасаясь, что Марина может ее украсть. Когда девушка уже и не ждала ответа, погрузившись в собственные мысли, Громов со вздохом произнес:

- Ну, хоть кто-то... меня поддерживает. Спасибо.

Спасибо...

Это слово было подобно наивкуснейшему в мире блюду. Оно насытило сердце Безродных, как иного не насыщают самые поэтичные комплименты... Ведь это Дмитрий сказал его, и сказал, адресуя именно Марине! Ни кому-нибудь, а Марине!

- Дай мне свой номер, - неожиданно даже для самой себя попросила девушка.

Громов поперхнулся.

- Зачем?

- Я... - Безродных нервно схватилась за край своей куртки. - Я ведь должна иметь связь с напарником. Вдруг я что-нибудь узнаю... Позвоню.

Дмитрий Григорьевич пожал плечами и кивнул на бардачок.

- Возьми, там визитка моя должна быть. Наделал как-то сдуру целую кучу, теперь не знаю, куда девать их.

Марина с восторгом открыла ящик и, недолго порывшись в нем, достала оттуда небольшой бумажный прямоугольничек. Но больше всего девушку восхитило не наличие наконец-то добытого номера телефона, а фотографии Дмитрия Григорьевича, которая и была запечатлена на визитке.

Жадно впившись взглядом в черно-белое фото, Марина прошептала:

- Какой ты тут красивый получился!

- Очки надень, - серьезно посоветовал майор и кашлянул. - Так, сейчас рулим до кабинета, потом уже двинем к работникам этого детского дома... Еще неплохо было бы узнать, почему произошло возгорание и нет ли в нем неких криминальных деталий. Все-таки, откровенно говоря, мне семейка Ягужинских не нравится совершенно. Когда-нибудь я разворошу их улей, узнаю все тайны этих малоприятных личностей...

Он сказал еще много чего. О семье Ягужинских, о расследовании...

Но Марина его не слушала. Детали о деле ее мало интересовали. Ее взгляд был устремлен на фотографию - где пронзающим душу взглядом Дмитрий Григорьевич взирал в объектив с ноткой какой-то неведомой тоски и едва уловимой печали...