4. Лишь в твоей голове
Есения быстро сбегала вниз по лестнице, ведущей к заветной двери лофта Меглина.
Высокий каблук туфель мешал ей набрать ту скорость, благодаря которой она могла быстрее очутиться в надёжном месте, и когда раздался странный звук, напоминающий хруст, девушка в спешке стянула обувь со сломанным каблуком, и побежала дальше, не обращая внимания на мокрую и холодную землю под босыми ногами.
Подол длинного белого платья уже изрядно испачкался в грязи, и постоянно попадался под ноги, рискуя обеспечить падение с крутой металлической лестницы, но Стеклову это не останавливало. Ей было слишком страшно, чтобы остановиться. И слишком больно, чтобы обернуться на мужской голос за своей спиной.
Буквально влетев в лофт, Есения с силой закрыла за собой дверь, заперев ее на замок. Девушка прижалась горячим лбом к стене, стараясь выровнять сбившееся дыхание.
Чем был вызван такой сильный приступ паники? И почему она решила сбежать с собственного праздника, скрывшись в апартаментах того, кого давно уже нет в живых?
Но даже сейчас находиться здесь было куда приятнее, чем в торжественном зале с мраморной плиткой и, резавшим слух, маршем Мендельсона.
Одним рывком стянув фату, Есения швырнула ее на пол, будто именно это мешало ей ровно дышать. Словно фата не украшала изящную высокую прическу, а душила ее, обмотавшись вокруг шеи, как змея.
Немного придя в себя, Стеклова медленно открыла глаза и повернулась. Первое, что она заметила, были засохшие кактусы. Все погибли, все до единого. И огромный слой пыли на столе и книжных полках.
Здесь пахло сыростью и одиночеством, а висевшее на вешалке песочного цвета пальто теперь походило на грязный серый кусок ткани. Будто и не было его никогда. Будто он ей просто приснился, не более.
И что она вообще забыла в этих развалинах? Может, Меглин — это всё-таки галлюцинация, и Есения сама себе внушила, что была знакома с ним?
— Я знаю, что ты здесь, — голос Жени по ту сторону двери заставил девушку вздрогнуть, — я помогу тебе. Мы справимся с твоей болезнью, слышишь? Только перестань сбегать от меня!
Есения ничего не ответила, медленно зашагав к полке с кактусами, чтобы убедиться, что растения реальные. Она дотронулась до иголки, и указательный палец пронзила острая боль. Значит, она не придумала, и лофт правда существует.
— Я не хотел тебе говорить, — продолжал Женя, — но ты вынуждаешь меня.
Задумчиво глядя на свой указательный палец, девушка опустила глаза, заметив пятна крови на белоснежном подоле.
— Мы с Бергичем и твоим отцом специально показали тебе это место, чтобы тебе было, где укрыться, в моменты вспышек твоей болезни. Бергич убедил, что так ты легче перенесешь галлюцинации, и быстрее придёшь в себя, а мы всегда будем знать, где тебя искать.
Приподняв подол платья, Есения обнаружила причину кровавых следов: глубокий порез на босой, испачканной в грязи ноге, должно быть, оставил кровавую дорожку от входа, но она даже не почувствовала боли.
— Ты постоянно таскала сюда кактусы, каждый раз, когда теряла связь с реальностью. Не знаю, что этот ритуал значит для тебя, но мы не вмешивались. И странного Меглина ты тоже выдумала, убеждая нас, что работаешь с ним, и он лучший сыщик на все времена. Пойми ты, наконец, это все было лишь в твоей голове! Черт возьми, Есеня, мы пропускаем собственную свадьбу, впусти меня!
Несколько торопливых, но сильных ударов по двери, от чего ее металлическая поверхность задрожала, кажется, с трудом выдерживая натиск Осмысловского.
Финальный удар, очевидно, ногой, и Женя вдруг замолк. Есения облегчённо выдохнула, оставшись, наконец, в тишине.
Ей нужно было найти подтверждения тому, что Меглин и стажировка у него — это правда. Женя лгал. Точно ведь лгал. Лгал ли?
— Ну, что ты за человек такой, — низкий голос за спиной Стекловой ввел ее в оцепенение, — я же просил за кактусами следить. Так сложно было?
— Ты, — только и выдохнула девушка, резко обернувшись: Родион, сунув руки в карманы джинсов, медленно шагал в сторону полки с кактусами, появившись из-за брезента, который служил импровизационной дверью в ванную комнату. Его волосы были слегка взъерошены, воротник клетчатой рубашки поднят, а в губах дымилась неизменная сигарета.
— Хорошо выглядишь, — хмуро бросил он, даже не удостоив Есеню взглядом. Взглядом, который он был обязан ей подарить. Взглядом, который бы хоть как-то объяснил тот факт, что он настоящий, и что ему стыдно за то, что пропал почти на два года, пока Стеклова считала его умершим.
— Как ты мог? — сорвалось с дрожащих губ Есени.
— А ты что, поверила своему жениху? Внимательней надо быть к людям, Есения Андреевна, внимательней.
Снова торопливые стуки в дверь — видимо, Женя услышал их разговор.
— Я же...ты...это невозможно, — голос девушки превратился в шепот.
— По-моему я это заслужил, — хмуро отозвался Меглин, встав к Есене спиной, и задумчиво покрутил в руках горшок с кактусом.
От дыма его сигареты Стеклова поморщилась, едва сдерживая кашель.
— Что заслужил?
— Того, чтобы спрятаться, — Меглин медленно повернулся к девушке, перед этим потушив сигарету в сухой земле засохшего растения.
При взгляде в его черные глаза мир вокруг словно перешёл в беззвучный режим: голос Жени, учащенное сердцебиение Стекловой, и шум проезжающего неподалеку поезда куда-то испарились...
— Есеня!
Стеклова резко распахнула глаза, не сразу сообразив, что произошло. В дверном проеме ее комнаты стоял озадаченный отец, поверх белой рубашки которого был надет фартук.
С кухни тянулся аромат чего-то мясного с явно большим количеством специй. Гвоздика, паприка, базилик... Обоняние в действительности стало как у кошки, книги не обманули.
— Не думал, что ты спишь, — растерялся Андрей Стеклов.
— А я не думала, что ты дома, — девушка потерла сонные глаза и медленно села.
— Сейчас почти три часа дня. Как ты себя чувствуешь?
— Сама не поняла, как заснула. Все хорошо, — Есеня осмотрела диван в собственной спальне — она заснула без подушки, прямо на учебнике по криминалистике.
— Обедать будешь?
— Да, пожалуй. Пахнет вкусно, — девушка улыбнулась, надеясь тем самым снизить градус тревоги у отца.
Мужчина сдержанно улыбнулся в ответ:
— Ну, тогда пойдем на кухню.
Как только отец скрылся за дверью, Есеня громко выдохнула, спрятав лицо в ладонях. Сонливость, которая одолела девушку с первых недель беременности, должна была пойти ей на пользу, но она не предполагала, что сны станут такой проблемой.
Постоянно видеть его, говорить с ним. Непроходимое скользкое ощущение, что девушку обвели вокруг пальца самые близкие люди не покидало Стеклову уже несколько дней, с тех пор, как она переехала в родительский дом. После той странно ночи в лофте она побоялась оставаться одна, да и ее концентрация внимания падала с каждым днем — девушка с трудом помнила, что собиралась сделать час назад — как в таком состоянии можно позаботиться о своей безопасности?
Вот и сейчас, по пути на кухню, Есения увидела открытую дверь в ванную и поняла, что так и не включила стиральную машину. Ушла в комнату за какой-то вещью, отвлеклась, забыла и уснула. Но не над учебником по криминалистике, а над книгой для беременных — обложку девушка поменяла намеренно, чтобы отец не увидел. Вроде, и не пятнадцать лет уже, а факт о своем новом положении она раскрыть боялась. Особенно вопроса о том, кто отец ребенка. Когда Стеклов узнает, он сожжет лофт Меглина и не спустит с Есении глаз...
— Есеня, все остывает, — в коридоре возник уже слегка раздраженный отец, — стирка подождать не может?
— Я уже почти закончила, пять минут, — девушка сосредоточилась на насыпании порошка в специальный отсек, решив, что если сейчас не займется этим, то сегодня уже точно не сделает. Кошмар, уже с элементарной стиркой не в состоянии справиться. Мозг стал похож на желе...
Есения не сразу осознавала, что отец продолжает стоять в коридоре и почему-то не уходит.
— Ты поправилась? — вдруг спросил мужчина, и Стеклова осознала свой очередной промах — она скинула толстовку, чтобы постирать, даже не подумав, что останется в облегающем топе и домашних шортах, на два размера больше необходимого, чтобы не давили на живот. Так вот почему отец так пристально ее разглядывает.
— Может быть. Не знаю. А что?
— Ты ничего толком не ела последние месяцы, откуда тут взяться лишним килограммам? Не важно, идем.
Перед тем, как свернуть на кухню, Есения быстро сменила футболку на нечто бесформенное и черное, и теперь ее небольшой живот надежно скрывала надпись «Кино» и черное-белое фото.
***
— Спасибо, было вкусно, — Есения чмокнула отца в щеку, собирая грязные тарелки со стола.
— Оставь, я намою вечером, — сдержанно произнес мужчина, так и не привыкший к проявлению чувств от дочери, и выглядел весьма смущенным.
— Мне не сложно.
— Как твоя рука?
Есения посмотрела на шрам, который уже изрядно затянулся:
— Терпимо. Скоро совсем пройдет.
Мобильный в кармане шорт завибрировал, напоминая о приеме витамин. Да, без напоминаний теперь вообще никуда.
— Есеня, я давно хотел спросить...
Пожалуй, витамины подождут. Отец как-то странно сжал ладонь в кулак, собираясь с мыслями. Похоже, для него это важно.
Прочистив горло, Стеклов все же продолжил:
— Что Меглин рассказал тебе? Про меня, про маму.
Девушке стоило только услышать эту фамилию, как тарелка выскользнула из рук и упала прямо на кафель, разбившись на тысячи маленьких осколков.
— Следовало предугадать такую реакцию, — сквозь зубы процедил Стеклов — кажется, его сильно беспокоил тот факт, что дочь все еще вздрагивает при упоминании злосчастной фамилии, — порезалась?
— Знаешь, пап, — сделав глубокий вдох, произнесла Есения, — такие темы не обсуждаются как бы между прочим, за обедом.
— Если бы я предупредил тебя, что хочу поговорить, ты бы снова сбежала, — мужчина принялся убирать осколки с пола, пока Стеклова так и продолжила стоять к нему спиной, боясь даже пошевелиться.
«Внимательней надо быть к людям, Есения Андреевна, внимательней», — отозвался голос Родиона в голове. Он говорил это с той же интонацией, что и во сне. Очень отчетливо и громко.
В ушах зазвенело, и девушка схватилась за голову, крепко зажмурившись при этом. Нет, этого не может быть. Никаких галлюцинаций, только не сейчас...
Тут снова вмешался отец, который почему-то трес ее за руку, разжимая пальцы.
— Есения!
Широко распахнув глаза, девушка посмотрела на отца, доставшего из ее окровавленной ладони нож, который она собиралась намыть еще минуту назад.
Молча, сосредоточив все внимание на руке дочери, Стеклов сжал губы и сунул руку под струю холодной воды, затем обернул ее в бумажное полотенце, пока искал в шкафчике бинт.
— У меня мигрени. Резко голова болеть начинает, — зачем-то произнесла Есения, глядя, как бумага в момент пропитывается ее же кровью. Но это было не больно. Совсем.
— Ты, кажется, таблетки какие-то пьешь. Видел напоминание в твоем мобильном. Можешь не рассказывать, что ездила к Бергичу, я догадывался. Рад, что мне не пришлось везти тебя силой.
Мужчина завязал бинт и облегченно выдохнул:
— Иди, выпей то, что он тебе выписал. Потом продолжим.
Есения молча кивнула и послушно вышла из кухни.
Она словно потеряла связь с реальностью на какое-то время. Может, просто снова уснула?Но, на этот раз, к ее сожалению, все было реально.
Отец еще ни раз попытается поговорить с ней о Меглине. Хочет понять, знает ли она всю правду. Не доверяет ей? Думает, она будет мстить за что-то? Но ведь она сказала, что прощает его. Еще тогда, сразу после смерти Родиона.Или отец считает, что Меглин соврал на счет каких-то фактов? Не объяснишь же ему, что из-за нахлынувших гормонов желание быть чуточку сентиментальней и улыбаться ему чаще вполне естественно, и вовсе не означает всемирный заговор...
Вернувшись на кухню, Есения сделала глоток воды, запив чересчур крупную капсулу, и вопросительно посмотрела на отца.
— Что ты принимаешь?
— Антидепрессанты, — не задумываясь, соврала Стеклова.
— Бергич подозревает у тебя депрессию? — отец явно был удивлен.
— А чего ты ожидал?
— Чего-то намного хуже. Ладно. Я понял, — мужчина оперся руками о стол, повернувшись к дочери боком, — с этих пор имя М... его имя мы больше не произносим. Какое-то время. Мне нужна живая дочь.
— Ты думал у меня развивается шизофрения, как у мамы?
Теперь впадать в шоковое состояние пришла очередь Стеклова. Его руки так сильно впились в стол, что костяшки пальцев побелели.
— Бергич сказал, я в норме. Волноваться не о чем.
— А тот эпизод с попыткой суицида?
— Это был не суицид, сколько еще раз повторять?! Или ты Осмысловскому веришь больше, чем родной дочери?
— Скажи это Бергичу, когда он увидит уже две твоих порезанных ладони, — сухо ответил Стеклов, наконец, посмотрев Есении в глаза.
— Мне будет лучше, я это знаю. Просто нужно время.
— Не будет, — мужчина медленно втянул ртом воздух.
— В каком смысле?
— Я смириться до сих пор не могу.
На кухне повисла оглушающая тишина. Есения смотрела на отца, кажется, только сейчас осознав, что он чувствовал все эти годы. И это не сравнимо с ее болью, как ребенка, потерявшего мать. Это что-то кардинально другое. Правда, отцу не приходилось жить с пониманием, что убил любимого именно он.
— Не знаю, как сложилась бы жизнь, если бы не было тебя. Дети придают ей некий смысл.
Вообще-то, в глубине души Есения надеялась, что и у нее так случится. Как по-детски перекладывать такую ответственность на еще не родившегося ребенка. Но это был его ребенок. И пока иначе рассуждать она просто не могла.
Иногда Стеклова думала, что ее смыслом станет продолжение работы Меглина, особенно сейчас, когда ТМНП угрожал ей. Но внезапная беременность и ее глубокая скорбь просто не позволяли окунуться в прошлое. В их совместное прошлое.
— Я, кстати, видел сегодня Женю. Он спрашивал о тебе. Волнуется.
— Ты всерьез пытаешься устроить мою личную жизнь? — ухмыльнулась девушка, скрестив руки на груди.
— Я лишь хочу, чтобы ты перестала циклиться. Молодая, красивая, умная... У тебя все впереди! Ты не можешь потратить свою жизнь, тоскуя по неуравновешенному алкоголику, который тебе в отцы годится!
— Кажется, мы договорились не говорить о нем, — резко произнесла девушка, даже не узнав свой строгий голос.
— Я говорил про имя, которое, заметь, не произнес. Хотя, знаешь, — Стеклов отошел от стола, и принялся расхаживать из стороны в сторону, — я даже рад, что это был он. Потому что он ничего не мог тебе дать, он же чувствовать даже не умел. Когда-нибудь ты это поймешь и отпустишь его. У нас с мамой все было иначе...
— Много ты знаешь, — разозлилась Есеня, тут же пожалев о сказанном.
Отец резко остановился, взглянув на дочь:
— И чего я не знаю?
— Я не хочу больше говорить. Ты никогда не умел проявлять сочувствие. А существует мнение, что дочери выбирают мужчин, похожих на своих отцов. И я согласна с этой теорией, — с этими словами девушка быстро вышла из кухни.
Да, и снова она вела себя как обиженный ребенок — пыталась задеть словами, вызывая тем самым чувство вины. И какая только из нее выйдет мать?