Воришка снов

Я смеялась, показывая пальцем на кошмар в клетке.
Кошмар дружелюбно оскалился – и просочился сквозь прутья.

- Идем со мной!
Сергей стоял на подоконнике, протягивая руку. Золотистый свет снаружи придавал чертам его лица невыразимую глубину. Я смотрела – и не могла налюбоваться улыбкой, теплыми, неглубокими еще, морщинами, небольшой щетиной, короткими, русыми с проседью волосами. Ладонью учителя, в конце концов.
- Идем со мной, - повторил Сергей. - Там – целый мир!
Я шагнула к нему, вскочила на подоконник и обняла учителя. От его джинсовой рубашки пахло сигаретами с ментолом.
- Пожалуйста. Пожалуйста, останься!
- Я никогда не уходил.
Запах изменился так внезапно, что закружилась голова. Мягкий аромат пропал, сменившись горьким запахом дыма. Джинсовую рубашку сменила скользкая синтетическая ткань плаща. Я медленно оторвалась от мужчины и подняла взгляд. На меня смотрела темнота капюшона воришки снов.
- Я пришел, когда он погиб. Но, чтобы узнать тебя, научиться проникать в твои сны, ушло одиннадцать долгих лет.
Я отшатнулась, но Макс удержал меня, обхватив за плечи. Бороться было совершенно бессмысленно – слишком сильными оказались его руки. Воришка развернул меня спиной к окну и толкнул, в последнюю секунду удержав за трещащую ткань рубашки. Повиснув над смертью, я боялась даже дрожать, чтобы не испытывать на прочность воротник.
- Чувствуешь, как здесь страшно? – Макс слегка тряхнул меня, рубашка издала кошмарное «крааак!» и обнажила синюю чашечку лифчика. - А он сам шагнул. Как думаешь, что может толкнуть человека на самоубийство?
Я заскулила, зажмурив в глаза.
- Отвечай!
- Не знаю! Страх, он пыток боялся!
Макс грустно прикрыл глаза.
- Неправильно.
И разжал кулак.

***

В комнату сквозь плотно задернутые шторы едва пробивались солнечные лучи. Пахло пылью и старостью. Я лежала на широкой кровати, одетая в ночную рубашку. Вокруг царили тишина и полумрак, но комнату разглядеть удалось. Помимо деревянной койки, старой и скрипучей, у стены высился такой же шкаф, еще советских времен, и больше ничего не было, если не считать круглого табурета рядом с выходом. Дверь была закрыта.

Я чувствовала себя остывшей деталью, зажатой в тисках кузнецом. Попыталась перевернуться на бок, но тело еще не слушалось. В голове царила гулкая пустота, не заполненная даже болью, в горле пересохло. Дрянь, которой меня накачал Макс, все еще действовала – веки отяжелели, и постепенно глаза закрылись сами собой.

***

Я сидела на краю мира, свесив ноги. Где-то в миллиарде миллиардов световых лет взорвалась ярчайшая Сверхновая. Вокруг простирался ледяной космос, но я не мерзла – на краю было тепло. Под руками лежали холодные скалы, над головой мерцали бесчувственные звезды. Я выдохнула, и облачко пара сорвалось с губ, устремившись в бесконечность, растворяясь в ней, составляя её.
- Пусть лучше меня кремируют, чем закапывают в капсуле.
- Чтобы пепел развеяли? – Макс присел рядом. Я прислонилась к его узкому плечу.
- Угу. Разве не чудо – унестись по волнам ветра во Вселенную, стать ее частью?
- Печально, - хмыкнул воришка снов.
- Почему же?
- Разве не печально, что чувствовать себя частью Вселенной ты можешь только через смерть?
Сергей провел рукой по моим волосам. Во взгляде учителя затаилась тихая грусть. Я поняла, что не удивляюсь их частым сменам. Что вообще ничему уже не удивляюсь. Всеми чувствами овладело благостное смирение. Я умру? Здорово. Я буду жить? Замечательно. Здесь, на краю мира, под светом взрыва Сверхновой, сама жизнь показалась несущественной мелочью. Есть только мы, земля и Сверхновая.
- Я очень устала. Зачем ты мучаешь меня? Почему назвался Максом? К чему все это?
- Потому что так и есть. Я – Макс. И всегда им был.
Рука, ведущая по волосам, незримо изменилась. Воришка снов положил ее мне на спину – и надавил, медленно сталкивая вниз.
Я покорно соскользнула с края, отдавшись торжеству полета в бескрайнюю пустоту. Тело камнем неслось вниз, а я лишь шире открыла глаза, впитывая свет ярчайшей звезды. Он все приближался, заполняя собой сознание, неодолимо и бессмысленно, как сама жизнь. Как сама смерть.

А потом свет Сверхновой собрался в один-единственный маленький фонарик...

***

...которым мне светили в глаза. В голове чуть прояснилось, наверное, наркотик закончил действие. Я зажмурилась, чтобы свет не раздражал, и фонарик сразу прекратил скакать по векам.
- Доброе утро, - усмехнулся знакомый силуэт.
Перевернувшись на живот, я невольно застонала. Макс положил фонарь на тумбочку и, опершись на дверной косяк, сложил руки на груди.
- Как ты... - я закашлялась. - Как ты проник в мой сон, не засыпая здесь?
- Просто перешел на другой уровень, - дернул плечами Макс. - Это для тебя есть разница, а мне все равно, на каком из них будить.
- Где я?
Воришка снов передал мне стакан воды.
- В последнем оплоте секты, которую ты уничтожила. «Крылатые» собираются здесь, чтобы проводить ритуалы.
По спине пробежал холодок.
- Зачем ты меня сюда притащил?
- Ты здесь, чтобы понять своего учителя.
Воришка положил на койку к фонарику мою заколку.
- Выберешься отсюда – поговорим.
«Бред какой-то!»
Хотелось сказать это вслух, но на глаза снова рухнул тяжелый темный занавес. Голова пошла кругом, и я опять соскользнула в сон.

***

Моего тела больше не было. Только вода. Огромное, глубокое соленое море, чуть подернутое рябью легкого бриза. Я висела над ним, не в силах протянуть руку, коснуться. Это было хорошо.
А потом изнутри, со дна, поднялось нефтяное пятно. Черная масляная пленка росла с каждой секундой, поглощая прекрасную лазурную глубину. Подавляла её. Потом всплыла мертвая рыбка. И еще одна. И еще. И еще. Мое море умирало под натиском блестящей на солнце черноты.
Нефть – это кровь земли, как пелось в одной песне. Я вглядывалась в собственное отражение, почему-то плывшее по матовой поверхности отравленной воды. В пятнах нефти не отражаются.
- Что ты хочешь показать?
- Тебя, - раздалось сверху.
Сильные руки толкнули меня в черную смесь. В нос ударил резкий, тяжелый запах, рот наполнился кислой маслянистой жижей. Волокна нефти обвили меня, заменяя клетки несуществующего тела. Воды не осталось, не осталось ничего – лишь темное бесчувственное пространство. Наверное, даже глаза теперь состояли из нефти. А потом, словно где-то далеко-далеко, на границе не только сна, не только мира, но на границе самого моего Я появились голоса.

- Мама, а Света проснется? – спросил ребенок. Девочка.
- Обязательно, маленькая, - женщина всхлипнула. - Она обязательно проснется, Света очень сильная.
- Я скучаю по ней...

Головная боль, пробившаяся сквозь сон серой вспышкой, принесла с собой единственное желание – открыть, наконец, глаза. Вынырнуть в последний раз – и никогда уже не погружаться в сон. В трясину. В болото. В мой долгий, никак не прекращающийся кошмар, вязкий, тяжелый и душный. Собрав всю волю в кулак и попытавшись разлепить веки, я заскрипела зубами – мозг словно рвали на части изнутри, пожирая кусочек за кусочком. Слезы хлынули ручьем, но перед глазами, подернутыми пеленой, появились две неясные фигуры. Еще одно усилие, и...

***

...воздух в комнате казался таким спертым, что приходилось дышать полной грудью, глотая пыль, собирая в легкие весь оставшийся кислород, но этого все равно оказывалось недостаточно. Дверь в комнату, где я лежала, закрыли. Возможно, сам Макс.
Подняться на ноги я смогла с третьего раза. Тело качнуло в сторону, но, в целом, никаких повреждений не ощущалось. Интересно, меня уже ищут? Надеюсь, дом не разнесли. Телефон, должно быть, остался на тумбочке, если Макс его не выкрал.
Я помотала головой и подошла к заколке. Подняв ее, сунула в карман брюк. Когда успела одеться? Не важно. Это сон. Чем дальше – тем больше в этом убеждаюсь. И, если те голоса – правда, то меня уже очень давно ждут «снаружи». Подойдя к окну, я отодвинула шторы. Судя по открывшемуся виду, Макс притащил меня на окраину города, подальше от людских глаз. Вокруг не было других строений, только очертания какой-то свалки на горизонте. Помощи ждать неоткуда. Из оружия – только заколка, острая, но маленькая. Комната находится на втором этаже. В доме, возможно, пятеро сектантов. Перехватив холодную сталь удобнее, я открыла скрипучую дверь.

Если в доме кто-то был, сейчас он прибежит сюда.
«А когда Света проснется?»
Со стороны лестничного пролета раздались быстрые шаги, и я скользнула вправо, скрываясь за каким-то не то шкафом, не то холодильником.
«Света очень сильная».
Мимо прошла фигура в плаще с серебряным вороном на спине.
«Она обязательно проснется».
Я сделала шаг вперед и изо всех сил ударила сектанта в висок. Тот качнулся, повалился на пол, так что пришлось его подхватить, чтобы не наделать еще больше шуму. Оттащив одного из Крылатых в комнату, я подошла к спиралевидной лестнице на первый этаж.
«А когда?..»
Внизу я столкнулась еще с одним сектантом. Прятаться было поздно – мы практически налетели друг на друга.
«Света проснется?»
Он попытался крикнуть, но я воткнула заколку в правый глаз. На секунду мелькнула мысль: почему бы не превратить ее в меч? В ушах стоял непрекращающийся звон, будто чей-то голос растянули и сплющили до одной-единственной отвратительной ноты.
«А когда проснется?»
Я рванула заколку на себя, хлынула кровь, и Крылатый рухнул на пол.
«Когда».
Перешагнув через тело, я заглянула в первую попавшуюся дверь. Оказалось, это кухня. И на ней трудилась Крылатая, которую я узнала. Елена посмотрела на меня, потом на заколку. Взгляд девушки ничего не выражал, будто у спрайта.
«А проснется?»
Я подошла вплотную, так, чтобы чувствовать ее дыхание.
«А когда Света проснется?»
- Делай, что должна, - отвернулась.
Я забила заколку ей в грудь. Кровь хлынула прямо на руки, но я не воспринимала ничего, кроме непрекращающегося звона, выдавливающего из головы эмоции. Вспомнились китайский квартал и длинная вереница жертв.
Я – инструмент. Перерабатывающий живое в мертвое комбайн. Лишь механизм, передвигающий заточенный штырь. Дом утонул в тишине. Выключив плиту, на которой сектанты хотели приготовить завтрак, я поплелась искать выход.
«А проснется – Света?..»

Стоило протянуть руку к двери, как боль взяла свое: тиски, давившие на разум, наконец, сомкнулись – и я рухнула на пол, даже не почувствовав удара от падения. Перед глазами разливался холодный белый свет, мозг горел изнутри, требуя немедленно отпустить его, потерять сознание. Уснуть.
«Когда ты в последний раз принимала таблетки?»
Свет вспыхнул особенно ярко – и исчез.

***

Лес шумел так громко, что заглушил последние мысли. Под руками чувствовался влажный мох, над носом кружил противно пищащий комар. Я махнула ладонью, отгоняя противную живность, и села. С волос тут же скатился черный комок паучьих лапок, моментально скрывшийся в осенней листве.
Глубокий вдох – легкие наполняются ароматом соснового бора, разжимая стальной капкан, обхвативший голову узким ободом. Я прикрыла глаза, проведя ладонью по шершавому стволу ближайшего дерева. Пальцы, конечно, тут же угодили в смолу. Я улыбнулась, разглядывая полупрозрачную пленку с застрявшими в ней насекомыми и тонкими иголочками. А смола поползла выше по руке, обволакивая меня, поглощая, как одну из несчастных мошек, опрометчиво приземлившуюся на блестящий бок столетнего дерева.
Отчего сосны покрыты смолой? Может, они так защищают себя от вредителей? Кто хочет полакомиться свежей корой, пусть угодит в мягкую ловушку, из которой уже никогда не выберется. Справедливый конец для паразита. Но что, если на ствол приземлится обыкновенная уставшая пчела? Как мы назовем её смерть?
«Несчастный случай. Статистическая ошибка. Необходимая жертва. Превентивный удар. Превышение самообороны. Непреднамеренное убийство. Выбирай любое определение, девочка».
Смола уже доползла до плеча, и я лизнула ее. Острый и горький вкус отпечатался на языке.

«А может, соснам просто нравится убивать?»

- Хвойные неплохо горят.
Я не могла повернуться (смола уже обволокла все тело, оставив нетронутой только голову), но почувствовала его запах.
- Сосновые щепки, - воришка снов остановился в шаге за моей спиной, чтобы говорить, не напрягая связок, - используют для розжига костров, а сухие ветки и кору – уже как топливо. Конечно, это не дуб и не береза, сосна дымит и искрит, оказавшись в огне, но... - я отчетливо различила чирканье спички о коробок, - ... она – тоже дерево, а значит, кормит огонь.

Спичка казалась такой маленькой, пока летела к ногам. А потом она рывком выросла, едва коснувшись смолы, и устремилась вверх бесконтрольным потоком пламени, охватывая все мое тело. Боли не было – я все-таки еще оставалась дрим-сталкером, пусть и не контролирующим собственные сны.
«Ты даже не знаешь, что из происходящего - сон».
Но я могу контролировать боль. Это очень хорошо. Это безопасно.
- Посмотри, - Макс, наконец, встал передо мной, убирая коробок за пазуху. - Чтобы тебя сжечь, потребовалась всего одна спичка, брошенная в нужный момент. Главное – ударить вовремя, в самое слабое место, и иллюзорный мир вспыхнет.
Воришка говорил и говорил, а я горела и думала, как красиво огонь бы плясал в глазах, сними Макс капюшон.
- Кто ты?
- Но ведь тебе не больно, правда? – Макс проигнорировал вопрос. - Когда рушатся иллюзии, это не причиняет физической боли. А со всем остальным можно справиться.
- Кто ты? – повторяю я. Самый бойкий и любопытный язычок пламени лижет нижнюю губу.
- Да какая разница, - воришка снов смеется тихим, растекающимся по воздуху, смехом, - мы совсем скоро это выясним.
Огонь рванулся вверх, поглощая меня окончательно, заставляя сон выпустить хозяйку из мягких лап.

***

Ноздри забил тяжелый удушливый дым. Оттолкнувшись от ледяной земли, я перевернулась на живот и поднялась на руках, болезненно закашлявшись. Вокруг медленно расползался предрассветный сумрак. Я лежала на ледяной земле, в нескольких метрах от дома Крылатых. Легкие жгло, каждый вдох давался с трудом и через боль, голова кружилась, но, вроде, болела поменьше. Макс стоял неподалеку, наблюдая за столбом дыма, поднимающемся от пылающего здания.
- Я поджег убежище, - воришка снов продемонстрировал пустую канистру. - И тела тоже. Тебе лучше уйти отсюда подальше. Все, что вокруг, до сих пор слишком реально, так что, если тебя тут засекут... Мне бы не хотелось разносить тюрьму.
Послушно поднявшись на ноги, я побрела прочь, не разбирая дороги, шатаясь из стороны в сторону. Хорошо, что людей в предрассветные часы почти не бывает – вряд ли на меня кто-то обратил пристальное внимание.

Способность думать вернулась только спустя пару часов, когда вдали уже отчетливо маячил город. Я остановилась, отдышалась и стала обыскивать собственные карманы. В куртке обнаружился телефон, причем старый, кнопочный – явно одноразовый.
- Алло?
- Сем...
- Света! Где ты? Ты в порядке? Где он тебя держит?
- Нигде, - я вдохнула поглубже. - Я сейчас за городом. Сбежала.
- Хорошо! Не клади трубку, мы отследим звонок!
- Поняла, - я машинально кивнула.
- Ты не ранена?
- Нет.
- Хорошо. Что-нибудь еще требуется?
Я вдруг вспомнила, что под курткой у меня залитая кровью по локоть кофта.
- Нет
- За тобой будет погоня?
- Нет.
- Все, есть контакт! Оставайся на месте, мы подгоним машину!
- Поняла, - я положила трубку и опустилась на прошлогоднюю траву.

Зачем Макс все это устроил? Показать мне меня, как он сам сказал. Хотел, чтобы я поняла Сергея. К чему все это?
«На руки свои посмотри».
Я подняла окровавленные пальцы к глазам.
Почему он запихнул меня в бомбоубежище?
Внутренний голос молчал, предоставив самой разбираться с мотивами воришки снов. Растирая в руках листья тополя, я вертела в голове произошедшее, в том числе – мои сны.
Макс хотел показать мне чувства Сергея. Так же фоном он все больше разрушает веру в реальность... «реальности». Но при чем здесь Сергей? Почему во снах он и Макс сменяют друг друга?
«А может...»
Нет. Это невозможно. Сергей мертв. Я его любила.
«Убила».
Убила, да. Я его убила. Тогда к чему Максу ворошить прошлое? Убийство. Он все время напоминает о том, что убийство – моя профессия. Но если мир – иллюзия, то...

- Светлана Сергеевна?

Я вздрогнула и повернулась к автомобилю, притормозившему рядом. Водитель, бледный и хмурый – явно ненавидящий меня за то, что его ночная смена растянулась настолько.
- Да, - я открыла дверь и плюхнулась на сидение. - Едем...

***

Между моим похищением и обнаружением прошли почти сутки. Искать начали только вечером, потому что решили, что весь день я буду отсыпаться. Я пообещала Семену приехать в Контору к вечеру, а пока приказала водителю ехать к дому.

Слава богу, здесь ничего не изменилось – разве что при обыске дома устроили небольшой бардак. Я заперла входную дверь и подошла к зеркалу.

Из глубины отраженногомира на меня смотрела худая, уставшая женщина с руками по локоть в крови.Впалые глаза с почти черными синяками глядели безэмоционально и отрешенно. Япровела пальцем по впалой щеке и вздрогнула. Существо по ту сторону стекляннойпреграды – действительно я? Больная, уставшая, сходящая с ума убийца.
«Теперь ты знаешь, что хотел показать тебе Макс».
Да. Вот, как видел себя Сергей. Вот, почему он шагнул в окно. Потому что смерть– лучше, чем ежедневное созерцание в зеркале такого... существа.
Вздрогнув еще раз, от непреодолимого отвращения, я стянула кофту через голову,оставшись в большом для уменьшившейся груди лифчике. Вещи – чужие, холодные,лежали рядом безликой стопкой. Натянув свежую футболку, сразу почувствоваласебя лучше. Я просто устала. Я пережила ужасное похищение. Макс в попыткахзаразить своим безумием заходит все дальше и дальше. И, чтобы противостоятьему, нужно держать себя в руках.
«А когда Света проснется?»
Я опустилась на мягкий диван – и заплакала.