Livor Mortis

1822 год, Кент.

Перед погруженным в темноту, аккуратным двухэтажным, увитым плющом особняком с маленькими балконами, уставленными кашпо с цветами, стоял, задрав голову, Эдвард Сиэл. Была поздняя ночь, и в округе стояла тишина, прерываемая лишь стрекотом сверчков. Он некоторое время пристально высматривал что-то в одном из окон второго этажа, время от времени недовольно сжимая губы, и затем, когда ничего так и не произошло, подошел к дому еще ближе.

‒ Бекки! Бекки! ‒ тихо позвал он, но по тону его голоса чувствовалось, что его терпение на исходе. ‒ Бекки!

Но на его зов не зажглось ни одного окна, ни одна из занавесок не шелохнулась.

‒ Бекки! Ну, где ты!

Эдвард, будучи, как и Лиам, студентом Оксфорда, уже давно завоевал уважение всех своих преподавателей. Его даже порекомендовали в Лондонское научное сообщество, на которое статьи Сиэла, посвященные гальвинизму и патологии, произвели ошеломляющее впечатление. Именно по всем этим причинам подобная выходка могла бы вызвать, по меньшей мере, непонимание как среди научных мужей и руководства университета, так и у родителей Ребекки. Молодой человек выглядел напряженным и переминался с ноги на ногу, не желая быть застигнутым врасплох обитателями дома, совсем позабыв об одном обстоятельстве.

‒ Эдвард! ‒ внезапно раздалось у него за спиной.

Вглядывающийся в окно любимой девушки Сиэл вздрогнул и резко обернулся. Перед ним стоял чрезвычайно недовольный Лиам Моррис в иссиня-черном костюме, из-за которого молодой человек сливался с темнотой.

‒ Какого...

‒ Действительно, почему я должен лезть за тобой через забор?

‒ Я же тебе сказал, совсем не обязательно идти со мной. И, пожалуйста, говори тише, ‒ зашипел Эдвард.

‒ А я не хочу говорить тише! ‒ с вызовом произнес Лиам, отряхивая рукава своего пиджака от мелких листочков. ‒ Ты же хочешь стать частью семьи Филлипп? Может, начать прямо сейчас? Родители Ребекки будут рады увидеть будущего зятя посреди ночи под балконом своей дочери!

‒ Прошу, потише! Ты все испортишь!

‒ Как такое можно испортить? ‒ не унимался Моррис. ‒ По идее, мистер Филлип должен быть рад увидеть тебя в любое время дня и ночи. ‒ И... ‒ Лиам лукаво улыбнулся. ‒ В любом состоянии!

‒ Прекрати, сейчас же! ‒ вышел из себя Сиэл. ‒ Я выпил вина самую малость!

‒ Если ты не хочешь, чтобы этот сноб тебе припоминал сегодняшнюю ночь всю твою жизнь, а заодно испортил твою едва начавшуюся карьеру, пойдем отсюда!

‒ Ничего не случится, если ты прекратишь шуметь!

‒ Как вообще можно было отпустить тебя одного посреди ночи! Почему вообще нужно было слушать этого Уолтера? Ты во всем, что он предложит, готов поучаствовать?

‒ А почему нет? Он просто предположил, что никто из нас с тобой не отважится спеть своей невесте серенаду ночью.

‒ Вот именно! Просто предположил! Совсем не обязательно было устраивать с ним из-за этого спор! Я думал, что из нас только я один люблю азартные игры!

‒ У всех свои слабости, ‒ Эдвард покосился на друга и снова повернулся к балкону. ‒ Бекки!

‒ Эд, я прошу... ‒ Моррис вцепился за руку Эдварда и настойчиво потянул его прочь со двора, но в этот момент легкая капроновая шторка на втором этаже отодвинулась, и из темноты на балкон вышла невысокая девушка с большой копной черных волос, небрежно подобранных наверху, и любопытным острым носиком, облаченная в шифоновое платье, скрывающее всю ее тонкую фигуру почти до самого пола.

‒ Вы почему тут так шумите? ‒ недовольно спросила она.

‒ Значит, ты все слышала и просто не выходила? ‒ так же недовольно спросил Лиам. ‒ Ждала, когда к нам на свидание выйдет твой отец?

‒ Моррис, остановись, ‒ отдернул его Сиэл. ‒ Здравствуй, Бекки!

‒ Здравствуй, ‒ девушка мило улыбнулась Эдварду, перед этим наградив Лиама гневным взглядом.

‒ Как ты смотришь на то, чтобы я спел для тебя? ‒ весело спросил Сиэл.

‒ Прямо сейчас? ‒ удивилась Ребекка.

‒ Боже, Эдвард, ты серьезно? ‒ снова вмешался Моррис. ‒ Ты действительно хочешь, чтобы весь дом Филлиппов узнал о том, что ты простоял здесь всю ночь?

‒ Пожалуй, твой друг, Эд, впервые за всю свою жизнь сказал правильную вещь ‒ мой отец будет не слишком доволен, если мы его разбудим.

‒ Видишь, нам здесь не рады, ‒ Лиам наградил девушку гневным взглядом и повернулся к Сиэлу. ‒ Пойдем, пока Уолтер и остальные не начали новую партию баккара без нас.

‒ С другой стороны, связываться с картежниками ‒ не самый лучший вариант, ‒ томно произнесла Ребекка. ‒ Можно погрязнуть в долгах. Моему отцу такое бы понравилось еще меньше, чем шум посреди ночи.

Моррис задохнулся от возмущения, а его красивое лицо перекосилось от негодования.

‒ Это все несерьезно, ‒ решил перевести все в шутку Эдвард, пока Лиам подбирал слова. ‒ Мы даже на деньги никогда не играем. Я сам редко когда присоединяюсь к ним, ‒ произнес молодой человек, но даже в темноте почувствовал, как сильно злится Моррис.

‒ Это все замечательно, но сейчас поздний час, и я не могу продолжить с вами эту увлекательную беседу, к сожалению, ‒ девушка отступила вглубь комнаты, кокетливо взглянув Сиэлу в глаза. ‒ Увидимся завтра, Эдвард.

‒ Но ведь еще только десять часов, ‒ умоляюще протянул Сиэл, изо всех сил вытягивая шею, стремясь не упустить ни одной секунды, чтобы полюбоваться своей невестой, параллельно игнорируя рассерженного Лиама.

‒ Эд, я прошу! Иди домой и забирай своего картежника! Я не хочу, чтобы отец мне завтра читал нотации, ‒ уже более серьезным тоном добавила Ребекка. ‒ Спокойной ночи!

Филлипп скрылась в своей комнате, снова плотно занавесив балконную дверь.

‒ Вот видишь... ‒ разочарованно протянул Эдвард, обращаясь к другу. ‒ Все из-за тебя!

‒ Что? ‒ Моррис удивленно приподнял брови. ‒ Хорошо! Больше никогда не буду тебя спасать! И ты меня никогда не спасай!

‒ И от чего ты меня сейчас спасал, хотелось бы мне знать? ‒ усмехнулся Сиэл.

‒ От глупых поступков, ‒ проворчал Лиам. ‒ Ты доволен? Увидел свою Бекки? Теперь мы можем идти?

‒ Не раньше, чем я проверю свою ловкость! ‒ внезапно выпалил молодой человек и кинулся к водосточной трубе, которая, утопая в зарослях плюща, вела от первого этажа, мимо окна Ребекки, до самой крыши здания.

Моррис, который шагал, ожидая, что Эдвард последует за ним, по направлению к воротам, скрывающимся в зарослях сирени, резко развернулся и ошеломленно уставился на друга, который уже взбирался вверх, ко второму этажу.

‒ Ты совсем рассудок потерял! ‒ Лиам, кинувшийся обратно, даже не старался говорить тихо.

Сиэл не ответил, лишь сосредоточенно цепляясь пальцами за, как оказалось, не слишком надежные крепления и аккуратно поднимаясь по ним, едва находя возможность поставить ногу на металлические выступы.

‒ Какой же ты ненормальный! Спускайся, Эд. Ты не долезешь!

‒ Спасибо, что веришь в меня! ‒ но молодой человек уже добрался до уровня второго этажа, облегченно подумав, что самое страшное позади. Он протянул руку до перил балкона, и попытался схватиться за них, но они были так плотно скрыты в широких и густых листьях клематисов, что его пальцы несколько раз соскользнули с металла.

‒ Я тебя ловить не буду! ‒ раздался недовольный голос Морриса.

Когда Эдвард снова постарался дотянуться до балкона, его левая нога соскочила с крепления, Сиэл потерял равновесие, в панике хватаясь за стебли плюща, которые легко ломались, и, не успев ничего предпринять, рухнул вниз, обдирая ладони о кирпичную стену дома и больно ударяясь о водосточную трубу, прямо на стоящего внизу Лиама. Моррис увидел, что его друг летел вниз, но не успел даже подумать о том, чтобы отойти в сторону и в итоге смягчил падение Эдварда. Едва они коснулись земли, раздался неприятный, противный хруст, и Лиам взвыл на всю улицу...

‒ ... Все в порядке, мистер Моррис, никаких осложнений нет. Но нужно походить в гипсе еще пару недель, и после этого будете как новый, ‒ ободряюще произнес доктор, коренастый мужчина лет пятидесяти, заканчивающий осмотр перелома ноги Лиама, который с недовольным видом лежал на диване в гостиной своего дома, подперев спину большой подушкой. ‒ Я оставлю вам еще несколько рекомендаций, а также я указал ориентировочную дату, когда мы сможем снять гипс. ‒ он положил рецепт на стоящий неподалеку стол и снова посмотрел на Морриса. ‒ Не переживайте и постарайтесь не нагружать больную ногу.

Но не успел врач, подхватив свой чемодан, уйти, как входная дверь снова открылась, и на пороге появился Эдвард. Весь прошедший месяц, пока жизнь Лиама серьезно затруднилась из-за перелома, полученного во время попытки Сиэла влезть на балкон Ребекки, он ходил с невероятно виноватым выражением лица и пытался, как мог, облегчить страдания и бытовые неудобства своего друга.

Моррис, в силу своего характера, мог то категорически отказываться от предлагаемой помощи, то сутками не разговаривать со своим другом, не желая простить его. Все осложнялось тем, что по случаю окончания очередного учебного года Оксфордский университет устраивал небольшой вечер, которого многие ждали с особым нетерпением и трепетом, и где могли побывать и юноши, и девушки. Более того, Лиам заканчивал обучение в этом году, но был так раздосадован своим переломом, что принял решение просто забрать свой диплом, даже не посетив саму церемонию вручения. Отсутствие Морриса на таком важном на него самого мероприятии сильно расстраивало Эдварда, которому предстояло учиться еще несколько лет на медицинском факультета, поэтому Сиэл возлагал большие надежды на «Оксфордский вечер поэзии». Однако его ожидало разочарование.

‒ Я никуда не собираюсь идти, ‒ решительно заявил Лиам, удобнее устраиваясь на диване.

‒ Это же просто вечер!

‒ Вот именно. Просто вечер, который можно пропустить.

‒ Я имею в виду, что там почти не будет преподавателей из университета. Только несколько ребят со старших курсов, которых назначили ответственными за его проведение. Никто не будет ходить за нами попятам и контролировать каждый наш шаг.

‒ Я не собираюсь размахивать там своими костылями и давать повод кому-либо высмеивать меня.

‒ Кто вообще будет высмеивать твой гипс? ‒ удивился Эдвард, усаживаясь в кресле напротив друга.

‒ Ммм, не знаю, дай подумать... Может, Олсен со своими вечными стихотворными издевательствами?

‒ Твое отсутствие на этом вечере Олсена в любом случае не остановит, ‒ опрометчиво произнес Сиэл.

Моррис лишь гневно посмотрел на него исподлобья.

‒ Ну, прекращай! ‒ взмолился Эдвард. ‒ Хватит обижаться на меня! Я же столько раз уже у тебя просил прощение! Отдохнем на этом вечере.

Но Лиам снова не ответил и только угрюмо уставился куда-то в стену.

‒ Я встретился с врачом возле твоего дома. Он сказал, что с тобой все отлично. Нет вообще никаких поводов для грусти. Ты даже и вручение дипломов мог бы не пропускать! Тебе безразлично все, что касается университета, отлично! Но ведь Рут тоже пойдет на «Вечер поэзии». Ты хочешь, чтобы твоя девушка была там в одиночестве, пока ты здесь дышишь пылью?

‒ Мы с ней уже обсудили это, ‒ тихо проговорил Моррис. ‒ В ее жизни ‒ это не последний вечер. К тому же, мы с ней сможем погулять в любой другой день. Или мне чтобы увидеться со своей невестой, разрешение университета всегда нужно будет спрашивать?

Сиэл недовольно поджал губы. Он ожидал, что встреча с Рут ‒ это прекрасный повод вытянуть друга из дома, но Лиам оказался упрямее, чем ожидал Эдвард.

‒ Да, забыл сказать, ‒ продолжил Моррис. ‒ Ты тоже никуда не идешь.

‒ Что? ‒ лицо Сиэла вытянулось от неожиданности.

‒ За то, что ты сломал мне ногу, ты «Вечер поэзии» проведешь, наводя порядок на чердаке моего дома.

‒ Ты шутишь...

‒ Даже в мыслях не было. Отец говорил об этом еще давно, перед отъездом в Америку, но я все забывал дать поручение слугам. Но раз у тебя освобождается свободный вечер, почему бы им не воспользоваться.

‒ Ты ‒ просто негодяй...

‒ Не больше, чем тот, кто наградил меня этим гипсом, ‒ отмахнулся от Эдварда Лиам.

‒ Я более чем уверен ‒ в детстве тебя родители называли несносным.

‒ Несносным гением, ‒ довольно добавил Моррис.

‒ Гений ‒ это я, а ты ‒ просто несносный. Зачем ты вообще учился, если даже не хочешь свой диплом забирать?

‒ Отец так захотел, ‒ пожал плечами молодой человек. ‒ Долго выбирал мне университет, все прочил мне будущее великого ученого, но меня не очень впечатлило то, чем вы там сейчас занимаетесь. Гальвинизм, или как это модное веяние называется?

‒ Гальвинизм, ‒ кивнул Сиэл. ‒ Но это не модное, как ты сказал, веяние, а серьезная отрасль в науке, которая поможет произвести революцию в медицине, перевернув все ее основы, и заставив нас посмотреть на организм человека по-новому...

‒ Все ‒ все, остановись, ‒ замахал руками Лиам. ‒ Тебя опять понесло в эти научные дебри. Даже слушать это не хочу.

‒ А зря. Луиджи Гальвани и его последователи ‒ великие люди и ученые. Благодаря их идеям мы сможем не только создавать различные медицинские устройства, но и оживлять атрофированные ткани. Я уверен, мы на пороге многих открытий.

‒ Я думал, тебя интересует патология. Ты же любишь там всеми этими вскрытиями заниматься. Еще название такое странное...

‒ Это называется некропсия. Важный способ изучения анатомии и физиологии человеческого тела. Помимо этого, это просто очень интересно. С научной точки зрения, конечно, ‒ быстро добавил Эдвард. ‒ Но патология занимается не только непосредственным изучением тела умершего человека, но еще и изменениями организма под многими другими факторами. К тому же, патология и гальвинизм тесно связаны друг с другом...

Моррис обреченно вздохнул.

‒ Неужели ты думаешь, что твоя философия интереснее некропсии? ‒ не вытерпел Сиэл.

‒ Философия ‒ это наука наук. Чтобы бы делала твоя патология без эмпиризма и логического позитивизма? Философы позволяют вам, ученым, разбираться в многообразии фактов и доказательств, не давая потонуть в этом потоке символов.

‒ Если я добавлю пару твоих цитат в свои статьи, указывать тебя как соавтора? ‒ улыбнулся Эдвард.

‒ Главное, не забудь захватить из амбара лестницу, потому что та, что ведет на чердак сейчас ‒ очень неустойчива. Возможно, тебе придется пристроить что-то еще, чтобы туда подняться.

‒ У тебя очень скверный характер. Как только Рут тебя терпит?

‒ О, ради любимого можно стерпеть все, что угодно. И захвати что-нибудь почитать из своей библиотеки. Вечер поэзии, как ни как.

Через пару дней, когда экипажи многих молодых людей выдвинулись из Кента в Лондон на предстоящий вечер поэзии, недовольно наблюдающий за этим из своего окна все утро Сиэл снял с полки собрание лучших стихотворений Перси Шелли и отправился к Моррису, физическое состояние которого с каждым днем становилось все лучше, а характер ‒ все сквернее.

Подъехав в легком ландо прямо к парадному входу особняка, молодой человек отпустил кучера и постучал в тяжелую дубовую дверь. Его встретил дворецкий Моррисов, служащий им уже много лет, любезно сообщивший о том, что господин Лиам находится в данный момент на третьем этаже. Эдвард, снова вспомнив о чердаке, скривился, и все убеждал себя не злится на Морриса, когда поднимался по ступеням деревянной лестницы все выше и выше. Лиама он нашел в одной из комнат, которая служила библиотекой. Книжные шкафы стояли вдоль стен, а в случае надобности немногочисленная мебель отодвигалась к стенам, и комната легко превращалась в бальный зал.

‒ Я уже давно все отсюда перечитал, ‒ Моррис стоял на ногах, опираясь на костыли, и критическим взглядом осматривал слегка запылившиеся тома.

‒ Тогда тебя, возможно, обрадует то, что я принес тебе, ‒ Сиэл дождался, пока его друг усядется в плетеное кресло, и вручил ему принесенную книгу.

‒ «Освобожденный Прометей» и другие произведения. Я слышал много хорошего о Шелли, его признают весьма талантливым и подающим надежды.

‒ Да, только я слышал, что он утонул во время прогулки в заливе Специи... ‒ произнес Эдвард, возвращаясь в коридор, в потолке которого был деревянный люк, ведущий на чердак.

‒ Что? ‒ от удивления Лиам едва не выронил книгу из рук. ‒ Какая досада...

‒ По-моему, это произошло всего пару недель назад. Олсен рассказывал. У него приятели учатся в Женеве.

‒ Так у нас сегодня вечер мертвых поэтов?

‒ Кто еще умер? ‒ Сиэл обеспокоенно заглянул в комнату и уставился на Морриса.

‒ А я, на твой взгляд, похож на живого человека в таком состоянии? ‒ Лиам взглядом указал на свою загипсованную ногу.

‒ Прекрати, пожалуйста, ‒ закатил глаза Эдвард и снова скрылся в коридоре. ‒ Тебе осталось потерпеть всего ничего, и ты распрощаешься с этим гипсом! К тому же, ты ‒ вовсе не поэт!

‒ А вот и поэт! Я даже сочинил стихотворение. Хочешь послушать?

‒ Весь в нетерпении, ‒ Молодой человек уже дотянулся до небольшого кольца в потолке и, потянув его, открыл люк и со скрипом опустил вниз шаткую лестницу.

‒ Невольный узник, сломана нога

И это даже не моя вина

С балкона неуклюжий рухнул друг

Спасибо Шелли скрасит мой досуг

У жизни всякой есть цена

Ломается пусть кость, но не судьба!

‒ И ты еще упрекаешь Олсена за его низкопробную поэзию! ‒ отозвался Сиэл, аккуратно поднимаясь на чердак.

‒ О, это не справедливо! ‒ рассмеялся Моррис. ‒ Я рассчитывал, как минимум, занять место покойного Шелли.

‒ Ты себя явно переоцениваешь! ‒ раздался приглушенный голос Эдварда где-то над потолком.

Сиэл сумел выпрямиться в полный рост и огляделся. Погруженный в темноту чердак был заставлен ненужной мебелью, зачехленными картинами, которые были опутаны паутиной и покрыты давно потемневшей пылью.

‒ Ты реально хочешь, чтобы я навел здесь порядок? ‒ прокричал Эдвард Лиаму и громко чихнул.

‒ Там должна быть небольшая шкатулка из темно-красного палисандра! Принеси мне ее, пожалуйста!

Через несколько минут злой и пропылившийся Сиэл снова предстал перед своим другом, держа в руках шкатулку для драгоценностей, сделанную из ценной породы дерева и инкрустированную металлом.

‒ Ты погнал меня наверх только из-за этого?

‒ Извини, ‒ виновато протянул Моррис, боязливо посматривая на друга, хотя глаза Лиама по-хулигански блестели.

‒ И что в ней такого ценного? ‒ спросил Эдвард, ставя свою находку на небольшой стол перед Моррисом.

‒ Шкатулка принадлежала моей маме...

Сиэл, активно отряхивающий с себя пыль и паутину, замер.

‒ Когда мама умерла, отец распорядился все отнести на чердак... Он не мог видеть ничего из того, что ей принадлежало... Да и мне так было проще... Когда ты остался без родителей, я всегда боялся затрагивать эту тему...

‒ Почему?

‒ Я не знал, что говорить. Какие можно было найти слова поддержки? Ты был такой потерянный первое время. Казалось, все так неважно... Как будто бы абсолютно все было безвозвратно утрачено. Разве что-то может успокоить в таких ситуациях, когда умирают близкие люди? ‒ молодой человек наклонил голову на бок.

‒ Семья Паркера буквально спасла меня, но и твоя семья была для меня домом... Твоя мама, отец и ты... Честно говоря, этого было достаточно. Это не давало мне чувствовать себя брошенным.

Лиам ничего не ответил, осторожно открыл маленький замок и откинул крышку шкатулки.

Сиэл заглянул через плечо Морриса и стал разглядывать содержимое.

‒ Мама очень любила его, ‒ Лиам достал из шкатулки и положил на стол небольшой золотой кулон в форме пяти соединенных звезд в форме буквы «М». ‒ Созвездие Кассиопеи... Хотелось, наконец-то, снова увидеть все эти вещи, ‒ рядом с кулоном молодой человек положил на стол тонкую светло-розовую ленточку, серебряную брошь в виде маленького дубового листа, золотое кольцо с крупным голубым сапфиром квадратной формы и жемчужные сережки.

‒ Мама любила все эти странные истории про таинственную силу полевых трав, ‒ на дне шкатулки лежали две засушенные веточки: темно-розовый вереск и с небольшими синими цветочками тимьян. ‒ Вереск считается символом смены времен года и олицетворяет взаимосвязь жизни и смерти, помогает возрождаться, исцеляться и восстанавливать дух. В древнеязыческих и друидических традициях Британии и Ирландии он ассоциировался со смертью и ее переходом в новый жизненный цикл. Есть поверье, что вереск обладает способностью помогать духам умерших добраться до места последнего упокоения и даже утешать тех, кто скорбит. У тимьяна схожие свойства, но еще он обеспечивает духовную защиту и поддержку, исцеляет тело и помогает общаться с мертвыми, ‒ Моррис покрутил в руке маленький, хрупкий, давно засохший стебелек.

Эдвард, усевшийся в кресло напротив, молчал.

‒ Мама все это вычитывала из всяких «Травников» и «Трав некроманта», ‒ горько улыбнувшись, продолжил Лиам. ‒ Никто из тех, кто уходит от нас, не хотел бы, чтобы мы всю свою жизнь только и делали, что их оплакивали. Мы ‒ их продолжение. Хорошее или нет, наверное, не важно. Это уже немало. Мама говорила, что всегда можно найти способ справиться со скорбью. Но вереск не особо помогает, ‒ помолчав, добавил молодой человек.

‒ Что? ‒ Сиэл, погрузившись в свои тяжелые размышления, не понял смысл последней фразы.

‒ Вереск... Совсем не помогает от скорби... Это такие глупости... Просто полевая трава. Как думаешь, если ты выедешь сейчас, ты успеешь приехать на вечер поэзии вовремя?

Эдвард пристально посмотрел на друга.

‒ Ты и так со мной намучился за все это время, пока я хожу в гипсе. Ты заслуживаешь немного отдыха, Эд. Тем более, кто-то же должен сказать Олсену правду о его творчестве, ‒ чуть веселее добавил Моррис.

‒ Да, я успею добраться до Лондона. Так мое наказание за сломанную ногу завершено?

‒ Вполне.

‒ Пожалуй, я неплохо проведу время на вечере, ‒ улыбнулся Сиэл. ‒ И всем расскажу, какие стихи ты теперь пишешь!

‒ Если вдруг там все-таки будет Рут, ‒ Лиам решил пропустить мимо ушей шутку Эдварда, ‒ Передавай ей от меня пожелание хорошего вечера.

‒ Обязательно, ‒ Эдвард встал с кресла. ‒ Буду ехатьобратно, наберу тебе в полях тимьян для бодрости духа.