Глава 1. Тишина, которая кричит
Анна
Тусклые огни города мелькали за окнами, когда я вышла из машины и направилась к своей уютной квартире. Шаги звучали в унисон с гудением города, как будто сам город пытался поговорить с прохожими, но они не хотели слушать. Я же просто хотела вернуться в то место, где меня ждали. Или, скорее, где не ждали. Квартира, где тишина шептала о том, что всё не так, как было раньше.
Я открыла дверь своей квартиры и мгновенно ощутила теплый поток воздуха, который обнял меня, словно уютный плед. Я переступила порог и, сбросив туфли, почувствовала, как на сердце легла тяжесть. Да, эта квартира всегда была моим убежищем, местом, где я могла забыть о внешнем мире. Но сейчас она казалась мне незнакомой, давящей и угнетающей.
Свет в коридоре был мягким, рассеянным, но в нем не было той радости, которую я помню. Я вдыхала знакомые запахи, которые должны были быть мне приятны, но сейчас только раздражали. На фоне играла моя любимая музыка, мелодии, которые раньше наполняли меня энергией. Теперь они лишь напоминали о том, какой жизнь могла бы быть, если бы всё было по-другому.
Как же я могла не заметить, когда всё начало идти не так? Эта мысль беспокоила меня, как гнусное насекомое, не дающее покоя, подумала я, снимая пальто и вешая его на вешалку. Из зеркала на входе на меня взглянуло уставшее лицо, чуть бледное, с темными кругами под глазами. Волосы, когда-то такие блестящие, теперь потеряли часть своего сияния.
Я направилась на кухню, где привычно принялась за приготовление ужина. Руки автоматически начали нарезать овощи: острый нож легко скользил по свежим помидорам, зеленому перцу, оставляя за собой аккуратные, ровные ломтики. Я наслаждалась этим процессом, пытаясь найти утешение в рутинных действиях. Однако в глубине души все еще ощущалась тревога.
В памяти возникли образы — как мы с Джеймсом впервые встретились. Он, высокий и мужественный, с темными, слегка волнистыми волосами, такими выразительными глазами, они казались такими проницательными. Он был настойчив, безудержно добивался моего внимания, словно это было его главное предназначение. Почему я выбрала его? В тот момент его настойчивость казалась мне лестью, а не давлением. Я вспомнила, как он улыбался мне, как светился изнутри. Где же тот парень, который завоевывал моё сердце?
«Он был так настойчив, что в какой-то момент я просто решила попробовать. Но почему сейчас всё изменилось?» — думала я, разочарованная собственными воспоминаниями.
Я завершила нарезку и поставила кастрюлю на плиту, предвкушая запах готовящейся еды. С каждым моментом тревога нарастала, как будто что-то предвещало беду. Я чувствовала, что наши отношения сильно изменились, и это вызывало страх о будущем. Как много раз я пыталась поговорить с Джеймсом, объяснить, как трудно совмещать карьеру и дом. Но он никогда не слушал.
Взглянув в окно, я заметила, как поздний вечер медленно наступает, окутывая город тенью. За окном гудели машины, а я чувствовала себя как в клетке. В этот момент мне казалось, что никто не понимает меня, и никому нет дела до моих переживаний.
Неожиданно входная дверь открылась, и в квартиру вошел Джеймс. Его тяжелые шаги эхом отозвались в пустой прихожей, и я почувствовала, как в груди закололо. Он выглядел уставшим, с выражением, которое предвещало бурю. Его темные волосы были растрепаны, а глаза тускнели, как будто он оставил за дверью все свои мечты.
Выглянув к нему, я попыталась улыбнуться, но ответила мне лишь тишина. Как будто этого недостаточно, чтобы разбить моё сердце на мелкие кусочки.
Я вернулась к плите, стараясь сосредоточиться на готовке, но мысли, как мухи, кружились вокруг, мешая спокойствию. Я резала лук, и слезы потекли по щекам, смешиваясь с горечью в сердце. Эта простая рутина должна была успокаивать, но вместо этого напоминала о том, как сильно я потерялась в собственных переживаниях. Я ненавидела это состояние — словно я шла по тонкому льду, который вот-вот треснет под ногами.
Я вспомнила, как в начале отношений с Джеймсом каждый вечер был полон радости и ожиданий. Мы долго разговаривали, делились своими мечтами и строили планы на будущее. Джеймс, с его сильными руками и уверенной улыбкой, казался мне надежным. Я помнила, как он смотрел на меня — с восхищением и нежностью. Тогда его настойчивость была для меня привлекательной, но со временем она стала давлением, которое не покидало меня ни на минуту.
— Как же все изменилось, — прошептала я, отрываясь от своих мыслей. Я подняла взгляд на часы — пора было сервировать стол. Стараясь вспомнить, как это было раньше, я выложила тарелки с аккуратными порциями. Каждый предмет на столе напоминал мне о той идеальной жизни, о которой я мечтала. Но сейчас, когда я посмотрела на место напротив, оно казалось пустым и холодным.
Звуки готовящейся еды напоминали мне о нашей повседневной жизни. Я старалась угнездить себя в этом уюте, но в душе все еще ощущала тревогу. Я включила любимую радиостанцию, надеясь, что мелодии вернут мне чувство нормальности, но, к моему сожалению, они лишь усиливали ощущение несоответствия.
Выйдя из уборной, Джеймс прошел на кухню, и наши взгляды встретились. Его глаза, темные, как ночь, были полны усталости и раздражения.
— Ты опять на кухне? — произнес он с едва сдерживаемой ноткой недовольства.
Я прикусила губу, чтобы не ответить. Моя привычная реакция на его упреки — защитная реакция, которая, казалось, никогда не менялась. Я вспомнила, как в начале нашего знакомства Джеймс восхищался моими кулинарными способностями, как он с удовольствием пробовал каждое новое блюдо. А теперь его слова звучали как упрек.
— Да, я готовлю ужин, — тихо ответила я, не желая начинать конфликт.
— Можешь выключить эту музыку? — сказал он, едва ли скрывая раздражение. — Это уже надоело.
Я почувствовала, как по спине пробежали мурашки от его слов. Моя музыка, которая раньше поднимала мне настроение, теперь вызывала лишь злость.
— Она мне нравится, — ответила я, пытаясь сохранить спокойствие. Но я понимала, что это не то, что Джеймсу нужно было слышать.
Он поджал губы и встал к столу, его дыхание стало резким и прерывистым. В этот момент я осознала, что даже простая просьба может быть началом конфликта. Как он мог так легко игнорировать то, что когда-то было частью нашей жизни?
Я вернулась к готовке, чтобы не поддаваться раздражению. Секунды казались вечностью, и, как только я открыла духовку, запах готовящейся еды заполнил комнату. Но этот запах не мог скрыть нарастающего напряжения, которое висело в воздухе, как грозовые облака.
— Ты могла бы хоть раз задуматься о том, как это выглядит со стороны, — произнес Джеймс, и в его голосе послышалась агрессия. — Ты так увлечена своей работой, что, кажется, перестала замечать, что происходит вокруг.
Каждое его слово проносилось через меня, как острое лезвие, разрезая уже и так натянутую атмосферу. Я сжала руки, чтобы не дать себе расплакаться. Этот упрек разразился во мне, как ярость, которую я пыталась подавить.
— Я стараюсь совмещать работу и дом, — ответила я, но чувствовала, как во мне нарастает напряжение. — Я не могу оставить свою карьеру, чтобы сидеть дома и ждать тебя.
Он фыркнул, как будто мои слова его оскорбили.
— Ты всегда мечтала о карьере, Анна. Но почему хотя бы сейчас ты не можешь перестать быть эгоисткой? — его голос стал холодным, как лед.
Я не могла поверить, что он спрашивает меня об этом. Слезы подступили к глазам, но я заставила себя сдержаться. Внутри меня бушевал шторм, и я понимала, что он не понимает, каково это — жить под постоянным давлением, пытаясь угодить ему и сохранить собственные мечты.
— Я не эгоистка, — произнесла я, глядя ему в глаза. — Я стараюсь!
Мы стояли друг напротив друга, и время словно замерло. Я чувствовала, как между нами растет пропасть, словно неразрешимый конфликт, который вот-вот разразится. Не зная, что делать, я отвела взгляд и сосредоточилась на ужине, который пыталась приготовить.
Тишина наполнила комнату, и, казалось, она была громче любого спора. А в голове крутились мысли: как же мы дошли до этого? Где те дни, когда мы просто были счастливы вместе?
Я машинально накладывала ужин на тарелки, стараясь не думать о разговоре, который, казалось, еще гудел в воздухе. Слова Джеймса застряли у меня в горле, как горькое послевкусие, оставшееся от чего-то давно испорченного. Это не были просто упреки — это была какая-то бессмысленная война, в которой я давно перестала понимать, за что сражаюсь.
Когда я села за стол напротив него, на короткий миг наши взгляды встретились, и я увидела в его глазах усталость. Глубокую, безысходную. Казалось, он был заперт в каком-то внутреннем лабиринте, в котором давно потерялся. Или, может, это была я?
— Ну что, — холодно произнес Джеймс, прервав тишину, и взял вилку. — Как прошел твой день?
«Ты правда хочешь знать?» — мелькнуло у меня в голове. Но я лишь тихо ответила:
— Нормально. Работа, как обычно.
Мои слова повисли в воздухе, не вызывая ни интереса, ни ответа. Он, казалось, не слушал, а скорее сосредоточенно смотрел в свою тарелку, словно надеялся найти в ней ответы на вопросы, которые мы никогда не решались обсудить. Я чувствовала, что он ушел в себя, далеко и надолго. Раньше это было почти привычным для нас — молчание, за которым стояло понимание. Но теперь это молчание было другим. Оно было глухим, холодным, как стена, разделяющая нас на две стороны.
— Ты все еще хочешь продолжать это? — неожиданно спросил он, глядя на меня, но как будто сквозь меня.
Я почувствовала, как в груди застревает комок. Вопрос застал меня врасплох, как будто он знал мои мысли. Мои сомнения, которые я прятала глубоко внутри, теперь всплывали на поверхность. Стараясь сохранять спокойствие, я сделала вид, что не поняла, о чем он говорит.
— Что именно? — я старалась выглядеть невозмутимо, но внутри меня накрывала паника.
— Все это, Анна. Ты и я. Этот... брак. — Его голос звучал отрешенно, словно он говорил о чем-то далеком и малозначимом. — Если бы не твоя работа, ты вообще была бы здесь?
От его слов мне стало больно. Почему он так уверен, что я была бы счастлива где-то еще, что мои мечты — это то, что я поставила выше нашего брака? Я не могла поверить, что он задает такие вопросы. Я же всегда старалась быть рядом, всегда подстраивалась, находила время для нас.
— Джеймс, не начинай, — ответила я, пытаясь уйти от этой темы, но он продолжил, будто не слышал меня.
— Может, это и есть твоя свобода? — его голос прозвучал саркастически. — Жить, как тебе удобно, игнорируя реальность.
Я сжала зубы, чувствуя, как сердце бьется в груди тяжелым гулом. В его словах проскользнул упрек, который я слышала уже не раз. Словно моя карьера, мои амбиции — это нечто недостойное, нечто, что мешает ему жить.
— Свобода? — ответила я, чувствуя, как мое терпение лопается. — Ты думаешь, мне легко? Ты когда-нибудь задумывался, чем мне приходится жертвовать? Или для тебя — это неважно?
В этот момент его лицо изменилось, и в его глазах промелькнула вспышка злости. Мы смотрели друг на друга, и казалось, что между нами стоял невидимый барьер, который я не могла преодолеть. Я не ожидала увидеть столько боли и разочарования в его глазах.
— Я не просил меняться ради меня, — наконец сказал он, опустив взгляд. — Но и не ожидал, что ты забудешь, каково это — просто быть рядом.
Я отвела взгляд, чувствуя, как его слова ранили меня глубже, чем я думала возможно. Мы оба молчали, погруженные в свои мысли. Слова повисли в воздухе, не требуя ответа, но оставляя ощущение незаконченности. Я вернулась к еде, хотя аппетит пропал.
Мне хотелось вернуть то, что мы когда-то имели, вернуть доверие, легкость, простоту, но с каждым днем это казалось все менее возможным.
Стараясь не обращать внимания на гнетущее молчание, я вернулась к своим делам на кухне, убирая посуду и аккуратно складывая ее в шкаф. Казалось бы, обычный ритуал, но сейчас он напоминал попытку спрятаться от реальности. В глубине души я понимала, что сегодняшний вечер не закончится спокойно — слишком многое оставалось недосказанным.
Когда я услышала его шаги, приближающиеся ко мне, сердце невольно сжалось. Я почувствовала, как он остановился позади, и мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы продолжать спокойно мыть посуду, будто ничего не произошло. Но его голос разрезал тишину.
— Ты действительно думаешь, что у нас всё ещё есть шанс? — спросил он, почти шепотом, но в этом шепоте звучала угроза, заставляющая меня напрячься.
Я замерла на мгновение, а затем положила тарелку на стол, чувствуя, как пальцы слегка дрожат. С этим вопросом он коснулся самых глубоких страхов, тех, что я давно боялась озвучить даже самой себе.
— Почему ты говоришь так, будто уже принял решение за двоих? — ответила я, пытаясь не поддаваться внутренней панике.
— Потому что я больше не знаю, кто ты, Анна. — Его голос был наполнен скрытой горечью, и я почувствовала, как мои нервы натягиваются словно струны. — Ты стала другим человеком. Тебе важно всё, что угодно, кроме нас.
Я резко повернулась, встретившись с его взглядом. В его глазах была не просто злость, но и обида — что-то такое, что я давно не видела. В этом взгляде был обвинительный свет, будто он хотел меня во всём уличить, выставить перед фактом, который я якобы не замечаю.
— Кроме нас? — я едва сдерживала раздражение. — Джеймс, я всегда пыталась быть здесь для нас. Я подстраивалась, я шла на компромиссы, но ты видишь только то, что хочешь видеть.
Его глаза сузились, и в них мелькнула вспышка гнева. Он сделал шаг ближе, и я почувствовала, как мой пульс ускоряется.
— Компромиссы? Ты серьезно думаешь, что это всё, на что ты способна? А как насчёт того, чтобы просто быть рядом, не убегать от меня в свою работу?
Эти слова задели меня, вызвав смесь боли и гнева, с которым я уже не могла бороться. Я сжала кулаки, стараясь не выдать, как сильно он меня задел.
— Ты правда думаешь, что мне так просто? Что я не хочу того же, чего хотел ты, когда мы только начинали? — Слова вылетали из меня одно за другим, будто я больше не могла их сдерживать. — Ты изменился, Джеймс. Ты стал чужим. Ты хочешь, чтобы я была рядом, но ты никогда не спрашивал, что чувствую я.
Наступило молчание, глухое, тяжелое, как невидимый барьер, между нами. Я понимала, что с каждым новым словом мы всё дальше отдалялись друг от друга, и это отчуждение превращалось в пропасть, которую было не преодолеть.
Его лицо окаменело, и на мгновение мне показалось, что я вижу в нем холодный расчет, некий темный, пугающий план, скрытый под маской обычного раздражения. Это был человек, которого я когда-то знала, но который теперь казался чужим, пугающим.