Полуночник

Первая неделя в Монреале окутала Алекса туманом дезориентации. Огромный город, пульсирующий ночной жизнью, казался ему лабиринтом, населенным полуночниками, чьи привычки и образ жизни оставались для него загадкой. Он наблюдал за ними, внимательно всматриваясь в их суетливые движения, в неспешные разговоры, пытаясь понять, что делает их жизнь в этом мегаполисе настолько... удобной. Удобной настолько, что они могли позволить себе существовать. Отсутствие Ирен, напротив, приносило Алексу легкое, но все же ощутимое облегчение. Он твердо решил свести к минимуму общение с полуночниками; их странности, их замкнутость, их непредсказуемость пугали и отталкивали. Лишь Лизи была исключением из этого правила. Ее дружелюбие, иногда граничащее с наивностью, пробивало стену его осторожности, вызывая порой удивленное, а порой и немного трогательное сочувствие.

В центре Монреаля царило праздничное безумие. Улицы переполнялись людьми, воздух гудел от музыки и смеха, яркие огни отражались в блестящих глазах прохожих. Но Алекс оставался вне этого торжества. Его лицо, освещенное мерцанием гирлянд, выражало не радость. Он бродил среди ликующей толпы, погруженный в собственные мысли. Мысли эти были разнообразны. Он вспоминал Эмбер, ее теплые руки, представлял суровое лицо шерифа, словно видя его перед собой, и чувствовал острую ностальгию по спокойствию и привычному укладу жизни в Эдмонтоне. Каждый дом, каждый прохожий, каждый звук этого нового города только усиливали его ощущение одиночества и отчужденности.

Алекс вздрогнул. Тяжелая ладонь, опустившаяся на его плечо, приковала его к месту. Мир вокруг замедлился, как кинопленка, пропущенная через замедлитель. Люди, секунду назад спешившие по своим делам, застыли в причудливых позах, их лица – застывшие маски, отражающие внезапно наступившую тишину. В горле застрял ком, большой, тяжелый, колючий, препятствующий даже попытке сглотнуть. И запах... знакомый, резкий, пронзительный. Табак, смешанный с порохом, – это Алекс узнал безошибочно. Но еще что-то... едкое, горячее, с запахом засохшей крови.

Медленно, словно опасаясь нарушить хрупкую застывшую реальность, Алекс повернул голову. Его взгляд уперся в стальные серые глаза. Алекс ненавидел этот цвет. Он казался ему тоскливым, тягучим, безжизненным, как цемент, в котором можно утонуть, и тебя никто не вытащит.

Темноволосый мужчина стоял рядом, его лицо было суровым, но это выражение, скорее, привычка, нежели результат мгновенной эмоции. Темные брови, тяжелый взгляд, волевой подбородок, слегка седые виски. И он смотрел прямо на Алекса.

«Ты так похож на своего отца...»

Алекс наконец полностью развернулся, встретившись взглядом с высоким, крепко сложенным мужчиной. Мужчина был зрелым, но выглядел моложе своих лет. Только глаза выдали истинный возраст.

Алекс не знал, что сказать своему отцу. Он просто стоял, разглядывая его с каким-то недоверием.

– Ты ведь не любишь праздники? – все же нашлось, что спросить. Алекс мысленно зажмурился и дал себе пощечину. Что за глупый вопрос он задал этому человеку?

– И ты тоже. Давно в Монреале? – раздался низкий, с хрипцой, голос.

Алекс помолчал несколько секунд, прежде чем ответить:

– Неделю. Как ты нашел меня?

– Мимо проходил, – пожал плечами отец, взгляд его был прикован к чему-то за спиной Алекса. – Заметил в толпе рыжие волосы, и понял, что это ты стоишь.

Алекс хотел было возразить, что его волосы уже давно не рыжие, что на свету они лишь кажутся такими, а в действительности просто темные. Но он промолчал. Это было от матери. Хотя мать он почти не помнил, только отцовские рассказы о ее рыжих волосах и живом характере, которые перешли к нему.

– И все же, ты вылез в центр города.

– Да.

Отец никогда не оправдывался. Он всегда говорил коротко, ясно и без лишних эмоций. Алекс знал это.

Александр. Так звали отца Алекса.

– Мне сказали, что ты... покончил с собой, – голос Александра звучал необычно ровно, как будто он читал текст с листа.

Алекс моргнул, ощущая, как тело напряглось.

– Кто сказал?

– Эмбер, – ответил Александр, на лице его появилось едва заметное выражение недоумения. – Она звонила мне.

– Эмбер звонила тебе? – удивился Алекс.

Александр нахмурился еще сильнее. Его терпение, очевидно, подходило к концу.

– Объяснишь, что происходит?

Алекс сжал губы. И что он ответит на этот вопрос? Правда была слишком сложной, слишком запутанной.

– Это какая-то ошибка.

Александр коротко кивнул, посмотрев в сторону. Он о чем-то задумался, зная, что его сын лжет.

– Фер сказал, что ты упал с моста. Вроде как, сам. Никто не сталкивал.

– Шериф... тоже звонил? – спросил Алекс, голос его звучал уже более отчаянно.

– Хватит мямлить и ответь мне.

– Что тебе ответить?

– О том, что с тобой происходит! Почему я узнаю о том, что мой сын самоубился, а потом оказывается, что все в порядке и он жив! Сбежал в другой город, но зачем? Твоя сестра до сих пор не знает, что ты здесь, живой. Как и Фер.

Алекс тяжело выдохнул, взглянув на отца. Впервые за долгое время он увидел в его глазах не только холодную строгость, но и... беспокойство?

– Мне пришлось бросить работу и уехать, – сказал Алекс. – На то есть причины.

– Что натворил?

– Ничего.

– У тебя не выйдет врать мне, – ответил Александр, в его голосе звучала не угроза, а скорее усталость.

– Ты все равно не поймешь.

Александр несколько долгих секунд смотрел в лицо Алекса, затем отвел взгляд. Алекс понял, что снова выбрал неправильную тактику.

– Я знаю, что у нас не особо теплые отношения, – начал Александр. – Не как у отцов и сыновей. И здесь моя вина, что я допустил это.

Алекс видел, что отец пытается построить мост, но не знает, как это сделать.

Между ними снова повисла неловкая пауза, разрезанная только шумом проезжающих машин.

– Я знаю этот взгляд, – сказал Александр, столкнувшись с глазами Алекса. – Твоя мама... она так смотрела на меня, когда я пытался объяснить то, о чем думаю.

В его голосе слышалось едва уловимое раскаяние, как будто он вспоминал не только взгляд, но и сопутствующую ему неудавшуюся попытку объясниться.

Алекс сделал глубокий вдох, словно собираясь с мыслями. Его голосовая интонация была холодной, чуть отстраненной.

– У тебя никогда не получалось выражать свои мысли вслух.

Это было заявлено как констатация факта, без эмоций, но с явной долей горькой иронии.

– Да, – Александр слабо усмехнулся, покачав головой. Его усмешка была больше похожа на горькую гримасу. – Я такой человек, – он прикоснулся к своим вискам, словно извиняясь за свои недостатки.

– Ты теперь оправдываешься? – тон Алекса стал более резким, в нем прозвучала нескрываемая усталость от вечной невозможности понимания.

Александр пожал плечами, жест был беспомощный, сдавшийся.

– Может быть.

– Ты не умеешь общаться с людьми, знаешь это? – Алекс сформулировал это как не упрек, а скорее как бесстрастное наблюдение.

– Потому что я не люблю людей, – Александр ответил спокойно, словно для него это была очевидная истина, не требующая доказательств.

Теперь уже Алекс усмехнулся. Его усмешка была холодной, лишенной тепла, скорее жесткой маской. Они оба смотрели друг на друга, в этом взгляде были и нежность, и боль, и затаенная вина.

– И где ты живешь? – Александр сделал попытку нарушить напряженную тишину, возвращаясь к земле.

– У знакомой, – Алекс ответил невнятно, не желая рассказывать подробности своей жизни.

– Надолго? – Александр сделал еще одну попытку вступить в более обычный диалог.

– Какое-то время. Потом буду искать жилье, – Алекс сказал это без энтузиазма, словно поиск жилья был еще одной неприятной обязанностью. А затем, изменив тон, он добавил с издевательской ноткой: – А у тебя как? Не нашел себе третью жену?

– Александр... после смерти Джессики я живу один, – Александр сказал это тихо, его голосовая интонация была не то чтобы горькой, а скорее опустошенной. – А то, что случилось с твоей мамой...

– Извини, – прервал Алекс. Голос его смягчился, на миг проявив скрытую под холодностью эмоциональность. – Я знаю.

Его взгляд стал мягче, в нем появилась усталость и немного покаяния. Наступившая тишина казалась уже не напряженной, а скорее мгновением понимания, связанным общим горем и тяжелым опытом.

– Не пойми меня не правильно, я любил Джессику, она стала для меня матерью. Просто...

– Я знаю, сын. Не говори мне ничего, я тебя понимаю.

Алекс кивнул, поблагодарив за это.

– Пойдем отсюда. Посидим где-нибудь в тишине, – сказал Александр.