#потерянные поколения

Я вновь в рендере, шагаю по коридору гостиницы, ведя по стене рукой. Звук шагов, едва слышный из-за мягкого ковра, тихий шорох, с каким мои пальцы скользят по обоям, какой-то ненавязчивый запах, который не могу распознать, — здесь мне нравится все.

Легкое покалывание в кончиках пальцев постепенно усиливается, становясь уже неприятным, затем я чувствую укол, словно наткнувшись на иголку. Вскрикнув, пытаюсь отдернуть руку от стены — но не получается, невидимые иглы впиваются одна за другой, держат крепко, не отпуская, пронзают пальцы насквозь, проникают под ногти, разрастаются внутри меня, причиняя нестерпимую боль...

И вдруг что-то выдергивает меня из этого коридора. Я чувствую прикосновение к своему плечу, вижу тень, нависающую надо мной, и лишь в последний момент успеваю сдержать рефлекторное защитное движение — все хорошо, это Берт. Мой рывок не остается незамеченным, и мальчик хмурится.

— Опять отголоски?

Киваю, оглядываясь по сторонам. Мы в нашей казарме, в общем помещении. Я умудрилась заснуть на диване, даже не дойдя до своей кровати. Берт протягивает мне стакан воды, и я его осушаю до дна.

— Опустошаешь запасы Альмы?

Берт мотает головой:

— Ты все еще под стабом. Он с другими лекарствами не дружит. И в прошлый раз не надо было.

— Откуда про стаб узнал? — спрашиваю я, откидываясь на спинку дивана. Болезненное ощущение в пальцах еще не утихло, и я трясу руками в надежде, что станет легче.

Берт садится рядом. Он смущенно улыбается.

— Я слежу за нашим отрядом. Твой профиль обновили, и я... нашел способ подсмотреть. Но я ничего не взламывал, честно-честно!

У меня нет сил на возмущение, поэтому просто качаю головой, взъерошивая мальчику волосы. И тут меня озаряет:

— А ты помнишь, что именно там написано? — Мика упоминала, что пыталась заглянуть в мой профиль, желая узнать, что со мной, но у нее ничего не вышло.

— Там много всего. — Мальчик хмурится. — Константин написал, что раз ты смогла уйти — значит, его лечение подействовало и все с тобой будет хорошо. Он же не знал, что ты попадешь в Корпус.

О да. Прямиком с больничной койки. Арника так решила — встала и пошла в Корпус, даже не забрав свои вещи с уровня Смотрителей. Солара сегодня дала мне возможность передумать, вернуться к прежней работе — потому что я находилась под действием стаба, когда приняла решение идти в Корпус. Стаб на меня воздействовал и во время собеседования, но Солара сказала, что на самом деле стаб никак не мог повлиять на восприятие меня профайлером.

А вот стаб-конфликт полностью лишил меня контроля над собственными эмоциями.

— Я знаю, что произошло на тренировке, — тихо говорит Берт. — Все уже знают.

Хорошо, что он не видел этого, думаю я. В горле образуется противный комок. Мальчику было бы неприятно видеть меня такой жестокой.

— Это... побочный эффект от стаба. Потому что я пошла в рендер.

Берт качает головой. В его глазах осуждение. Комок у меня в горле увеличивается.

— Не следовало этого делать. Я... знаю, что ты сказала Максу, курсанты рядом с вами услышали твои слова. Ты повторила то, что он сказал мне, когда толкнул в столовой. — Мальчик вздыхает и поднимает на меня грустный взгляд. — Макс для меня не проблема. Он не мешал мне... по-настоящему. Иначе я бы сам с ним разобрался. Не надо было с ним... так.

— Но ведь... — Пытаюсь подобрать слова, но Берт качает головой, продолжая говорить:

— На тебе лишь форма Корпуса, но ты все еще Смотритель. Тебе нужно кого-то оберегать. Ты к этому привыкла. Я захотел дружить с тобой, потому что ты говорила со мной как с взрослым, не так, как другие. Но ты должна понять: мне не нужен Смотритель.

После этих слов у меня внутри что-то обрывается.

— Мне не нужен Смотритель, — настойчиво повторяет Берт. — Мне нужен друг.

Я вижу протянутую ладошку перед собой и такую надежду в его глазах, что, осторожно пожав ему руку, обнимаю Берта. Комок в горле рассасывается, и я чувствую, как что-то внутри меня становится на место. Берт стал важен для меня. Он даже не представляет, как много сделал.

— Только давай договоримся, — бормочет Берт мне в плечо. — Я буду сам заботиться о себе.

— Мы же теперь друзья. Друзья заботятся друг о друге.

Берт выворачивается из объятий и сердито смотрит на меня.

— Тогда и я о тебе заботиться буду.

Он выглядит так забавно, что я уже не сдерживаю улыбку и просто киваю. Потом запоздало интересуюсь:

— Почему ты сейчас не вместе с отрядом? Где они все?

— У меня другая программа, другое расписание. Остальные придут только через два часа. Ты пока что можешь поспать.

Иглы под ногтями вновь напоминают о себе. Я качаю головой:

— Не хочу спать. Отголоски.

— Тебе сейчас нельзя лекарств, совсем-совсем нельзя. — Лицо Берта проясняется. — Но я знаю один способ.

Пока я устраиваюсь удобнее на диване, Берт пытается подтащить к дивану стул, и я хочу уже встать и помочь мальчику, но передумываю, вспомнив, как он отстаивал свою самостоятельность.

— У папы как-то были сильные отголоски, а таблетки тоже нельзя было пить. И мама ему помогла. Она прогнала отголоски. — Берт наконец усаживается на стуле рядом с диваном.

— А где они сейчас? — спрашиваю я, уже начиная задремывать, но печальный вздох мальчика прогоняет дремоту.

— Они ушли в Ожидание. Как только меня взяли в Корпус, они ушли.

Еще одно преимущество Корпуса. После выпуска можно остаться в Корпусе, стать капралом и учить курсантов или же помогать Справедливости. Но есть еще вариант — вернуться в зал Ожидания. Там уже не осталось маленьких детей, последних отправили на Ускорение лет пять назад. Теперь в зале Ожидания находятся курсанты и капралы, которые в стазисе ждут своего часа, ждут мобилизации. В этом что-то есть — они проснутся и пойдут сражаться за наш город, полные сил и боевого духа.

— Скучаешь по ним? — спрашиваю я, хотя прекрасно понимаю, что мальчик скучает, и очень сильно.

— Постоянно, — вздыхает Берт. — Мама и папа... Мама была техником. Мне нравилось то, что она делает, поэтому я тоже стал техником. Они оба были капралами, самый первый набор Корпуса. Поэтому им разрешили не ускорять меня. Мама и папа и сами были Ускоренными, но они все равно боялись, что я могу стать профайлером, и меня заберут в Справедливость.

Так вот почему Берт не Ускоренный, как все остальные дети из Второго поколения, которых я встречала. Нашим ученым так и не удалось разобраться в технологии Ускорения досконально — и поэтому они до сих пор не могут объяснить, почему примерно для каждого десятого ребенка Ускорение заканчивается приобретением седых волос и эмпатических способностей. Профайлеры — это всего лишь дефект Ускорения, благодаря которому стала возможна Справедливость. Но быть профайлером — значит жить чужими мыслями, чужими жизнями, не имея ничего собственного.

Хорошо, что родители Берта смогли избавить его от Ускорения.

— Закрой глаза, — говорит Берт, и я зажмуриваюсь. Мальчик осторожно гладит меня по плечу. — Сосредоточься на моей руке и слушай мой голос.

Он что-то тихо напевает, простую песенку о котенке, который поранил лапку. В какой-то момент я перестаю различать слова, просто слушаю голосок Берта, и ощущаю такую легкость, такое спокойствие...

Но шум, чужие голоса вторгаются в мое спокойствие, разрушая его, рывком возвращая в реальность. Берт выпрямляется на стуле, сонно потирая глаза: он так и задремал, сидя. Неужели прошло уже два часа?

Шум резко обрывается. Стоя на пороге общей комнаты, курсанты смотрят на меня. А я на них. Они не знают, что мне сказать, а я не собираюсь им помогать.

Берт хмурится.

— Перестаньте смотреть на нее так странно. Она не безнадежная.

— Берт, — улыбается Клод, — успокойся. Мы знаем. Все видели, как она опрокинула Макса, а это говорит о многом.

Никопол после этих слов раздраженно вздыхает и уходит на женскую половину казармы.

— Она все еще считает, что тебе у нас не место, — тихо говорит Паула. — Вдобавок Макс ее друг, так что... Вряд ли вы найдете общий язык.

— Не сердись на Нико, — так же тихо добавляет Альма. — Для нас с ней это уже второй круг. Она просто не хочет провалиться.

— Мы и не провалимся, — Паула подмигивает Клоду.

— Соларе стоило поговорить с нами, — слышу я низкий голос Юна. — Она сразу могла сказать, что у тебя был наставник из Корпуса.

— У меня не было наставника. — Я вздыхаю, понимая, что мне предстоит долгое объяснение, но тут меня заслоняет Берт.

— Она в стаб-конфликте, — говорит он, и курсанты тут же умолкают. — Ей нужно поспать. Альма, ты ведь знаешь, как прогонять отголоски. Поможешь ей?

Альма медленно кивает.

Кажется, Солара была права. Отряд принял меня.