Глава 7. Черный Ворон
Так забавно на запотевшем стекле машины было рисовать различные изображения. Вот елочка, домик, сердечко...
Марина замерзшим пальцем выводила по окну автомобиля не имеющие смысл каракули, сквозь которые были видны озабоченные лица прохожих людей, проскальзывающих мимо девушки с невероятнейшей скоростью. Столько людей, столько лиц... И в каждом из них было что-то уникальное, таинственное, сокрытое от других. Но, к сожалению, память Марины была не в силах запомнить каждое лицо, она лишь искренне поражалась их многочисленности, их неповторимости и непохожести на другие.
В машине отчего-то витал запах елки. Свежей, новогодней елки. Вначале девушка подумала было, что таксист везет домой - или с дома - настоящую ель, но потом приметила ароматизатор с елочным запахом, болтающийся на зеркале.
Веселый шансон, который играл в машине, никак не желал вписываться в общую атмосферу. Ну, представьте: ночь, луна, ветер, умиротворение, искрящийся свежевыпавший снег, запах елки и хриплый голос певца-зэка.
Таксист серьезно что-то рассуждал о смысле жизни, о бесконечных возможностях человека и о его великом значении на этой вселенной, пока жена не позвонила ему и не велела купить по дороге домой курицу и макароны.
Воронцов сидел на заднем сидении рядом с девушкой. Его взгляд был сосредоточенным и довольно нахмуренным.
- Николай, - едва слышно прошептала Безродных. - Может, не надо? Может, Паша уже волнуется...
- Никакого Паши! - отрезал Воронцов. - Пускай волнуется. Сам ведь выгнал.
- Нельзя так! А вдруг твоя бабушка будет против? А вдруг она будет ругаться? А вдруг...
- Не вдруг. Моя бабуля, в отличие от твоего Паши, действительно добрая. Во всяком случае, на мороз без одежды точно не выпрет. Скорее уж наоборот - укутает, как Марфу, и усадит к батарее, чаю горячего нальет, пирожков даст...
Марина вздохнула, укуталась в куртку, которую ей настоятельно дал Воронцов, и жалобно спросила:
- Коль, а тот майор... Ну, начальник отдела... Он правда может посадить Пашу?
Некоторое время Николай молчал, уныло смотря в запотевшее окно. Наконец сказал:
- Я не хочу тебя обманывать, Марин, но если Громов до чего-то докопается... Поверь, он потом не откопается. Он все соки выпьет, пока не найдет доказательства. Вот сейчас думаешь, он ушел, значит отстал? Да ничего подобного! Наверняка он уже бумажки на Мамонтова ищет... да и на тебя, что скрывать. И на меня. А еще он может слежку устроить. Но это в очень редких случаях. Эх, как он мне в свое время жизнь-то подпортил... Но зато он честный. И если на твоего Павла действительно нет никаких доказательств, то арестовывать его он точно не будет. Понимаешь, Громов - это человек порядка. Он хочет, чтобы все в мире было идеально, и чтобы справедливость торжествовала. Но... Признаюсь честно, Дмитрия я откровенно недолюбливаю.
Марина задумалась.
А действительно ли майор такой честный, и без доказательств никого не посадит? Ведь он поверил в виновность Николая. Может, он просто считает сотрудников полиции идеалами, не умеющими врать? Ведь он явно трепетно относится к своей профессии.
А много ли у него вообще прав? Что он может? И какой от него вред может быть Павлу? Громов - такой великий человек... или обычный служащий? Почему он так люто всех ненавидит?
- Приехали, - вдруг сказал Николай.
Машина послушно остановилась.
Сердце девушки сжалось в немом ожидании неизведанного.
Как ее примут совершенно незнакомые люди?
И как там Паша? Он ведь беспокоится... Он ее ищет...
- Николай... - прошептала девушка, подняв встревоженные глаза на мужчину.
- Выходи, - нетерпеливо поторопил он девушку, тем самым оборвав тень ее сомнения.
Она быстро, словно испуганная лань, выпрыгнула из машины и замерла, косясь на чистенькое и вполне уютное здание.
- Прошу, - Николай, расплатившись с таксистом, кивнул в сторону железной подъездной двери.
Марина быстро взглянула на желтые окна и зажмурилась, в страхе прижавшись к плечу Воронцова.
- Я боюсь... - свистящим шепотом произнесла девушка. - Коля, твоя бабушка...
- Господи, да хватит путать мою бабушку с твоим Павлом! Клянусь, это совершенно разные люди! Моя бабуля - добрейшая женщина. Идем же!
Марина вздохнула, укуталась в куртку, словно защищая себя от внешнего зла. В последний раз взглянув на окна, за которыми кипела жизнь совершенно разных людей, она торопливо последовала за Воронцовым.
Первое, что удивило девушку, едва она вошла в подъезд - запах. Здесь не пахло сигаретами и перегаром. Здесь не пахло кошачьими и собачьими отходами. Здесь не пахло тухлым мусором и гнилой едой.
Здесь витал запах живых растений в крохотных горшочках. Запах пирожков, что проникал сквозь двери квартир. Запах чистоты - и если вы думаете, что чистота не пахнет, то вы глубоко ошибаетесь. Запах едва уловимых женских духов и мужского одеколона.
- Странно... здесь... - пожала плечами Марина, тревожно придерживая руку Воронцова. - Какие приятные запахи... И даже соседи за дверями не ругаются. Их что, дома нет?
Николай с жалостью взглянул на испуганную девушку, в смятении озирающуюся по сторонам.
Бедная девочка! Она ведь никогда не видела в жизни добра и уюта... Она не испытывала реальной любви, и жизнь за закрытыми дверями сего подъезда ей казалось чем-то фантастическим и нереальным, будто кадры из дешевого романтического фильма. И хоть Николаю была практически неизвестна судьба девушки, он мог понять о ней даже, глядя во встревоженные серые очи.
- Пойдем, - поборов ярое желание пожалеть ее, сказал Николай.
Марина встрепенулась и, коротко кивнув, стала подниматься по лестнице.
Долго звонить в дверь Николаю не пришлось - казалось, что бабушка весь вечер караулила внука у дверного глазка. Едва рука Воронцова приблизилась к звонку, как из двери высунулась седая голова. Марина стояла чуть поодаль, поэтому замечена старушкой пока не была.
- Ах ты паразит! - закричала бабушка, едва завидев мужчину. - У тебя совсем мозги опухли?! На кой ляд ты куртку снял?! Такой мороз на улице, пар изо рта валит! Ты меня в гроб вогнать хочешь?! Где твоя одежда?! И почему ты так поздно вернулся домой?! Где ты был?! Где шарился?!
- Бабуль, я...
- Ты мне тут не бабулькай! Ишь, подлизаться вздумал! Вон, нос красный, как у алкаша, и щеки красные, и руки красные! Прибить тебя мало! Быстро заходи в дом! Где куртка твоя, я тебя спрашиваю?!
- Бабуль, ты бы не пугала гостью, - Воронцов подтолкнул Марину к двери.
Лицо старушки вмиг изменилось. Она поправила очки и с немым вопросом в глазах уставилась на девушку.
- Здравствуйте... - пролепетала та и устремла свой взгляд в пол.
Бабушка склонила набок голову, осмотрела девушку с головы до ног, при этом обратив внимание на куртку Николая, надетую на нее.
- Ну, здравствуй, - неуверенно кивнула старушка и вопросительно взглянула на Воронцова.
Тот вздохнул, провел ладонью по своим волосам и сказал:
- Бабуль, это Марина. Марина Безродных. Моя знакомая. Ее из дома выгнал... скажем, друг. Она замерзала, ей совершенно некуда было идти. Тем более, выгнали ее по моей вине. Так что я обязан был ее приютить.
Лицо бабушки просветлело. Она с гордостью взглянула на Николая, будто бы одобряя его поступок. Затем распахнула дверь и доброжелательно предложила:
- Заходите, чего мерзнете-то? Сейчас я вам чайку налью... Мариночка, заходи, разувайся, вон тапочки желтые у порога стоят, видишь? Это специально для гостей. Надевай их, а то ноги простудишь, пол у нас холодный.
Марина молча повиновалась просьбам бабушки, искренне удивляясь такой заботе с чужой стороны. Даже Павел так о ней никогда не заботился, а тут...
Обстановка вокруг ее поражала. Все было чисто и уютно, далеко не так, как в их квартире. Пахло мукой - бабушка явно планировала испечь что-то вкусненькое. Весело кипел чайник. На табуретке облизывался толстый рыжий кот, как ни странно, лишь добавляющий уют в общую атмосферу.
- Вон, проходи на кухню, - суетилась бабушка. - Присаживайся... нет-нет, не сюда, садись около батареи, так отогреешься быстрее. А я тут шаньги хотела испечь, да не успела, так что не смотри, что у нас стол весь в муке. Сейчас я тебе чайку налью горяченького... Ты с каким вареньем будешь? С брусничным или малиновым?
- Не знаю, - неловко пожала плечами Марина, с легким испугом осматривая окружающую обстановку. - Я никогда не пила чай с вареньем...
- Да ты что?! - бабушка изо всех сил постаралась скрыть изумление. - Хорошо, я понимаю, дачи сейчас не у всех есть, и вареньем не все нынче балуются... Но ведь в магазинах всякие разные чаи продаются, с самым разным вкусом! Вот ты какой больше любишь?
- Не знаю, - повторила девушка. - Мы обычный пьем. Паша не разрешает дорогой покупать, денег у нас и так мало...
Старушка закашлялась и проговорила:
- Но ведь... Паша твой... Он ведь тоже чай пьет... Неужели он никогда не хотел купить хоть раз что-нибудь вкусненькое?
- Нет. Паша не любит чай. Он другое пьет...
Бабушка нахмурилась, взглянула на Николая и выдавила:
- Хм... Понятно. Ну, хорошо. Налью тебе с малиновым.
В комнате образовалась напряженная тишина, словно тишина после сдачи учеником стихотворения в ожидании комментариев учителя: хорошо или плохо? Лишь чуть влажные серые глаза Марины метались из одного угла комнаты в другой, будто бы ища, на каком предмете остановиться.
Николай кашлянул и неуверенно произнес:
- Марина, это моя бабуля, Вера Анатольевна, та женщина, которая воспитывала меня с самого детства.
- Я поняла, - тихо проронила девушка. - Очень приятно.
Бабушка будто встрепенулась, ловко налила чай, усадила внука за стол и подала обоим ароматные горячие напитки с восхитительным горьковатым запахом чайных трав.
- Вот варенье, - хлопотала бабушка, поставив на стол маленькую вазочку. - Кладите, сколько хотите... Коля молодец, летом успел всю малину собрать, а то наша соседка по даче, бабка Дашка, хитрое мурло, хотела уже нашу ягоду себе захапать! В нашем огороде уже с корзинкой стояла, пока внука не увидела. А только Коля появился, как она - вжик - и нет ее. К себе на дачу ускакала. Вот коза!
Марина вежливо улыбнулась. Лично она искренне не понимала возмущения бабушки, для нее это казалось несерьезной детской проблемой. Старушка же настойчиво пыталась развеселить скромную гостью, тем самым показав, что она может не стесняться и чувствовать себя, как дома.
- А я сейчас шаньги продолжу печь, - радостно поделилась Вера Анатольевна. - Ты никогда их не пробовала? Это такое печенье в форме различных рогаликов. Вкусно получается! Правда, когда Коля берется их стряпать, то у него выходят одни черти... То пересолит, то пригорят они у него. Да, кулинария - бабское дело. Ну, а ты, Мариш, умеешь готовить?
- Да, - радостно кивнула девушка. - Борщ. Правда, Паша не любит борщ. И щи он тоже не любит...
Бабушка вздохнула и осторожно начала разговор на явно запретную тему, которая вполне могла ранить Марину:
- А кто же такой Паша?
- Паша - это мой друг, - уверенно сказала она.
- Друг, - с иронией повторила бабушка. - Странный какой-то друг... Черт какой-то...
- Паша не...
- Да не лезу я к твоему Паше, не лезу, успокойся! Чай-то пей, остынет!
Марина осторожно пригубила обжигающий напиток. Как же хорошо после такого мороза оказаться в тепле и согреть свое горло горячим чаем с малиной, почувствовать его горьковатый вкус, ощутить настоящие семечки свежей малины и отдаться воспоминаниям о времени, когда все было хорошо...
- Я тебе постелю на диване, - уверенно сказала бабушка, принявшись долепливать своеобразные фигурки из теста. - Не знаю, что у тебя там случилось, но представляю, что это нечто страшное, поэтому поживешь пока здесь, нам не тесно. Тем более, ты мне очень понравилась - красивая, милая, скромная... Надеюсь, вы со своим Пашей живете, не как муж и жена? Ибо Коля пока холост, но я, увы, до сих пор не смогла подобрать ему хорошую пару...
- Коля хороший, - улыбнулась девушка. - Вы все здесь очень хорошие. Тут так уютно. Но... Мне очень жалко Пашу... Он волнуется... Переживает, наверное... Как он там один? Ему же грустно...
- Перебьется, - махнул рукой Николай, с шуршанием развернув карамельку. - Что хочешь говори, но Мамонт мне сразу не понравился.
- Ты просто его не знаешь... Он только с виду такой... А на самом деле он очень добрый... Он меня любит...
Николай махнул рукой, поднялся со стула и отправился в свою комнату. Бабушка позаботится о Марине, она накормит ее и уложит спать. Надо будет потом спросить девушку, что она услышала из разговора бандитов? Есть ли какие сведения о картине? Начинать при бабушке этот разговор он не хотел.
Воронцов присел на краешек кровати и задумался.
Кому мог понадобиться этот, хоть и красивый, но совершенно бесполезный кусок холста? Если Николаю не изменяет память, на нем были запечатлены двое мужчин на какой-то лужайке... Надо будет завтра уточнить у хозяйки, что именно изображала картина. Возможно, это может быть очень важно...
***
Вдали, в слабом блеске рассвета сияло озеро, покрытое тонким льдом, будто хрупким хрусталем. Первые лучи солнца рассеивали ночную тьму, топили в своем свете луну и звезды, окрашивали красной кистью веточки деревьев и погружали мир в дневные будни.
Возле дома Ягужинских отчего-то витал запах сигарет и свежего морозного запаха рябины.
Костя с усердием вычищал хозяйскую аллею от свежевыпавшего снега, изредка останавливаясь и с какой-то непонятной грустью глядя на лучики рассвета.
- Здравствуйте, - улыбнулся Николай, сунув руки в карманы. Почему-то ранним утром всегда очень холодно. - Вы уже здесь? Уже приехали?
Константин кивнул. Вытер взмокший лоб и продолжил чистить снег.
- Помочь? - предложил Воронцов.
- Не стоит. Это исключительно моя обязанность. Вас хозяева ждут.
Николай пожал плечами и постучал в высокую дубовую дверь.
Она отворилась, и перед Воронцовым возникла Елена Генриховна при полном параде - накрашенная, одетая в явно недешевое платье без рукавов, укрытая расписной шалью и пахнущая дорогими духами.
- Николай? - вздернула бровь Елена. - Вы почти опоздали. Мы уже собирались уходить! На кого мне дом оставить? Не на Яну же с Костей!
Константин невозмутимо продолжил чистку снега. Он либо не услышал реплику хозяйки, либо только благоразумно сделал вид, что не услышал.
Воронцов нахмурился. Елена доверяет ему больше Кости? Но ведь последний работает в доме гораздо дольше... Неспроста это.
- Что вы встали столбом? - крикнула Ягужинская. - Входите уже! Я замерзла здесь стоять!
Николай торопливо шмыгнул в дом, снял заснеженную куртку и мокрые ботинки, после чего прошел на кухню, где вовсю хлопотала Яна.
- Ой, здравствуйте! - просветлела она, едва завидев дворецкого. - Как хорошо, что вы пришли! А то скучно мне, поговорить не с кем... Чай будете?
- Не сейчас, - улыбнулся Николай. - Вначале нужно на стол накрыть.
- А Елена Генриховна не разрешила накрывать! Она сказала, что не будет сейчас завтракать, а поест, когда приедет. А приедет она... не знаю, когда, спросите у нее сами. Вот. Тогда и накроете.
- Куда же она собралась с утра пораньше? - удивился Воронцов, присев за стол.
- Не знаю... Говорят, сегодня какие-то артисты французские приезжают, и Елена Генриховна со своей семьей хочет на них посмотреть. Только Виктор отнекивается, и вот сейчас он сбежал куда-то, лишь бы в театр не идти. Говорит, скука страшная... А я с ним согласна. Ну чего в этом театре делать?
- Это указывает на твою безнравственную натуру, Яна, - вдруг раздался строгий голос со стороны двери.
Девушка ойкнула и рухнула на стул, а Елена гордо вошла в гостиную, презрительно косясь на домработницу.
- Театр не любят лишь необразованные люди из низшей крестьянской семьи, - холодно говорила хозяйка, заваривая себе чай. - Театр - это искусство. А не любят его лишь совершенно неумные существа. И Виктор его полюбит. Я приложу немало усилий, но Виктор его полюбит, ибо человек из достойной семьи обязан уважительно относиться к искусству. Вот сейчас он сбежал неизвестно куда. Вернется домой - получит. Месяц дома сидеть будет, вообще никуда не выйдет.
Елена села за стол и принялась неспешно пить чай, даже через это незначительное действие демонстрируя свое воспитание и культуру.
Но некоторые вещи зависят не от нас, вернее, не совсем от нас. Чашка с чаем выскользнула у хозяйки из рук и облила своим содержимым богато расписанную шаль Елены.
- Вот кошмар! - взвизгнула хозяйка, вскочив со стула.
- Елена Генриховна, давайте я вам помогу! - пролепетала Яна и потянулась за салфетками.
- Уйди, - устало крикнула Ягужинская. - Лучше застирай скорее вещь, иначе она испортится!
Елена торопливо сбросила с плеч запачканную шаль, и Николаю представилась жутковатая картина.
На оголенном плече хозяйки был огромный безобразный шрам, который она по инерции прикрыла ладонью. Шрам тянулся от плеча к локтю и имел форму, подобную кучевому облаку. Откуда же у богатой женщины-недотроги имеется такая ужасная примета?
- Огонь, - проследив изумленный взгляд Николая, ответила хозяйка. - При пожаре пострадала. Когда детдом горел, мне с трудом удалось спастись.
- Вы из детдома? - нетактично спросил Воронцов.
- Да, но... Это неважно. Ведь главное не происхождение, а сам человек.
- Я полагал, что деньги достались вам в наследство от родителей... Неужели вы самостоятельно достигли таких высот? Как же, если не секрет? С помощью картин?
Хозяйка замолчала. Пустым взглядом обвела комнату. Коснулась чашки с вылитым чаем и сказала:
- Идите к Людмиле, поторопите ее. Скоро выходить, а она, наверное, не собралась еще.
- Постойте! - вскочил Воронцов. - Ваша пропавшая картина! Я хотел спросить...
- Делайте, что я велю, Николай, а спросите после! Ну, живей!
Воронцов поджал губы, но спорить не стал, лишь покорно начал выходить из кухни и наткнулся на Костю. Перепачканными руками Константин пригладил волосы и отрапортовал:
- Снег вычищен, Елена Генриховна. Разрешите мне перекусить? На улице аппетит у меня разыгрался...
- Ешь, - тряхнула головой хозяйка, обняв себя руками, будто пытаясь скрыть уродливый шрам.
Костя мельком взглянул на ее плечи, затем хихикнул:
- Уж как хорошо я себя чувствую, когда обедаю в вашем богатом доме. И картошка у вас вкусная, и всякие блюда... Представляю себя царем, Елена Генриховна. Иваном Грозным, вот!
- Свои представления прошу оставить при себе, - поджала губы Ягужинская. - Хватит сверкать своей безграмотностью. Представляй себя кем угодно, но только не Иоаном Четвертым. На столе у Грозного картошки уж точно быть не могло. Не было в России тогда ее. Фу, и слово-то какое глупое! Картошка! А чем тебе слово "картофель" не нравится?
- Елена Генриховна! - жалобно воскликнул Костя. - Ну я же так, просто!
- Ну и я так просто. Николай, вы не забыли, о чем я вам говорила? Попрошу немедленно идти к Люсе! Я же пойду потороплю Стаса, чего он там застрял...
Елена медленно поднялась со стула и вышла из кухни.
- Вот же вредная! - выдохнул Костя, с надеждой взглянув на Воронцова.
Тот улыбнулся, почесал нос и кивнул:
- Соглашусь.
- Ничего, последние деньки здесь работаю, - помыв руки, поделился Костя. - Скоро уж вдохну спокойно воздухом свободы! Вы не представляете, до чего мне надоела работа мальчика подай-принеси-помой-почисти.
- Отчего же до сих пор не ушли? Почему продолжаете работать?
Костя замолчал, задумчиво потер переносицу, вглянул на Николая с какой-то непонятной загадочностью и тихо спросил:
- Вы верите в Черного Ворона?
Дворецкий закашлялся:
- О чем вы?
- А... Не верите, значит. Хорошо. Так даже лучше. Не обязательно о нем знать... Я все беру на себя.
Костя замолчал и начал пить чай, потеряв всякий интерес к Воронцову. Николай хотел было что-то сказать, затем махнул рукой и поднялся по ажурной лестнице - к комнате Людмилы.
На стук никто не отозвался. Решив, что дочь Ягужинских не посчитает дворецкого тем, кто нахально вламывается в чужие комнаты, Воронцов осторожно приоткрыл дверь.
- Людмила Станиславовна, Елена Генриховна просила передать...
Николай осекся.
Люся сидела на кровати, обняв колени руками и теребя тонкими пальцами кисти шарфа, окутывающего шею девушки. Взгляд ее голубо-зеленых глаз был не сказать, что злым, но каким-то безумным. Людмила медленно раскачивалась в разные стороны, упрямо смотря в одну точку.
- Людмила Станиславовна, ваша мать просила передать, чтобы вы поскорее собирались в театр. Людмила Станиславовна?
Девушка не отреагировала ровно никак. Будто бы и нет здесь никакого дворецкого. Будто бы она находилась в неведомом трансе...
- Людмила Станиславовна! - с напором повторил Воронцов.
Люся замерла и медленно подняла свои огромные глаза на Николая. Вначале в них отразился легкий испуг, но вскоре он сменился ярой злобой.
- Уходи! - закричала девушка и затряслась то ли в страхе, то ли в бешенстве. - Пошел вон! Проваливай!
- Лю...
- Уходи отсюда! Не будь здесь! Это моя комната! Тебе сюда нельзя! Уйди!
Воронцов поперхнулся и спешно вышел из комнаты.
Да что ж такое в этом доме творится! Одни гонят, другие гонят, третьи гонят! Да чем он им всем не угодил?!
А Люся-то... Похлеще Виктора будет! Тот, хоть и бросается всякими некультурными словечками, но зато он предсказуем и прямолинеен. Но Людмила... Черт знает, что от нее ожидать! Не врет ведь пословица: в тихом омуте черти водятся.
Да. Странный дом. Странные жильцы. Лишь один Станислав более-менее внушает доверие, да и то...
Николай бросил усталый взгляд в окно и вздрогнул. За стеклом с нескрываемым интересом за дворецким наблюдал черный ворон...
***
Мягкая кисть с желтой краской плавно ложилась на лист, вырисовывая волосы мужчине.
За спиной Николая стояла Марина и с нескрываемым интересом наблюдала за его действиями.
- Красиво рисуешь, - похвалила она его.
Воронцов улыбнулся.
- Да, в детстве очень любил рисовать... Но со временем хобби исчезло. Забота, работа...
- Но сейчас ведь ты рисуешь!
- Это тоже работа. Понимаешь, картину ведь украли... Но я должен четко знать, что на ней было изображено. Я пытаюсь это запечатлить. В принципе, я ее помню достаточно хорошо, зрительная память у меня более-менее развита, как и подобает следователю. Но мало ли. Вдруг забуду. Я помню, там были двое мужчин. Один красивый, молодой, с пышной светлой шевелюрой. В руках он держал какую-то книгу. У меня есть чувство, что я его уже где-то видел... А другой мужчина чуть старше, лет сорок-пятьдесят, смотрит на красивый дом вдали. Тоже отчего-то знакомое лицо, хотя, возможно, это мне лишь кажется. Стоят они на лужайке, летом. На небе светит солнце. Я... я пока не очень понимаю, что это может значить, но на всякий случай запечатлю... хотя до навыков Елены мне еще далеко.
Марина пожала плечами.
- По мне, ты очень хорошо рисуешь.
- Спасибо. Но ты не видела картины Ягужинской.
Девушка замолчала, присела на краешек кровати и задумчиво стала изучать узоры на ковре.
- Кстати, что от Павла-то узнала? - поинтересовался Воронцов.
Марина потерла мочку уха и покачала головой:
- Ничего особенного. Они не говорили о картине. Только о каком-то Роме, о вороне...
- О вороне?! - воскликнул Николай, отбросил кисть и пораженно уставился на девушку.
Та изумленно взглянула на него.
- Ну, да. О вороне. О том, что он такой страшный и что лучше попасть в тюрьму, чем к нему в лапы.
Николай нахмурился.
- Странно получается... Костя тоже сегодня говорил о неком Черном Вороне. Да и Яна что-то про него бормотала! Видать, неспроста это все, ох неспроста... Чувствую, этот Ворон имеет какую-то связь с пропажей картины... Вот бы узнать о нем побольше... Ох, неспроста его кличка везде мелькает, ох неспроста...
