Глава 3
Они въехали в подземный паркинг.
Потолочные лампы мигали, отбрасывая на бетон тени, будто что-то живое кралось вдоль стен. Машина остановилась у бронированной двери, водитель заглушил двигатель и, не оборачиваясь, произнёс:
— Можешь идти. Он ждёт.
Эвелина кивнула — слишком резко.
В груди что-то дёрнулось: мысль, что она не хочет туда идти. Что не хочет его видеть.
Но ноги уже вышли из машины, тело двигалось автоматически, будто не принадлежало ей.
Коридоры штаба были пугающе тихими. Обычно здесь кто-то смеялся, спорил, ругался. Сегодня — только гул ламп.
Она шла по знакомому маршруту, и каждый шаг отдавался в голове тяжёлым гулом, как удары сердца.
Люди не подходили. Некоторые отворачивались. Один охранник — тот, что всегда подмигивал ей при встрече — теперь просто смотрел в пол, будто её не было.
"Теперь ты убийца", — прошептал внутренний голос. — "Теперь ты одна из них".
Поднявшись на второй этаж, она остановилась у стеклянной двери. На жалюзи — чёрные тени от ламп.
Тени шевелились, будто внутри кто-то двигался.
Она постучала.
— Входи, — прозвучал знакомый голос.
Кристиан сидел, как всегда, в своём кресле. Пиджак снят, рукава рубашки закатаны, на столе — пепельница и полупустой стакан с чем-то золотистым.
Он выглядел уставшим, но довольным. Его спокойствие раздражало.
— Присаживайся, — кивнул он.
Эвелина села. Слишком быстро. Слишком послушно.
Он отложил сигарету в пепельницу и посмотрел прямо на неё. В его взгляде не было ни интереса, ни беспокойства. Только… анализ.
— Ну?
— Что — "ну"? — прошептала она. Голос не слушался.
— Каково это?
Она сжала кулаки. Ногти вонзились в ладони.
— Он не сопротивлялся. Смотрел на меня… как будто знал.
Кристиан кивнул. Будто слышал такое десятки раз.
— Они почти всегда знают, — спокойно ответил он. — Где-то глубоко внутри. Когда за тобой приходят, ты чувствуешь это раньше выстрела.
— Я думала, что мне будет хуже, — призналась она. — Я… даже не заплакала. Почему?
Он усмехнулся.
— Потому что ты сильная. Или потому что уже была сломана до этого.
Не важно. Главное — ты справилась.
— Это не делает меня частью вашей игры.
Кристиан подался вперёд. Его взгляд стал острее.
— Эвелина, у тебя нет иллюзий. Ты работаешь на нас уже три года.
Ты избивала, угрожала, шантажировала. Просто сегодня — перешла черту.
Добро пожаловать по ту сторону.
Она отвела взгляд.
— Это… был человек. Не должник. Не разозливший клиент. Просто человек. И я…
Она не договорила. Ком в горле не дал.
Кристиан налил ещё себе. Предложил ей — она покачала головой.
— Сколько мне заплатят? — спросила вдруг. Голос дрогнул.
— На счёт упадёт до утра. Три ставки, как и обещал.
Он откинулся в кресле.
— Я помню, как ты пришла ко мне.
Мокрая, в осенней куртке, без паспорта. Сказала: “Я готова на всё. Только помогите.”
И я помог. Не забывай этого.
Эвелина подняла на него взгляд.
— Вы помогли себе. Вы нашли дешёвую рабочую силу, которую никто не будет искать.
Я просто товар, Кристиан. Только умеющий думать.
Он медленно встал, обошёл стол и встал рядом. Его рука легла ей на плечо. Тяжёлая, властная.
— Товар? Может быть. Но ты — нужный товар. Без тебя я потерял бы слишком много.
Ты умная, быстрая, холодная.
И ты только что сделала то, что делают лучшие.
Она встала. Резко. Его рука соскользнула.
— Не касайтесь меня.
Кристиан чуть вскинул брови, но не возразил.
— Хорошо. Но ты останешься. Я это знаю. Потому что уйти — некуда. Там, снаружи, ты никому не нужна.
— Это мы ещё посмотрим, — бросила она, разворачиваясь к двери.
— Эвелина, — позвал он вслед.
Она обернулась.
Кристиан смотрел на неё пристально, почти с уважением.
— Если тебе станет плохо… ты знаешь, куда идти.
Она не ответила.
---
Вечером она долго стояла в душе. Вода обжигала кожу, но очищения не было.
Одежда — в мусор. Пистолет — в ящик, подальше от глаз.
В квартире было тихо. Слишком тихо.
Она включила телевизор — заглушить мысли. Но те всё равно звучали, будто кто-то шептал изнутри черепа.
"Ты больше не та. Ты теперь другая."
В зеркале — лицо. Усталое, чуть осунувшееся. Ни капли крови. Ни слёз.
Но глаза — чужие.
Она села на пол у кровати, сжимая в руках мобильный. Открыла фотографии. Там — мама.
Улыбается.
Такая живая, такая теплая. Не знающая, кем стала её дочь.
— Я сделала это ради тебя, — прошептала Эвелина.
— Ради тебя.
Ответа, конечно, не было.
Только тишина. И пульс в висках, от которого не спасала даже ночь.