Творец

— Доктор Уиллингс? — тихий стук раздался в дверь, прежде чем она медленно открылась, и в проёме появилась Сара.

— Сара, милая моя, заходи... — ответил пожилой мужчина, едва обернувшись. Он стоял у массивного стола, окружённого хаотичным нагромождением исписанных блокнотов и листов, которые, казалось, хранили секреты всего человечества. Его огромные очки в квадратной оправе блеснули в свете лампы, а тонкие пальцы ловко перебирали страницы, не желая терять ни мгновения, ни детали.

Сара нерешительно шагнула внутрь, её взгляд скользнул по столу. Все эти странички, покрытые записями, анализами, диаграммами, казались ей такими чуждыми, такими далёкими от того, что происходило на самом деле. И понять их было сложно...

— Как результаты у Сильвии? — спросила она.

Доктор Уиллингс, не отрываясь от бумаг, глубоко вздохнул и слегка приподнял взгляд.

— Что тебе сказать... Такого в моей практике ещё не было. Ни одного психоза, галлюцинаций или бредовых состояний после введения препарата. Всё наоборот — состояние стабильное, нормальное. Это... казуистика.

Он опустил глаза обратно на заметки, словно пытаясь найти хоть какую-то подсказку среди сумбурных записей.

— Ты ведь сама знаешь, что медицина — это не точная наука, — продолжил доктор, вытирая очки, и снова взглянув на неё. — Иногда случается так, что предсказать результат невозможно. Но то, что происходит с Сильвией, выходит за все рамки.

Сара села на стул, стараясь не выдать своих мыслей. Задавать вопросы о том, что она видела и знала, ей было не по себе. Эта девочка, её поведение, взгляд... она точно не была такой, как прежде. Но это не болезнь, а что-то совершенно другое.

— Но что это значит? Она что, просто... нормальна теперь? — Сара не скрывала сомнений. — Или это что-то гораздо хуже?

Уиллингс снова вздохнул.

— Я не знаю, Сара. Не знаю. Это такой случай, когда... мы теряем контроль. Мы не можем быть уверены в диагнозах, пока не соберём больше данных. Но как ты сама видишь... результат далёк от привычного.

Он замолчал, оглядываясь на стопки бумаг.

— Мне нужно больше времени, — сказал доктор, разрывая паузу. — Но мы должны быть осторожны. Если это какой-то новый феномен... то мы стоим на пороге чего-то неизведанного.

Каждый шаг в этих экспериментах – новый результат, который приносил ещё больше вопросов. Всё было не так, как ожидалось. Слишком много факторов влияло на итог. Возраст, пол, предшествующие заболевания и патологии или их отсутствие, психическое состояние, образ жизни, до того как они оказались здесь — всё это превращалось в многогранную, неразрешимую головоломку. Слишком много переменных, слишком много путей, ведущих в неизведанное. И вот, за все четыре года ни разу не было двух одинаковых исходов. Всё менялось, не поддаваясь логике. Предсказать, куда всё это заведёт, было невозможно. И оставалось лишь одно — дожидаться, ждать, смотреть, как всё это разворачивается.

«Каждое решение здесь — это потерянный путь в бездну. Ты шаг за шагом углубляешься в темноту, с каждым движением всё дальше от света. Ты слеп, глух и нем — твои органы чувств обмануты, и мир вокруг становится безликим, необъяснимым. Всё, что тебе остаётся, это ощупывать пространство, искать опору, но даже она становятся зыбкой и ненадёжной.

Руки впиваются в холодные стены, вызывая мурашки по коже, но ещё больше пугает что-то другое — ощущение, что эта тьма не имеет конца. Ты не знаешь, когда она кончится, и даже не поймёшь, что уже падаешь в пустоту, которая поглотит тебя целиком. Там не будет места для страха, потому что не будет ничего. Просто бесконечная пустота.

Ты стараешься двигаться осторожно, чтобы не споткнуться, но вот ботинок натыкается на что-то странное. Липкое. Вязкое. Это не просто нечто чужое. Это что-то живое. Оно цепляется за твою ногу, медленно ползёт вверх, цепляясь за кожу. Нечто холодное и подвижное, будто бы обвивает тебя, поглощая целиком. Жгучая боль пронизывает кожу, сжигая плоть до самой кости. Твои мышцы сокращаются от боли, но кричать ты не можешь — не можешь, потому что это не имеет смысла. Ты один в этой темноте.

Продолжаешь идти, не зная, куда и почему. Просто двигаешься, не чувствуя уже, где начинаешься ты, а где заканчивается эта адская трясина, сжигающая всё на своём пути и поглощающая за собой всё больше невинных людей...»

- Сара? – голос мужчины вырвал её из внезапно накативших неконтролируемых мыслей. Сара вздрогнула, почувствовав, как его рука легла на её плечо. Контакт был неожиданным, но в какой-то момент — необходимым. Тело реагировало на него, но разум ещё не мог найти равновесия, чтобы выбраться из жуткого тумана.

- Задумалась, прошу прощения...- тихо проговорила она, откашливаясь, пытаясь вернуть себе хоть какое-то ощущение контроля.

« Что. Это. Такое. Было...?»

Мужчина ненадолго замер, наблюдая за ней, пытаясь понять, что именно сейчас происходит в голове Сары. Его взгляд был проницательным, но не давящим, он словно искал тот самый ключ к её молчанию.

— Это нормально, — наконец произнёс он, его голос звучал мягче, чем обычно. — Иногда нужно позволить себе остановиться. Даже тебе, Сара

— Могла ли Сильвия иметь временное психотическое расстройство, которое прошло само по себе? Возможно диагноз был не точным...- полностью игнорируя комментарий мужчины, Сара нахмурилась, словно этот гипотетический вопрос в её голове был важнее всего вокруг. Её пальцы нервно теребили край рукава, а взгляд остался прикованным к одной точке. Этот жёсткий, почти механический фокус говорил громче любых слов: для неё сейчас существовал только её разум, её вопросы, её бесконечные догадки.

Доктор Уиллингс тихо вздохнул, но не стал настаивать, зная, что иногда лучший способ помочь — это просто позволить человеку вернуться к своим мыслям, не вынуждая его отвечать.

— Вполне возможно, — ответил он после недолгой паузы, отойдя обратно к столу. — Тем более, если учесть, что психозы бывают реакцией на сильный стресс, на что-то внешнее, что может нарушить баланс. И сам диагноз... он же не камень, его всегда можно скорректировать, когда появляются новые данные.

— Сильвия... Она ещё такая молодая, — прошептала она, словно пытаясь найти ответы в пустоте комнаты. — Её проблемы кажутся такими глубокими... Но что, если я ошибаюсь? Что если всё это... только начало? Может психосоциальные изменения окружения «переключили» работу её мозга?

Мужчина ответил не сразу, его взгляд смягчился, и он опустился на стул рядом, не приближаясь слишком близко. Сейчас важно не только понять её, но и дать время.

— Не всякое начало ведёт к катастрофе, Сара. Иногда это шанс, чтобы исправить то, что скрыто в темных уголках, и сделать шаг к свету. Ты — единственная из нас, кто видит проблемы и ошибки, а не их причину. И, может быть, именно ты та, кто может найти путь из них.

Доктор Уиллингс, наклонив голову, посмотрел на неё с явным беспокойством, но ничего не сказал. В его глазах читалась усталость, смешанная с недосказанностью. Он взял очки и протёр их носовым платком, чтобы хоть как-то занять руки.

— Ты уверена, что всё в порядке? — спросил он осторожно, с мягкостью, которой не ожидала Сара.

— Да, просто... мысли. Слишком много всего, — попыталась она улыбнуться, но вместо этого получилось что-то натянутое и неубедительное.

— Мысли — это прекрасно, Сара. Но иногда они становятся нашим врагом. Особенно, когда мы пытаемся найти смысл там, где его может и не быть. Ты знаешь, о чём я?

Что-то внутри всё ещё не давало покоя. Она отвела глаза, стараясь избежать его внимательного взгляда, который, казалось, проникал глубже, чем ей хотелось.

— У нас нет выбора, кроме как наблюдать. Наблюдать и ждать, — сказала Сара, запустив пальцы в спутанные волосы, расправляя их. — Иногда мне кажется, что мы забыли, как это делать. Всё время хочется действовать, что-то менять, исправлять. Но здесь... всё иначе.

Сара посмотрела на бумаги, разбросанные по столу. Ей казалось, что каждый листок дышит своей загадкой, своим неопределённым, но леденящим страхом. И в то же время она чувствовала странное притяжение к этому хаосу. Будто уже стала его частью...

— Доктор Уиллингс... — тихо начала она, но замолчала. Он поднял взгляд, выжидая. — Что, если... это не совсем эксперимент? Мы играем с чем-то, что никогда не должны были трогать.

«И он это знает...»

Мужчина на мгновение замер. Его лицо стало неподвижным, как каменная маска, но затем он едва заметно улыбнулся.

— Знаешь, Сара... Ты не первая, кто задаёт себе этот вопрос. И, наверное, не последняя. Но дело в том, что мы уже перешли ту грань, когда можно было бы остановиться. Теперь остаётся только идти вперёд. Мы с тобой — как путники в непроглядном тумане. Мы не видим, что ждёт нас через шаг, но останавливаться нельзя.

— Даже если впереди только пропасть?

Доктор долго молчал, даже слишком долго. А потом тихо, словно про себя, произнёс:

— Даже если впереди пропасть...

---

Белоснежные, практически прозрачные, словно тончайший шёлк, волосы девочки сливались с её алебастровой кожей. Она казалась созданием из другого мира — утончённой, почти эфемерной. Но разбросанные веснушки, как звёзды на чистом ночном небе, добавляли её облику приземлённой, трогательной человечности. Её внешность могла бы принадлежать ангелу, но... Это был ангел с нутром самого дьявола.

Сильвия была, пожалуй, самой противоречивой из всех. Она первая, едва открыв глаза, попыталась уничтожить всё вокруг. Её тонкие пальцы хватали и крепко сжимали каждый предмет, который попадался под руку, превращая невинные вещи в оружие для защиты, но от чего? Неизвестно. В её движениях, в её взгляде, в её криках читался протест — к миру, к людям, к самой себе. К сожалению или к счастью Сары, не только из-за незнакомой обстановки.

Психозы накатывали на неё как смерчи и разрывали изнутри. Она кричала, царапала стены, сметала всё на своём пути, её израненный и неокрепший разум трещал по швам, а 13-летний мозг, ещё такой хрупкий, пытался найти место в этой безжалостной реальности, но каждый новый приступ ломал его, как тонкий лёд под тяжестью шагов.

И всё же, даже в её хаосе была некая трагическая красота. Сильвия была не просто ребёнком с тяжёлым диагнозом «шизофрения» — она была ураганом, который разрушал всё на своём пути, но сам тянулся к свету. Её приступы были криками о помощи, но никто не мог по-настоящему услышать их. Нет. Она не была ангелом, сошедшим с небес. Она была ангелом, упавшим с них, с крыльями, обожжёнными пламенем собственного внутреннего ада.

Сара часто наблюдала за Сильвией из-за стеклянной перегородки, не смея войти. Она видела, как девочка ходила кругами по комнате, словно хищник в клетке, готовый в любой момент напасть . В один момент Сильвия бросилась к кровати, с силой потянула покрывало и, будто пытаясь вырвать из него все свои страдания, рвала ткань на полоски. Тихий, надрывный звук разрывающейся материи тогда убедил Сару, что пора... И вот, без результатов анализов, проверки совместимости с нейролептиками, и прочих довольно важных деталей, «Зоря» был полностью введён в организм Сильвии уже на третий день её перебивания в больнице. Экспериментальный препарат, внушающий одновременно надежду и страх.

И случилось то, что поначалу казалось чудом. Симптомы исчезли. Полностью. Никаких приступов, ни следа психоза, ни единого признака хаоса, который раньше разрушал изнутри. Через несколько часов после введения препарата Сильвия сидела на кровати, сложив руки на коленях, с видом спокойствия, который был нехарактерным для неё. Но Сара, глядя на эту картину, не чувствовала облегчения. Наоборот, внутри всё сжималось. Тишина, что опустилась на девочку, не была похожа на спокойствие. Это была какая-то странная, тревожная пустота.

---

Стук в дверь палаты раздался с неожиданной ясностью, и Сара вместе с доктором Уиллингсом вошли внутрь. В углу за столом сидела Сильвия, белоснежные волосы сияли в мягком свете лампы. Она была полностью поглощена процессом рисования, её движения были сосредоточенными, почти медитативными. На бумаге плавно появлялись черные линии, обвивая друг друга, создавая причудливые формы и узоры, которые невозможно было бы понять без объяснений самой девочки.

Но как только Сильвия услышала шаги, она резко обернулась, её лицо озарила искренняя, почти детская улыбка.

— О, Сара! Здравствуйте! И вам, доктор, — сказала она, приподнявшись с места и покачиваясь на пятках в ожидании.

— Привет-привет, милая. Как себя чувствуешь? — хрипловатым голосом спросил доктор Уиллингс, осматривая Сильвию с ответной улыбкой.

— Хорошо. Даже очень, — девочка сделала шаг ближе, слегка наклонив голову. — А почему вы сегодня не одни?

Сильвия перевела взгляд на Сару, её глаза чуть сузились, но не от недоброжелательности, а скорее от искреннего любопытства.

— Я пришла, чтобы посмотреть, как твоё состояние.

— Моё состояние? — переспросила она, улыбнувшись ещё шире, но в этой улыбке была какая-то загадка. Она медленно вернулась к своему столу и провела пальцами по краю листа, на котором рисовала. — Как будто это так важно...

— Конечно, важно. Мне хочется быть уверенной, что с тобой всё хорошо.

— Хочется быть уверенной? — Сильвия слегка нахмурилась, но тут же снова улыбнулась, взяв листок в руки. — Это значит, что вы сами не уверены?

Доктор Уиллингс спокойно вмешался:

— Уверенность приходит через наблюдение, милая. А мы здесь, чтобы понять, как ты себя чувствуешь и чем мы можем помочь.

— Вы такие добрые. Это приятно... — она опустила глаза на свой рисунок. — Но, знаете, мне иногда кажется, что всё это... просто игра. Как будто вы ждёте, что я сделаю ход.

Доктор и Сара обменялись короткими взглядами.

— Это не игра, Сильвия, — уверенно сказала Сара. — Мы здесь, чтобы поддержать тебя.

— Посмотрим, — протянула она, возвращаясь к альбомному листу в руках. В её глазах мелькнул загадочный блеск.

— Посмотрим на твой рисунок, если ты, конечно, не против.

Девочка подняла голову и улыбнулась шире, протягивая рисунок в руки доктора. На листе аккуратными линиями заточенного чёрного карандаша, на первый взгляд, что-то несуразное и непонятное. Изображение было хаотичным, словно случайные штрихи и линии переплетались друг с другом. Но если задержать взгляд, из этого хаоса начинали проступать ясные очертания ... заснеженных гор?

- Почему ты решила нарисовать именно этот пейзаж, Сильвия? – женщина внимательнее всмотрелась в рисунок через плечо коллеги, после чего подняла взгляд на его автора. Девочка выглядела так, будто ожидала именно реакции Сары.

- В видениях часто является в последнее время, – с улыбкой, не моргая говорит она, по-птичьи наклоняя голову так, что несколько прядок волос упали на лицо.

Доктор Уиллингс напрягся.

- Что? Видения? Почему ты не сказала? – он отложил рисунок на койку и нахмурился.

Сильвия надула губы, мечтательно отводя глаза в сторону, пару секунд так постояла, а потом рассмеялась, подходя ближе к кровати.

- Видели б вы своё лицо...! Шучу я, просто шучу!

Она с грацией подростка прыгнула на кровать, укладываясь и закидывая руки за голову так, будто только что выиграла этот раунд невидимой игры.

— Сильвия... — начал было доктор, но Сара перебила его.

— Ты ведь знаешь, что такие шутки про видения могут испугать нас, скучных взрослых, — заметила она с доброй полуулыбкой.

Сильвия хмыкнула, глянув на неё чуть прищуренными глазами.

— Возможно. Но вы так интересно реагируете... Как будто это действительно важно.

— А может, это и правда важно, — задумчиво ответила Сара, переведя взгляд на рисунок. — И, кстати, твой рисунок потрясающий. У тебя явный талант.

Девочка, довольная похвалой, сверкнула широкой улыбкой, даже не замечая, что тему попытались перевести в другое русло.

— Забавно, но до того, как попасть сюда, я никогда не брала в руки карандаш для рисования.

Женщина удивилась и повернулась к доктору, на что он коротко, но многозначительно кивнул. Появился навык рисования. Из неоткуда. Интересно. УРК- а плюс... Очень интересно.

— Прямо чудо, да? — Сильвия хитро улыбнулась, наблюдая за их реакцией.

— Именно поэтому я и здесь. – Сара наклонилась над кроватью девочки, всматриваясь в её беззаботное лицо. – Ты не будешь против, если я проведу несколько тестов?

Сильвия, лёжа на кровати, на мгновение задумалась, глядя в потолок. Затем её губы растянулись в ленивой, но всё же чуть лукавой улыбке.

— Тесты? Как интересно, — она вытянула руки вверх, потягиваясь, и медленно опустила их за голову. — Хорошо.

Доктор Уиллингс тем временем пододвинул стул ближе к кровати, внимательно наблюдая за девочкой.

— А что за тесты? — Сильвия приподнялась, опираясь на локти. — Вы не собираетесь ставить надо мной опыты, как в каком-нибудь ужастике, да?

— Конечно, нет, — Сара сдержала лёгкий смешок. — Это всего лишь небольшие упражнения. Ты ведь решала задачки в школе?

— Задачек? Вроде тех, где нужно понять, сколько яблок у Джонни, если он отдал три Сью?

— Примерно так, но, возможно, чуть интереснее, — ответила женщина, присаживаясь на край кровати.

Девочка театрально вздохнула и рухнула на кровать, её волосы рассыпались по подушке хаотичным облаком, словно нити шёлка, небрежно разбросанные ветром. Доктор Уиллингс продолжал молча наблюдать, но заметил, как рука Сильвии нервно сжала край покрывала, несмотря на её шутливый тон.

— Ты можешь сказать «стоп» в любой момент. Тебе не обязательно делать что-то, что тебе не нравится. Хорошо?

— Повторю: «хорошо». Начнём, — она отбросила край покрывала в сторону и села ровно, выпрямив спину.

В комнате повисло лёгкое напряжение. Доктор Уиллингс, скрестив руки на груди, бросил короткий взгляд на Сару, словно говоря: «Будь осторожна». Сара кивнула в ответ.

— Сильвия. Ты знаешь, что мы не навредим тебе? Ты уже 4 месяца здесь...

— Конечно, знаю. Вы же не раз это говорили. Вы хотите, чтобы я была нормальной, - перебила её Сильвия, а её наигранная улыбка вмиг исчезла.

— Мы хотим, чтобы ты чувствовала себя лучше,— тихо сказала Сара, пытаясь не нарушить хрупкое равновесие, царившее в комнате.

— Интересно, — протянула девочка, резко вскочив с места, не сводя с них внимательного взгляда. — А что, если это «лучше» — просто иллюзия? Что, если я потеряю себя, чтобы стать такой, как вам хочется?

Слова Сильвии прозвучали как нож, который она вонзила в их уверенность. Сара хотела что-то сказать, но осеклась, заметив, как девочка напряглась, смотря на тестовые листы, которые она достала.

— Вы знаете, что я вижу, когда смотрю на это? — спросила Сильвия, не отводя от них взгляда.

— Что? — осторожно поинтересовалась Сара.

— Я вижу конец. Разрушение. И это так красиво.

Тишина. Она охватила комнату, словно плотный, невидимый плед, сдавливающий всё вокруг. Скорее это была не просто тишина — её можно было буквально почувствовать, будто молчание укрывает каждый угол, каждый предмет.

Резкое изменение в поведении девочки, её реакция на упоминание тестов, повисла в воздухе как нечто незримое, но ощутимое. Этот внезапный сдвиг в настроении смутил. Очень смутил. В глазах Сильвии мелькнула тень, будто что-то скользнуло по поверхности её мыслей, оставив за собой лёгкую волну беспокойства. Всё стало немного тусклее, а сама атмосфера в комнате неожиданно потяжелела.

— Интересно, — голос Сары дрогнул в едва заметной ухмылке, но она быстро взяла себя в руки, сглотнув комок в горле. — Присядь, пожалуйста, обратно.

Девочка слегка наклонила голову, изучая лицо Сары, пытаясь прочесть скрытые за словами мысли. Несколько мгновений Сильвия стояла неподвижно, затем медленно вернулась к кровати, её движения были плавными, но в них чувствовалось что-то настораживающее, словно это был не жест послушания, а шаг, продиктованный чем-то совсем иным.

На заднем фоне раздалось тихое, едва уловимое шуршание — доктор Уиллингс перебирал бумаги. Это было привычное действие, почти ритуал. Сара краем глаза заметила, как он выхватил из стопки чистый лист, стремительно записывая что-то своим аккуратным почерком. Очевидно, он не упустит возможности сделать свежие заметки. Те самые, которые до утра будут лежать под лампой в его кабинете, пока мужчина не разберёт их по мельчайшим деталям, как всегда.

Сара вздохнула, возвращая внимание к девочке, и сдержанно улыбнулась:

— Хорошо. Сильвия, у меня есть три вопроса и три картинки к ним. На каждой изображён один объект и дорожка с несколькими ответвлениями. Твоя задача — найти путь, ведущий к нужному объекту. Понятно?

Сильвия, не отрывая взгляда от Сары, усмехнулась и чуть наклонила голову.

— Это будет непонятно только младенцу.

Женщина едва заметно кивнула, протягивая первый лист.

Эти тесты были загадкой. Их проводила только Сара, никому не раскрывая свою методику, цель и критерии оценки. На что нужно обращать внимание, в какой момент, и главное зачем?

Проведениетестов ограничивалось строго пациентами с реакциями класса А+, и, судя по всему,они имели решающее значение. Даже опытные специалисты в области психиатрии,такие как доктор Уиллингс, пытались постичь скрытый смысл её подхода. Былипредположения, догадки, но ни одна из них не оказалась ключом к разгадке.Только Сара знала, что именно она ищет, и только ей была известна причина этойнеобычной методики.

— Можешь найти собаку? — женщина внимательно всматривалась в реакцию Сильвии, ожидая даже самых мельчайших изменений в её поведении.

Девочка опустила глаза на рисунок. Несколько секунд её взгляд метался по лабиринту, словно она уже мысленно прокладывала путь, исследуя каждый угол. Её бледное лицо озарила лёгкая, едва заметная улыбка, будто она разгадала давно известную ей тайну.

— Я знаю, как её найти! — радостно воскликнула девочка, с энтузиазмом хватая карандаш.

Её тонкие пальцы уверенно заскользили по листу, чертя чёткую линию через запутанные ходы лабиринта. Сара лишь молча наблюдала, её взгляд был прикован к каждому движению Сильвии. Карандаш оставлял тёмный, чёткий след, будто грубые смоляные шаги на снегу, но что-то в этом движении казалось почти машинальным, лишённым той детской небрежности, которую она ожидала.

— Отлично. Достаточно. Ты молодец, — хвалила Сара, осторожно вытягивая листок из её рук.

В следующую секунду перед Сильвией оказался новый рисунок. Почти такой же, как первый, но с другим объектом — машиной.

— Найди машину, — произнесла Сара, склонив голову набок. Она внимательно изучала лицо девочки, пытаясь поймать даже малейший намёк на её внутренние мысли.

Сильвия застыла. Её глаза впились в лабиринт, она пыталась прочитать в нём нечто большее, чем просто дорожки и тупики. В комнате повисло тягучее зловещее молчание.

— Я... знаю, как найти её, — наконец прошептала она, вновь взяв карандаш.

Её движения были медленнее, чем раньше, будто она не просто искала путь, а боролась с невидимым сопротивлением, с чем-то или кем-то внутри себя.

Не дав закончить это задание, перед глазами Сильвии появился абсолютно пустой лист бумаги. Девочка замерла, её тонкие пальцы ещё держали карандаш, словно не зная, куда его направить. На лице отразилось замешательство, и она подняла взгляд на женщину.

- Ты можешь найти счастье, Сильвия? – абсолютно спокойно, выжидая реакции, как охотник затаившееся животное, спросила она.

- Ч-что, простите? – на губах расплылась непонимающая улыбка, но когда молчание со стороны Сары затянулось достаточно надолго, что даже доктор Уиллингс прекратил свои записи, Сильвия нахмурилась. – Я не понимаю...

- Ты можешь найти счастье, Сильвия? – как заевшая пластинка продолжала Сара, не сводя пристального взгляда с девочки, даже не моргая.

Снова продолжительное молчание. Оно стало тягучим и давящим, будто воздух в комнате заполнили густые тени, невидимые, но ощутимые. Тёплый свет ламп казался обманчивым — из углов, казалось, расползались невидимые щупальца липкой паники, и всё это безмолвие становилось испытанием. Сложилось впечатление, что от гнетущей тишины температура в комнате снизилась на несколько градусов, от чего по спине пробежали мурашки.

Сильвия опустила глаза на пустой лист, метаясь по нему растерянным взглядом, её дыхание стало прерывистым. Пальцы неуверенно скользнули по краям бумаги, будто она надеялась найти там подсказку.

Другие подопытные, как знала Сара, обычно терялись в этой ситуации. Кто-то начинал кричать, называть её слова бредом, некоторые плакали, хватали лист, выводя слово «счастье» дрожащими буквами. Были те, кто вовсе не мог вымолвить ни слова, поддаваясь истерике. Конечно, Сара не засчитывала эти «ответы». Но Сильвия...

Она не сопротивлялась. Не кричала. Лишь смотрела на лист с каким-то странным отчаянием и напряжением, которое заставило даже доктора Уиллингса наклониться вперёд, чтобы не упустить ни одного движения девочки.

«Сможет ли она стать первой?»

И вдруг карандаш с тихим звуком заскользил по бумаге.

Когда первый штрих серого грифеля разорвал безупречную гладь полотна, внезапный хлопок прорезал воздух, расколов тишину. Сильвия вздрогнула, а её рука замерла на листе. Сара резко подняла голову, а через мгновение до всех донёсся нарастающий шум. Это были крики — яростные, разрывающие пространство крики, наполненные гневом и отчаянием. Голос, который она узнала бы из тысячи.

— Отпустите! Будете мозги промывать другим идиотам! Чёрт вас дери, убийцы грёбаные!

Сара моментально поднялась с места.

— Думаете, я тупой! Нет! Я не буду жрать вашу отраву!

— Оставайся здесь, — бросила она Сильвии, но девочка не подчинилась.

Доктор Уиллингс, прекращая свои записи, тоже встал и, осознавая, что дело принимает скверный оборот, последовал за женщиной.

Картина, что предстала перед ними в коридоре, была, мягко говоря, интересной. Итан, с непослушными и по подростковому длинными конечностями, извивался в хватке санитаров, как дикая птица, которая вырвалась из клетки, но была захваченная обратно хозяином-тираном. Его движения были резкими, неуправляемыми, но точными, каждый удар попадал в цель, заставляя держащих кривиться от боли, определённо оставляя гематомы, которые будут ныть ещё несколько дней после случившегося.

— Твари! Лжецы! — выкрикивал он, эти слова были оружием в руках Итана, острым, как лезвие. — Вы все! Ублюдки! Я вам не поверю!

Сара прищурилась, в голове выстраивая две ветви происходящего: что к этому привело и как поступить сейчас. Каждая из них несла последствия, которые могли выйти и уже выходят из-под контроля.

Что такого случилось с молодым человеком, который должен был приглядывать за ним, что это неконтролируемое чудо вырвалось?

В этот момент к палате Итана подбежала Кейти. Её внимание сразу переключилось на Уилла внутри, который, прислонившись к стене, держался за висок, по которому медленно стекала тонкая струйка крови. Разбитый стул рядом, осколки тарелок, валяющийся поднос и разбросанная еда вокруг объясняли, что именно стало причиной его травмы. Молодой человек закрыл глаза, пытаясь отгородиться от этой звуковой атаки. Но даже через глухую защиту крики проникали, ломая последние барьеры, смешивая боль, гнев и звуки в одну неразборчивую какофонию вместе с голосом Кейти. Ему оставалось только одно — дышать. Глубоко, размеренно, стараясь удержать себя в реальности, которая, казалось, вот-вот начнёт растворяться. Невыносимо...

Адреналин творит чудеса: трёхкратная сила, не свойственная подростковому телу, звериная ловкость, способная преодолеть высоту и расстояния, невозможные в обычных условиях. Уилл знал это, но видеть такое собственными глазами — совсем другое дело. Для Итана повалить его, человека всего на десяток лет старше и не слишком массивного, оказалось не сложнее, чем сбить кеглю мячом.

— Что здесь происходит?! — вскрикнула Кейти, но её голос потонул в очередной вспышке гневных окриков Итана.

Мальчишка действовал, словно загнанное животное, пойманное на последних секундах свободы. Его отчаяние сливалось с болью и презрением. Крики, эхом разносившиеся по коридорам, давили на сознание. Они были физически ощутимы, заставляя вибрировать каждую клеточку мозга внутри черепной коробки. А взгляд был пропитан отчаянием, безнадёжностью и... презрением?

Сара попыталась перекричать этот хаос:

— Ээй! Что ты устроил!? — её голос звучал твёрдо, но не смог заглушить истошные протестующие вопли Итана.

И конечно слова не достигли своей цели. Он продолжал биться, его ярость кипела, как лавина, не признающая преград.

И тут в коридор вышла Сильвия. Наверняка сейчас девчонка видела не простого незнакомца, а растерянного подростка, которым когда-то была и она. Её маленькая фигура выделялась на фоне суеты. Она смотрела на Итана не с ужасом, не с растерянностью. В её взгляде читался холодный, почти клинический интерес — тот самый, с которым дети наблюдают за насекомым, которое можно раздавить или спасти. И никогда не известно, до чего приведёт этот интерес.

Когда глаза Итана, полыхающие яростью и отчаянием, выхватили из толпы ровесницу, он застыл. Его тело, до этого движимое лишь инстинктами, внезапно обрело неподвижность, будто кто-то нажал на паузу. Глаза сузились, напряжение в каждой мышце сменилось странной, пугающей отрешённостью.

Этот взгляд, полный непоколебимого спокойствия, вывел Итана из равновесия. Его рука, уже готовая нанести очередной удар, дрогнула. Он моргнул несколько раз, пытаясь избавиться от наваждения, но ничего не помогало. Парень хотел сложить картину происходящего, но в голове царил хаос. Некоторые кусочки пазла казались подходящими, но вместо того чтобы соединиться, они лишь увеличивали его растерянность. И вместо того, чтобы собирать, он сделал то, что у него получалось лучше всего в эти минуты: с яростью смахнул весь пазл со стола своего разума, разрушив последние попытки обрести смысл.

— Они тебе тоже мозги промыли? — произнёс он, почти шёпотом.

Сильвия ничего не ответила.

— Почему... Почему ты просто стоишь? — его голос начал срываться, с каждым словом становясь громче и отчаяннее. — Какого хрена ты стоишь?! Беги! Беги, дура!

Он рванулся вперёд, но его движение резко оборвали. Руки санитаров вцепились в него ещё сильнее, утаскивая назад, а уже знакомый шприц с препаратом вонзился в кожу.

А Сильвия всё так же молча смотрела на него. Её спокойствие, почти отрешённость, казались неестественными на фоне его неистовой борьбы.

— Беги, они убьют тебя... — с шёпотом Итан осел, как подрубленное дерево, его тело обмякло, а крик затих, растворившись в гулкой тишине коридоров.

Девочка продолжала смотреть на него, не мигая. Теперь в её глазах читалась не просто заинтересованность, а странная смесь разочарования и чего-то, похожего на жалость. Она медленно, практически лениво, развернулась к Саре.

- Счастья не существует. Именно поэтому лист пустой, – проронила Сильвия, возвращаясь в палату. Она не ждала ни подтверждения, ни опровержения. Её взгляд, слишком взрослый для такого возраста, лишь скользнул мимо лица Сары, будто подтверждая очевидное.

А женщина в свою очередь лишь усмехнулась, прикрывая глаза.

« Может, и не существует. Но искать его всё равно нужно Но ты его никогда не найдёшь, пока ищешь снаружи...»

---

И снова этот назойливый свет люминесцентных ламп, белый и холодный, намеренно созданный для того, чтобы вернуть ускользающую душу обратно в неподатливое тело. Однако на этот раз возвращение было особенно болезненным. Душа будто вбивалась обратно под неправильным углом, задевая каждое нервное окончание, скребя изнутри по стенкам черепной коробки. Словно тело отказывалось принимать её обратно, наказывая за короткий отпуск в забвение.

Конечности Итана были чужими, отказываясь двигаться, тяжёлые, налитые свинцом. Голову сковывал тупой, разрастающийся в черепе звон, не дававший окончательно осознать, где он находится. Губы сухие, а язык прилип к нёбу, будто он только что выбирался из пустыни.

Сколько времени прошло, пока его разум блуждал в этих туманах медикаментозного оцепенения, было известно только Саре. Она сидела в углу комнаты, откинувшись на спинку холодного металлического стула, с тем самым выражением лёгкого скептицизма, которое уже стало её визитной карточкой в присутствии Итана. Её глаза внимательно следили за каждым движением подростка, но поза оставалась расслабленной, она и не ожидала ничего удивительного. Во второй раз контролировать пробуждение этого сорванца – та ещё задача...

— Ну что, ты снова с нами? — Сара проверяла, способен ли он в этот момент осознавать её слова или всё ещё балансирует между двумя мирами.

Итан чуть поморщился, глаза его прищурились от яркого света, который, казалось, специально палил прямо в лицо. Он пробормотал что-то невнятное, пытаясь наладить хоть какую-то связь с реальностью. Но Сара, как всегда, оставалась терпеливой. Она знала, что бунтарь внутри него проснётся рано или поздно, а пока — это просто тень того, кто совсем недавно рвался на свободу с такой силой, что ломал всё на своём пути.

— Знаешь... Я разочарована, но не удивлена, — промолвила Сара с тихой, почти равнодушной интонацией, скрестив руки на груди.

Комната, в которой находился Итан, казалась одновременно стерильной, незнакомой и давящей. Белоснежные стены стремились поглотить всё вокруг, отражая свет, который беспощадно резал глаза бритвой. Единственным объектом мебели была кровать, точнее койка, одна единственная, с идеально заправленной простыню, которая под весом Итана смялась грубыми складками, нарушая её искусственную безупречность. Пустота вокруг придавала пространству почти нереальный оттенок.

Итан снова зажмурился, проклиная этот свет и в прямом, и в переносном значении. Его голос, хриплый и слабый:

— Что за, чёрт возьми...

Он приподнялся на локтях, но тело тут же напомнило о себе резкой болью.

— Твои безрассудные поступки, пацан, не спасут, — с нажимом произнесла Сара, будто бы игнорируя его попытки ориентироваться в происходящем. — И голодный бунт тоже ничего не изменит.

— Не хочу подохнуть раньше срока от отравы, — бросил Итан с ноткой упрямства, закашлявшись. Слова застревали в горле, как ржавые гвозди.

Сара усмехнулась.

— Умно. Тогда подохнешь от истощения, — её слова довольно, но во взгляде читалось нечто иное — усталость, смешанная с тенью ожидания.

— Как будто тебе не всё равно, — бросил он, пытаясь снова подняться, но болезненная волна прошлась по телу, заставив его поморщиться.

— Может, и так. А раз так, ты либо начнёшь играть по правилам, либо сам же станешь жертвой собственной глупости.

Итан отвернулся, разглядывая идеально белый потолок, словно пытаясь найти на нём ответы. Но вместо этого всё, что он находил, — это только отголоски собственных мыслей.

Его мысли были хаотичным потоком обрывков воспоминаний, вопросов и страхов, которые натыкались друг на друга, как корабли в шторм. Он пытался ухватиться за что-то конкретное, но каждый раз это ускользало, оставляя после себя лишь тревожный шлейф.

"Почему я здесь? Как всё так обернулось?" — вопросы стучались в закрытую дверь сознания. Образы из прошлого мелькали перед глазами: вспышки лиц, обрывки слов, звуки, которые сейчас казались чужими. Мэнди, Ким, Джон, одноклассники... Он видел себя — неуклюжего, яростного, беспомощного. Вспоминал тот момент, когда вырвался из комнаты, думая, что бежит к свободе, а оказался снова в ловушке. « А жизнь была не так уж и плоха...»

"Они сломали тебя, Итан. Как ты мог допустить это?" — говорил внутренний голос, переполненный разочарованием. Но другой, более тихий и упрямый, шептал: "Ты сделал, что мог. Сражался. Ты не предал себя!"

И всё же, эта белизна вокруг — стерильная, холодная — словно медленно разъедала его решимость. Он чувствовал себя мышью, которую загнали в белую лабораторию, заставляя бегать в бесконечном колесе. "Есть ли выход? Или я просто обманываю себя?"

Злоба накатывала уже не той яркой вспышкой, как раньше, а скорее медленным, тлеющим угольком.

Этот безупречно гладкий, бесконечно пустой вид напоминал чистый лист бумаги, на котором так и не были написаны ответы на его вопросы. Казалось, потолок втягивал в себя все мысли, разбивая их на мелкие осколки, которые отскакивали эхом в голове. Осколки острые, резали сознание.

Каждая секунда, проведённая тупо смотря в пустоту, лишь усиливала ощущение тягучей бессмысленности происходящего. Она отражала его собственные сомнения и тревоги, делая их почти осязаемыми. Итану не оставалось ничего, кроме как продолжать искать в этой белизне что-то большее, зная, что там ничего нет.

— Это карцер, — произнесла Сара, видя, как парень тонул в своём сознании, возвращая обратно в реальность. — Так его назвали другие ребята. И хочу сказать, что это место исправляет таких, как ты.

Перед ней был лишь ещё один из многих, кто должен пройти этот путь.

— Снова откажешься есть — насильно поставим капельницу с раствором. Это не угроза, это факт. — Она сделала паузу, давая его разуму обработать сказанное. — Задумайся, пожалуйста, надо ли это.

Итан глубоко вдохнул, пытаясь подавить комок в горле.

— Задуматься? — наконец проронил он, не открывая глаз. — О чём задуматься? О том, как стать очередным безликим винтиком в вашем гнилом ржавом механизме?

— Задам этот вопрос в очередной раз. Неужели ты думаешь, что сопротивление делает тебя свободным? Ты можешь называть это системой, тюрьмой, как угодно. Но на самом деле это просто зеркало. Каждое наше действие – отражение твоих.

— Зеркало, да? Отличная метафора, — он усмехнулся.

- Не на то обращаешь внимание. Парень, пойми одно... Ты тупо бьёшься, как дикий зверь в клетке, — продолжила она, — но каждый удар только заставляет прутья этой клетки загораживать тебе выход. Ты хочешь освободиться, но забываешь, что самый большой барьер — это не стены вокруг. Это ты сам, твоё собственное восприятие, твоя ненависть и страх. Ты не можешь уйти, потому что не хочешь смотреть в это зеркало.

- Я виноват, что меня насильно удерживают сраные лжецы?

Сара вздыхает. «Он не слушает...»

- Свобода не в том, чтобы сломать цепи. Свобода в том, чтобы понять, почему они вообще появились. А первый вариант лишь укрепляет иллюзию, что ты можешь контролировать всё. В действительности - это лишь реакция на то, что происходит вокруг. Ты можешь убегать от этого, но, в конце концов, ты всё равно столкнёшься с тем, что увидишь собственное отражение. И это будет гораздо страшнее, чем любые стены.

Итан окинул её скептическим взглядом и, наконец-то, сел ровно.

— Пичкайте меня своими загадками, чтобы промыть мозги, — пробурчал он, скривив губы. — Сказать нельзя нормальным языком?

— Если ты, малой, перестанешь вести себя как последний идиот, пытаясь выбраться из места, откуда никто ещё не выходил живым, то, может быть, сможешь хотя бы относительно нормально здесь жить. — Она сделала акцент на последних словах, словно подчёркивая их. — Другие дети смирились, и ты сам видел... результат. Это и есть свобода. Он кивал, будто внимательно слушал, но под конец хмыкнул.

- Свобода...Хах. Знаешь, что я на это скажу? – ухмыльнулся он, после чего, выдержав небольшою паузу, громко и демонстративно плюнул в неё.

Сара не вздрогнула, но её пальцы на мгновение сжались, словно кто-то невидимый натянул пружину внутри. Она закрыла глаза и сделала глубокий вдох, чтобы подавить желание врезать этому мелкому наглецу. Прикусив губу, женщина осторожно смахнула слюну большим пальцем. Когда её взгляд снова встретился с Итаном, пугающе спокойным, даже равнодушным.

- Хорошо. Я тебя услышала. Спасибо за честность.

Итан усмехнулся, явно довольный своей выходкой. Он гордо, но аккуратно, откинулся на спинку кровати, скрестив руки на груди. Но в его взгляде мелькнуло что-то, чего он сам, возможно, не осознавал — нотка сомнения. Может, он ожидал крика, ярости, угроз. Но не этого... не спокойствия.

Сара, не торопясь, встала и достала из кармана сложенный листок бумаги и положила его на край койки.

— Знаешь, в отличие от тебя, я не стремлюсь ни ломать, ни подчинять. Здесь всё устроено так, чтобы тебе не было чем навредить ни себе, ни другим. Уилл — тот самый парень, который просто хотел принести поесть, а ты разбил ему голову стулом, будет заглядывать время от времени, чтобы проверить твоё состояние. А за палатой ведётся постоянное видеонаблюдение. Удачи с выбором.

«Ты не сможешь убежать от того, что внутри, парень»

Итан смотрел, как Сара медленно поднялась и направилась к двери. Листок, оставленный ею на краю койки, притягивал его взгляд. Он лежал там, словно магнит, обволакивая его беспокойством и вызывая странное чувство тревоги. Она не сказала ничего о содержимом, но её действия казались излишне обдуманными, почти символическими.

Когда дверь за женщиной закрылась с тихим щелчком, Итан некоторое время просто смотрел на листок, сжав зубы. Он пытался подавить любопытство, но оно росло, как тлеющий огонь. Вдохнув глубже, парень осторожно потянулся к нему и развернул.

На листе крупным, чётким почерком были написаны только три слова:

"Ты уже свободен"

Его дыхание замерло. Первое чувство — раздражение. Очередная психологическая игра, попытка заморочить голову. Но чем дольше он смотрел на слова, тем больше они тревожили его. Он пробежался пальцами по бумаги и вдруг заметил кое-что. Ниже он первой надписи была едва заметная, будто намеренно стёртая другая, словно кто-то решил спрятать её, но сделал это недостаточно тщательно.

Итан поднёс лист ближе к глазам, чтобы разглядеть. Свет от ламп помог размытым очертаниям немного проявиться, и слова стали различимы:

"Свобода — это выбор"

Он хмыкнул, но усмешка не скрыла того, как похолодели его руки. Он чувствовал, как мурашки пробежали по спине. Эти две фразы сталкивались друг с другом, создавая парадокс.

Внутри него закипало негодование. Хотелось смять этот лист и выбросить, закричать, чтобы они прекратили свои игры. Но вместо этого, он ещё раз перечитал слова, словно они могли открыть что-то большее.

В этот момент в комнате что-то щёлкнуло. Громко, резко, нарушая гробовую тишину. Это был звук, будто кто-то разблокировал дверь. Итан поднял голову, глядя на ту самую дверь. Она оставалась закрытой.

- Что за чертовщина...

Тревожное предчувствие наполняло каждую клеточку.

"Ты уже свободен"

"Свобода — это выбор"

Это намёк? Проверка? Или ловушка?

Перевернув лист, Итан застыл, его брови сдвинулись от неожиданности. На обратной стороне записки было нечто, чего он никак не мог ожидать. Лабиринт. Не совсем простая, но детская схема. Линии изгибались и петляли, создавая ощущение бесконечности. Но посреди этого хаоса был маленькая деталь — небольшой круг с надписью и едва заметным рисунком ключа: "Твоё решение. Ты уже здесь"

Пространство вокруг лабиринта было исписано детским кривым почерком, будто ребёнок только учился писать: «А куда ты хотел? Ты можешь выйти, но только через себя. А куда ты хотел? Ты можешь выйти, но только через себя. А куда ты хотел? Ты можешь выйти, но только через себя. А куда ты хотел?»

"Ключ не снаружи. Он всегда был внутри. Как умно, Сара..."

Его взгляд метнулся по линиям лабиринта, изучая их. Он повёл пальцем по первой видимой дорожке, но та приводила к тупику. Ещё одна попытка — снова тупик. Каждый путь, к которому он притрагивался, заканчивался ничем. И одна необычная деталь: чернила, которыми была нарисована схема, будто ещё не высохли, оставляя след на пальце.

— Что за... — прошептал он, прищурившись.

«Это замкнутый круг. Здесь нет выхода. Любой путь ведёт к центру»

Мелочь, игра, но в ней что-то было. Что-то большее, чем просто рисунок.

— Хм, странная фигня... — пробормотал он, бросив взгляд на камеру в углу комнаты, словно именно Сара всё ещё наблюдала за ним.

И тут произошло что-то ещё более необычное, даже безумное. Вернув взгляд, Итан заметил, как лабиринт будто бы начал слегка "дрожать" на бумаге. Это мог быть всего лишь трюк света, но линии, которые по которым он только что провёл пальцем, будто начали сходиться в одно точечное пятно. Парень потёр глаза, но изображение всё ещё казалось странным, живым.

— Нет, нет, это уже слишком, — он в панике скомкал лист и откинул его подальше. Но ощущение покалывания осталось в его пальце, будто рисунок проник глубже, чем он думал.

Итан провёл ладонью по лицу, нервно вздохнув, и посмотрел на дверь. Этот призрачный щелчок придавал атмосфере ещё большую напряжённость. И теперь эта пустая комната казалась ему куда более тесной, чем раньше, а импульсивно скомканное послание словно смотрело на него.

- Вы даже записки пропитываете химикатами? – обращается он к камере, судорожно пытаясь оттереть чернила от пальца. Они, несмотря на любые попытки, будто въелись в кожу. Покалывание не прекращалось, становясь всё ощутимее. Он с раздражением скользнул рукой по простыне, но ощущения не уходили.

Листок, скомканный и брошенный подальше, вдруг снова притянул внимание. Хотя он отвернулся от него, в голове мелькала мысль: "Почему рисунок двигался? Это галлюцинация после препарата или что-то ещё?" Он понимал, что игнорировать это послание больше не получится.

Снова наклонившись, Итан достал комок бумаги, развернул его с осторожностью, словно она могла взорваться или укусить. Но теперь рисунок выглядел обычным — никакого движения, никаких странностей. Лабиринт, тупики, и всё те же слова на краю, вписанные кривым детским почерком: "А куда ты хотел? Ты можешь выйти, но только через себя"

Итан хмыкнул, но внутри уже не чувствовал былой уверенности.

— Хватит, — прошептал он, откидывая листок обратно на кровать. Его сердце начало колотиться. Щелчок и странный лабиринт смешались в одну неясную тревогу. Он вскочил, подошёл к двери и дёрнул за ручку. Та не поддалась.

— Чёрт, да откройся ты! — прорычал парень, толкнув дверь плечом. Но та даже не дрогнула.

Вернувшись к кровати, Итан бросил взгляд на листок. Теперь он выглядел иначе. Вместо тех надписей, вокруг более ясно читалось: «Ты решил выйти. Зачем?»

Он моргнул. Его взгляд метнулся к камере, но ничего не происходило. Ощущение, что он попал в чей-то эксперимент, стало невыносимым. В голове зашумело от недоверия и страха. Тут в двери снова раздался щелчок — этот раз громче, резче, как будто механизм сработал не до конца. Итан медленно обернулся к ней, чувствуя, как его тело напрягается до предела.

Дверь открылась...