Файл 1
«В зеркале всегда двое.
Но кто из них настоящий?»
Зимний лес застыл в мёртвой тишине. Снег поглощает звук шагов, холод кусает кожу, а воздух режет лёгкие, словно невидимые лезвия. Белая пустота простирается до самого горизонта, но даже здесь, в этой безмятежной замёрзшей пустыне, что-то не так. Кровавые следы прорезают снег, уходя в глубь леса. Они свежие - алые пятна на белоснежном покрывале. Чьи-то? Её? Она идёт. Босыми ногами по снегу, не чувствуя холода. Мир вокруг гаснет, растворяется, оставляя только рваное дыхание и глухой стук сердца. Где-то впереди - шёпот. Голос без тембра, без эмоций, будто сам воздух скручивается в слова, еле слышно царапая слух. Гладкий, обволакивающий, тягучий, как патока. Проникает в уши, заполняет пространство между рёбрами, скользит по позвоночнику липким страхом. Потом их становится больше. Сначала два голоса, потом четыре, восемь... Они нашёптывают не только её имя. В словах - хаос, размытые фразы, вкрадчивые интонации. Одни тянутся протяжно, другие бормочут с истеричным ускорением, как треск сломанной пластинки.
«Тебя здесь нет.»
«Тебя не существует.»
«Ты знаешь, кто ты?»
«Пустая, пустая, пустая...»
Голоса перекрывают друг друга, мешаются, сливаются в гниющий, жуткий церковный хор, в какофонию, от которой хочется заткнуть уши, но звуки проникают внутрь черепа, врезаются в сознание. Они нашёптывают, скрежещут, хихикают, стенают, булькают. В них боль, радость, злоба, восторг - всё сразу, спутанное в мерзкую, выворачивающую нутро симфонию.
Они крепнут, накаляются, рвут пространство на куски. Снег под ногами становится зыбким, уходя вниз
А затем - резкий, рваный вдох в темноте.
Вагон дрожал, покачиваясь в такт рельсам. Сквозь мутное окно пробивался серый рассвет, окрашивая мир в блеклые оттенки. В нос ударил резкий запах затхлого белья, железа и выдохшейся духоты.
- Просыпаемся, - раздался звонкий голос проводницы, перекрывая сонные всхрапы и приглушённые стоны пассажиров. - Через пятнадцать минут прибываем в Невский!
Василиса медленно приподнялась, вытирая ладонью лицо. Пальцы дрожали. Всё ещё казалось, что этот кошмар не до конца её отпустил. Она сделала глубокий вдох, пытаясь собрать себя по кускам. Молодая студентка потянулась за сумкой, лежавшей у её ног, и с трудом расстегнула молнию. Вещей было немного: пару футболок, джинсы, зубная щётка, несколько записных книжек, пара ручек и стопка аккуратно сложенных листов с заметками. Всё, что нужно для работы, и на первое время пребывания в чужом доме. Убедившись, что деньги и паспорт на месте, она рывком застегнула молнию сумки и поднялась, с трудом выпрямляя спину. Поезд всё так же мерно покачивался, за окном серый рассвет растворял последние огоньки ночи. Люди в вагоне зашевелились: одни устало потирали глаза, другие уже торопливо собирали вещи.
Она вяло перебирала ногами, когда дошла до туалета. Дверь скрипнула, засов тяжело щёлкнул. В тусклом свете лампы в зеркале отражалось лицо, которое было её - и в то же время чужим. Рыжеватые волосы падали на плечи, слишком тёмные, чтобы назвать их светлыми, но с медными отблесками на концах. Карие глаза смотрели устало, в уголках затаилась тень бессонницы. Кожа бледная, хоть бери, и положи рядом с трупом - не найдешь никакого отличия. Она обвела пальцами линию подбородка, коснулась обветренных губ.
«Всего месяц, - напомнила она себе. - Всего один месяц».
Геннадий Мальцев согласился приютить её. Они не виделись несколько лет, но он говорил по телефону так, будто всё осталось по-прежнему. Друг отца, который всегда был добр к ней. Его семья тоже будет рада.
По крайней мере, она в это верила.
Тонкая струя воды зашипела, разбиваясь о старый металл, и тут же наполнила кабинку влажным холодом. Девушка задержала дыхание, потом быстро зачерпнула воду и плеснула себе в лицо. Глубокий вдох. Выдох. Снова.
Она подняла голову, наблюдая, как капли стекают с подбородка, оставляя тёмные пятна на воротнике мятой рубашки.
«Всё в порядке. У тебя всё под контролем».
Ведь приехала она сюда не просто так.
Её отец, профессор Александр Сокольников преподавал раньше в университете журналистики МГУ. Он известный человек в своих кругах. Его лекции слушают сотни студентов, уважают за ум и холодную расчётливость. Некоторые даже боятся.
Теперь её очередь.
Она должна написать эту статью - о детоубийце, о человеке, чьи преступления сотрясли этот город. Работа, которую она задумала, могла стать её шансом заявить о себе, показать, что она достойна имени, что может быть такой же целеустремлённой, как отец.
Или даже лучше.
Сокольникова изучала журналистику в университете, где когда-то преподавал её отец. С детства Василиса понимала: знание - это власть, а информация способна менять чужие судьбы, раскрывать гнилые души. Александр учил своих студентов вскрывать суть вещей, разбирать слова на составляющие, находить логику в хаосе. Эти принципы глубоко запали в сознание его дочери.
Поезд дёрнулся и застыл, напоследок содрогнувшись всем своим массивным телом. По вагону прошёлся гул голосов - сонные пассажиры оживились, собирая вещи, толкаясь в узких проходах. Василиса последовала за ними, вжимая сумку в бок, когда её плечом задел пожилой мужчина с чемоданом.
Перрон гудел от суеты - люди обнимались, смеялись, переговаривались, кто-то крутился с чемоданом, ожидая такси. Она спустилась по ступеням и на мгновение замерла, оглядываясь.
Мужчина и женщина стояли чуть поодаль, будто не до конца уверенные, что подошли к нужному человеку.
Геннадий Мальцев выглядел почти так же, как на детских фотографиях - высокий, немного сутулый, в волосах виднелась седина, но взгляд оставался цепким, оценивающим. Он стоял в светлой рубашке с закатанными рукавами, держа в руке старые солнцезащитные очки. Рядом с ним - Мария, в лёгком платье, с собранными тёмными волосами, её руки были аккуратно сложены перед собой, но Василиса заметила, как она слегка сжала пальцы, будто раздумывая, стоит ли сделать шаг навстречу.
Их взгляды пересеклись.
- Василиса, - Геннадий кивнул, голос его прозвучал ровно, без лишних эмоций, но в этом спокойствии скрывалась привычная ей сдержанность.
Мария улыбнулась - чуть осторожно, словно в глазах её всё ещё читалось: «Ты так изменилась».
- Как ты выросла, - наконец сказала она, и это прозвучало искренне.
На секунду между ними зависла лёгкая неловкость. В последний раз они видели её, когда девушке было пятнадцать лет. Сейчас же ей исполнилось двадцать один. Они давно не виделись, и теперь вдруг стояли лицом к лицу, пытаясь разобраться, как восполнить этот пробел.
- Дорога утомила? - Геннадий нарушил паузу, кивнув на сумку.
- Немного, - Вылавливая из себя улыбку, чуть нервно переступая с ноги на ногу.
- Давай помогу, - он протянул руку к её сумке, и она, поколебавшись, позволила забрать багаж.
- Ну что ты, давай скорее в машину, - Мария шагнула ближе, легко коснувшись её локтя. - Ты, наверное, голодная.
Они двинулись через стоянку, и каждый шаг отдавался лёгкой дрожью в ногах. Она должна вести себя естественно. Должна быть той, кого они помнят. Кого ждут.
Геннадий шагал впереди, неторопливо, с привычной уверенностью. Мария шла рядом, временами бросая на неё короткие взгляды, как будто пыталась снова свыкнуться с её присутствием.
- Как там твой отец?
- Всё так же, - она постаралась сделать голос ровным. - Пишет статьи, иногда преподаёт. Сейчас с матерью решили передохнуть и поехали в Латвию, ну, думаю, он уже об этом рассказал по телефону.
- Он всегда был таким, - Геннадий хмыкнул, будто это было чем-то само собой разумеющимся. - Вспоминаю, как ещё в университете он мог днями не выходить из кабинета.
- Да, - Василиса улыбнулась, стараясь поддержать лёгкий тон разговора. - Иногда кажется, что он действительно забывает об отдыхе.
Мужчина бросил на неё взгляд, чуть прищурившись.
- Я удивлён, что он в кои-то веки решил взять отпуск.
- А твоя мама? - Мария неожиданно заговорила, прерывая своего мужа.
Рыжеволосая опустила взгляд, делая вид, будто её отвлекло что-то на земле.
- Всё хорошо, - ответила она как можно непринуждённее. Перед глазами мелькнули обрывочные воспоминания, и Василиса на мгновение задержалась на них, выбирая нужные детали. - Занимается садом. Говорит, что это помогает расслабиться.
С каждой минутой разговор становился всё сложнее. Она будто шла по тонкому льду, стараясь не сделать неверного шага. Слова выходили автоматически, голос звучал так, как должен, улыбка появлялась в нужные моменты. Всё должно быть естественно. Всё должно быть правильно
В машине было душно, пахло кожаными сиденьями и табаком. Опустившись на сиденье, она машинально потянулась к ремню безопасности - и только тогда заметила движение рядом.
Мальчик лет десяти. Он сидел тихо, прижавшись к дверце, сжавшись в комок, словно не до конца доверял пространству вокруг себя. Тонкие запястья, светлая рубашка с чуть помятым воротником, настороженный взгляд из-под тёмных ресниц. Он почти не моргал, внимательно разглядывая её.
- Игорь, правильно ведь?
Мальчик на секунду замер, словно решая, стоит ли отвечать. Потом медленно кивнул.
- Да, - его голос прозвучал тихо, почти неуверенно.
- Я... не уверена, что ты меня помнишь, - продолжила Василиса, стараясь говорить мягко. - Мы виделись очень давно. Ты тогда был совсем маленький.
Она сделала короткую паузу, затем добавила:
- Меня зовут Василиса.
Игорь снова посмотрел на неё, но на этот раз дольше. В его взгляде читалось что-то странное - не узнавание, но будто попытка уловить что-то, связать.
Мальчик слегка нахмурил лоб, словно вспоминая, но в итоге просто сжал тонкие пальцы на ткани рубашки.
- У тебя голос другой, - пробормотал он себе под нос, отворачиваясь в сторону окна.
- Ну, ты ведь был совсем маленьким. Как ты можешь помнить, каким он был? Да и я изменилась за эти годы.
Но Игорь не ответил. Просто продолжал смотреть в окно, сосредоточенно, будто слушал не её, а свои собственные мысли.
Машина плавно тронулась с места, оставляя вокзал позади. В салоне воцарилась тишина, нарушаемое лишь негромкой музыкой из старых динамиков. Советская мелодия с лёгким потрескиванием заполнила пространство. Город за окном постепенно рассыпался, уступая место широким полям и редким домам, теряющимся за изгородями. Воздух за стеклом дрожал от летнего зноя, а дорога казалась бесконечной лентой, ведущей куда-то вглубь.
- Хорошо, что ты приехала летом, - нарушила тишину Мария, обернувшись к ней с переднего сиденья. - Здесь сейчас особенно красиво.
- Хоть погода и жаркая, но по ночам бывает свежо, - добавил Геннадий, не отрывая взгляда от дороги.
Мария кивнула:
- Особенно у нас, в домике. Всё-таки лес рядом. Вечером прохладнее, чем в городе.
Василиса перевела взгляд на главу семьи.
- Как у вас с работой?
- Как всегда, - он слегка пожал плечами. - Не скучно.
- Это ещё мягко сказано, - Мария усмехнулась. - Он даже на отдыхе вечно в делах.
- Ну, без работы нельзя, - сухо заметил он, но в его голосе не было недовольства, скорее, привычная констатация факта.
Машина свернула с трассы на узкую лесную дорогу, где асфальт уже не был таким ровным. По обе стороны деревья поднимались вверх, образуя коридор из зелени. Листва лениво покачивалась от тёплого ветерка, и воздух сменился - теперь в нём чувствовался запах нагретой хвои и влажной земли.
Геннадий заглушил двигатель, и в ту же секунду женщина открыла дверцу, выходя первой.
- Ну вот, наконец-то, - с облегчением выдохнула она, потянувшись после долгой поездки
Василиса выбралась следом, осматриваясь. Дом выглядел ухоженным: небольшая веранда с деревянными ступенями, окна, прикрытые лёгкими шторами, на крыльце - несколько пар обуви.
В доме было уютно. Или это так кажется на первый взгляд?
- Давай на кухню, поможешь мне, - позвала Мария, входя в просторную светлую комнату.
Она сразу принялась разбирать продукты, расставляя их на столе. Василиса подошла ближе, закатала рукава.
- Что делать?
- Нарежь хлеб, пожалуйста.
Василиса взяла нож,
сосредоточившись на движениях. Тишина на кухне была привычной, тёплой, но вскоре её нарушил голос Геннадия, который появился в дверном проёме.
- Кстати, о работе, - он облокотился о дверной косяк. - О чём ты собираешься писать в статье?
- Я слышала, что здесь недавно произошло что-то ужасное. Что двоих мальчиков...ну..нашли мёртвыми.
Раздался громкий звон.
Мария выронила тарелку.
Фарфор разлетелся на куски, и мелкие осколки со звоном рассыпались по полу. Женщина застыла, её пальцы дрожали, губы чуть приоткрылись, но взгляд был прикован к столу, будто она не сразу осознала, что случилось.
- Господи, - Мария быстро наклонилась, начиная собирать осколки.
- Я помогу, - рыжеволосая поставила нож и тоже присела, но женщина только покачала головой.
- Не надо, я сама... - её голос звучал приглушённо.
Геннадий хмыкнул, будто недовольно, но не стал ничего говорить.
- Весь город на ушах, - наконец произнёс он, бросив мимолётный взгляд на сына, который сидел на диване рядом со старым проигрывателем. Казалось, Геннадий хотел убедиться, что Игорь ничего не услышал. - После всего, что произошло..
Василиса неосознанно задержала дыхание. Пальцы обхватили рукоять лежащего ножа, но она тут же расслабила их, словно поймав себя на этом жесте. В груди что-то сжалось - не страх, нет, скорее..возбуждение?
Тёплый воздух на кухне показался ей душным. Она провела кончиком языка по сухим губам и едва заметно выдохнула.
- И что говорят? - спросила она, голос её прозвучал чуть тише, чем обычно.
Геннадий посмотрел на неё внимательно.
- Что?
- О них, - Василиса склонила голову набок, делая вид, будто спрашивает об этом случайно, словно просто интересуется, как любой человек, услышавший страшную новость. - Как их нашли? Правда, что тела были..изуродованы?
Мария на секунду замерла, продолжая убирать осколки с пола, но теперь её движения стали более резкими.
Мужчина медленно выдохнул, выпрямляясь.
- Василиса, - он произнёс её имя ровно, но в голосе появилась нотка предостережения.
Она прикусила внутреннюю сторону щеки, но взгляд её остался прикован к нему.
- Просто... любопытно, - студентка пожала плечами, чуть склонив голову набок, скрывая своё истинное волнение под маской невинного интереса. - Это же важно. Я слышала, что никто не может найти преступника, что полиция..
- Потом, - резко перебил её Геннадий. - Обсудим это наедине, - его голос стал ниже, спокойнее, но в нём прозвучал скрытый приказ закрыть рот.
Резкий, неприятный укол злости пронзил её изнутри, скручивая нервы, как туго натянутые струны. Как будто её толкнули назад, как будто отказались признать её право знать. В груди вспыхнуло раздражение, и оно было таким внезапным, таким ярким, что её язык уже готов был бросить колкое замечание, а пальцы напряглись, будто жаждали выплеснуть этот комок негодования наружу.
Но нет.
Она осадила себя, едва заметно моргнув. Раздражение испарилось так же быстро, как вспыхнуло, оставляя после себя лишь сухую пустоту.
Девушка приподняла уголки губ, позволяя себе мягкую, едва заметную улыбку.
- Конечно, - выдавила она, кивнув чуть медленнее, чем следовало.
Спокойствие. Полное, безмятежное, без единого признака внутреннего колебания.
Вечер прошёл в привычной, почти семейной обстановке. На кухне пахло тушёными овощами и свежим хлебом, Мария ловко накрывала на стол, а Василиса помогала, подавая приборы. Геннадий что-то негромко обсуждал с женой, время от времени переключаясь на приезжую, спрашивая о дороге, об университете.
Игорь ел молча, изредка бросая взгляды то на родителей, то на Василису, но так и не сказав за ужином ни слова.
Когда последняя тарелка исчезла со стола, Мария поднялась и жестом пригласила Василису пойти с ней.
- Пойдём, покажу тебе комнату.
Дом оказался немного больше, чем казался снаружи. Они прошли по коридору, минуя закрытые двери, поднялись по старой лестнице и, наконец, Мария остановилась возле крайней комнаты на втором этаже.
Комната была небольшой, - деревянные стены, аккуратно застеленная кровать, стол с лампой, у окна ажурные занавески, слегка шевелящиеся от лёгкого сквозняка. Её дорожная сумка уже стояла около кровати.
- Если что-то нужно - говори, - добавила Мария с тёплой улыбкой.
- Спасибо, но пока ничего не нужно, - ответила Василиса, заходя внутрь.
- Хорошо, тогда отдыхай, дорога была долгой.
Женщина задержалась на секунду, будто собираясь что-то сказать, но в итоге просто кивнула и вышла, прикрыв за собой дверь.
Василиса не двигалась, просто стояла в центре комнаты, прислушиваясь к тому, как звуки дома постепенно утихают. Голоса внизу становились тише, дверь скрипнула где-то в конце коридора, потом снова воцарилась глухая тишина.
Она медленно села на кровать. Тянулась к сумке, доставая оттуда старую, потрёпанную записную книжку. Затем паспорт. Пальцы скользнули по обложке, затем она медленно раскрыла документ, задерживая взгляд на фотографии.
Живые глаза с бумаги смотрели прямо на неё. Тёплые. Открытые. Василиса Сокольникова. Рыжеволосая смотрела на изображение, но на её лице не дрогнул ни один мускул. Медленно, почти лениво она закрыла паспорт.
Шум за окном вывел её из оцепенения.
Василиса едва заметно дёрнула головой, подняла взгляд от удостоверения личности. Вдали послышался глухой рокот двигателя, а затем резкое торможение. Машина подъехала быстро, без лишних манёвров. Вскоре во дворе хлопнула дверца. Студентка встала, тихо подошла к окну и осторожно отодвинула край занавески.
Во дворе стоял мужчина. Высокий, широкоплечий, с сильными, но немного сутулыми движениями - будто груз дел давил ему на спину. Лицо резкое, с угловатыми чертами. Глубокие морщины залегли на лбу и у рта, придавая выражению лица суровую твёрдость. В его движениях не было суеты. Он не спешил, не нервничал. Незнакомец молча пересёк двор, его шаги глухо отдавались по гравию, а затем он без лишних церемоний ударил кулаком по двери.
В доме повисла тишина. Где-то в глубине послышался звук двигающегося стула, затем тяжёлый шаг.
Дверь открылась резко, почти агрессивно.
Геннадий стоял в проёме, нахмуренный, с напряжённой линией челюсти.
- О, какая приятная неожиданность. И снова вы, и снова чуть не вышибли мне дверь. У вас в милиции это обычная профилактика?
Следователь даже не дрогнул. Он чуть склонил голову набок, глядя на него долгим, холодным взглядом.
- Ну ты и мудак, Мальцев.
Геннадий чуть подался вперёд, его лицо напряглось.
- Ты бы, сука, поаккуратнее с выражениями.
- А ты бы поаккуратнее с журналистской хуйнёй, - Боков поднял брови. - Ты, блядь, понимаешь, что ты натворил?
- Что я натворил, а? - Мужчина скрестил руки на груди. - Осветил правду? А, точно, органы у нас же сам не справляется, вот и приходится людям работать за вас.
- Сука, ты... - Евгений сделал шаг ближе, его челюсть напряглась, желваки ходили ходуном, и теперь их разделяло всего пара сантиметров. - Твой высер поставил пацана под удар, ты вообще понимаешь это, нет?
- Какого пацана?
- Твоего, блядь, сына! - Он резко ткнул пальцем ему в грудь. - Или ты реально настолько ебанутый, что не врубился, что после твоей грёбаной статьи этот псих может на него выйти?
Мальцев чуть пошатнулся, но выражение его лица не изменилось.
- Он и так его видел.
- Да не в этом, нахуй, дело, - Боков выдохнул, резко потерев переносицу, сдерживая желание схватить этого упертого ублюдка за воротник и встряхнуть. А может, и вовсе разбить его журналистское лицо всмятку. - Теперь он знает, что пацан его помнит. Что он единственный свидетель. Что ж ты, сука, за человек такой, что ради собственной славы готов своего сына маньяку выдать?!
- Чё ты говоришь, а? Чё ты, блядь, говоришь?! - Геннадий резко подался вперёд, сжав кулаки.
Боков не сдержался - коротким, грубым движением толкнул его в грудь, заставляя на полшага отступить назад.
- Боже, прекратите! - Мария встала между ними, резко хватая мужа за руку. - Всё, в дом, Ген!
- Пусти! - Мальцев дёрнулся, но она не дала ему шагнуть вперёд, впиваясь пальцами в рукав его рубашки.
Во дворе хлопнула дверца машины.
Игорь стоял в дверном проёме.
Он не вышел. Не сделал ни звука.
Только его тонкие пальцы сжали край дверного косяка, а карие глаза застыли, наблюдая за происходящим.
Из темноты выскочили ещё два следователя, почувствовав, что дело идёт к драке. Один был мужчина среднего возраста - аккуратная стрижка, строгий костюм. Он шагнул ближе, встав сбоку от Бокова. А вот после него выбежала женщина со светлыми волосами, и в классической юбке с блузкой.
- Женя, блядь, угомонись, - коротко бросил Валера, осторожно кладя руку Бокову на плечо.
Но тот даже не повернул головы, не сводя взгляда с Геннадия.
- Иди нахуй отсюда! - взорвался тот, дёргаясь в сторону. Его голос сорвался на крик. - Пошёл нахуй, Боков! - Геннадий теперь уже орал, вырываясь из рук Марии. - И чтоб завтра вся ёбаная страна знала, как ваши менты себя ведут! Я это, сука, в статье напишу!
Наблюдающий мальчик чуть дёрнулся, мат словно ударил прямо по его ушам.
Следователь медленно перевёл взгляд на сына Мальцева.
Глаза.
В них не было интереса. Не было понимания. Только страх. Настоящий, давящий, сковывающий грудь. Он боялся. Не Бокова. Не Геннадия. Самого этого момента. Когда взрослые начинали орать, толкаться, сжимать кулаки. Он видел это раньше.
Слишком много раз.
Мальчик смотрел дольше, чем следовало.
Его пальцы вцепились в дверной косяк, костяшки побелели. Он замер, не смея дышать, будто надеясь, что если не пошевелится - его не заметят. После чего, мальчик быстро спрятался.
- Ну и пиздуй, пиши, - огрызнулся Боков, голос его уже не кипел, а будто пропитался холодным отвращением, тяжелым и липким, как табачный дым.
Он не стал спорить дальше. Просто развернулся и пошёл к машине, его шаги глухо отдавались по гравию, тяжёлые, будто каждый шаг давил на грудь.
Мужчина сел за руль, хлопнул дверцей с чуть большей силой, чем требовалось, завёл мотор, но не тронулся. Ждал. Ждал, пока его коллеги успокоят разбушевавшегося Мальцева, пока тот выдохнет свои последние угрозы.
Боков молча вытащил сигарету, прикурил, глухо затянулся. Горький дым обжёг лёгкие, но не принёс облегчения. Взгляд скользнул вверх, к окнам второго этажа.
На фоне занавески, в полумраке комнаты, застыла фигура. Девушка?
Он задержался на ней на секунду, будто пытаясь разглядеть её лицо. В этой неподвижности было что-то странное. Неприятный холод прошёл по спине.
Семья у Мальцева небольшая.
Жена. Сын.
Больше никого.
Где-то в глубине дома завыла собака - протяжно, тревожно, словно чувствовала что-то, чего не могли уловить люди.
Боков машинально опустил взгляд на крыльцо.
Мальцев всё ещё кипел, но уже не орал, только мрачно переводил дыхание, будто собирался сказать ещё что-то, но передумал. Наталья и Валера шли к машине, их шаги глухо отдавались в вечерней тишине.
Боков снова посмотрел наверх.
Силуэта больше не было.
Лишь тонкая кружевная занавеска легко покачивалась, будто кто-то только что отпустил её, оставив в воздухе слабый след движения.
Пальцы резко обожгло - он даже не заметил, как сигарета догорела до фильтра.
Бросил окурок в грязь через окно, резко, с раздражением.
К чёрту.
Нужно, сука, больше спать.