Вокзал.
Зловонный туман от реки расползался по спящему городу и заполнял собой дворы, закоулки и арки района речного вокзала, кое где во мгле горели квадратики окон и фонари. Пятнадцать минут назад Петр пулей выскочил из отдела и утащил Марину за руку через лабиринт серых, кирпичных зданий. Он часто останавливался, оглядывался назад, осматривал путь из-за угла, но, кажется, их никто не преследовал. Звонок телефона заставил обоих вздрогнуть. Звонил Семёныч.
- Ало, здарова, Алексеич! Говорить можешь?
- Пока да. - ответил Петр, облокотившись спиной на серую кирпичную стену в обрывках бумажных объявлений.
- Искал я иконки твои и, знаешь, ни хрена не нашёл, но! Но по культу ракообразных есть одна зацепка, в общем, это верования племён Нагир, они жили как раз там, где Мутноводск был построен. Вроде как полностью исчезли, часть истребили переселенцы, часть ассимилировали, часть ушла в леса. Там в общем тоже, кто погиб, кто стал частью русской деревни, не суть. Так вот они поклонялись ракообразному богу и приносили ему примерно в этих числах человеческие жертвы! Именно в середине осени, они ритуально вешали людей и скармливали их тела ракам в специальном водоёме, из раков же потом варили похлёбку и ели всей общиной. Ритуалы описывают так: в обнаженном виде они собирались в церемониальном месте, это мог быть как храм, так и открытая площадь, там проводились ритуальные пляски, песни, кулачные бои, а жрецы культа опрыскивали участников выделением из водорослей, которые растут тут в Надымке, в местной речке получается.
- А жрецы были с головой рака?- ехидно спросил Петр.
- Алексеич, вот ты стебешься, а так их и описывают! Ну, понятное дело, это так их описывали, склоняются ученые всё таки к тому, что это были костюмы рака, но самое забавное, что ни один костюм так и не нашли.
- Семёныч, какой стебёшься? Я своими глазами это всё видел в храме местном. В общем это не аборигены, по ходу, ассимилировались, это наши переселенцы ассимилировались! Тут сейчас весь город эту похлебку сраную жрёт! Мне этот упырь из РОВД машину расстрелял. Они там всем отделом это варево за обе щеки уплетают.
- Петь, что значит расстрелял? Из чего расстрелял?
- Да подошел хуй в капюшоне к тачке и из Ксюхи магазин выпустил! Я без транспорта остался!- нервно и громко разъяснял ситуацию следователь. - Захожу в РОВД, а он там, сука, нагар с пушки счищает! Дядя Стёпа милиционер, ёб его мать! Тут, короче, сука, все в этой секте грёбаной! И менты все там! Эту дыру надо напалмом сжечь к чертовой матери!
- Петь, это не шутки, ты как-то зафиксировал, может?
- Да ни хера я не зафиксировал, мне с города выбраться сейчас надо! Сможешь на выезд у поселка Пролетарского прислать кого с транспортом? Там отрапортуем куда надо, шестеренки закрутятся, всех их за жопу сук возьмем. - оживленно дрыгая одной ногой и покусывая губы говорил Пётр.
- Да, человека я найду сейчас! Ты если материал какой будет, на меня отправляй, и двигай к выезду, договорились?
- Базар, вокзал! Давай, Семеныч, полетели мы!
- Мы?
Но Пётр уже положил телефон и двигал с Мариной по направлению к широкой асфальтовой дороге у поворота на речной вокзал, она как раз таки вела к поселку Пролетарскому, там их должен был подобрать человек от Семеныча.
Именно у поворота на речной вокзал они были, когда из темноты под железнодорожным переездом заплясал тёплый, оранжевый свет. Свет, какой бывает только от огня. Прямо по проезжей части шумно шагала толпа с факелами, вооруженные кто чем: кто просто арматурой, а кто и охотничьим ружьём. Поток озлобленных людей противно гудел как рой ос, потрясая переодически в воздухе аргументами, иногда из глубины этой живой реки вырывался воинственный клич. Впереди сурово вышагивал прихрамывая на левую ногу и опираясь на тонкую трость, металлический наконечник которой звенел об асфальт, старик в серой фуражке и стареньком пальто нараспашку.
- Поменялись планы! Другим путём пойдём!- схватил Марину за руку Петр и потащил уже было её через сквер,как заметил стоящих на той стороне дороги людей, напоминающих своим видом охранника у церкви. Все они создавали впечатление выходцев из мест не столь отдалённых. Он обернулся туда откуда они с Мариной вышли к проезжей части. Там светили фонариками люди в полицейских бушлатах. Все пути были перекрыты. Кроме пути к речному вокзалу. Петр достал телефон и выругавшись снял на видео марширующую толпу с факелами, снял полицейских, что светили фонарями по дворам, зэков, что безмолвно и сурово наблюдали с другой стороны дороги. Быстро отправил это Семёнычу и побежал с Мариной вглубь ветвистого грязного тоннеля к угрюмому зданию брошенного вокзала.
Добравшись до спящего в ночной тишине исполина, они скрылись в темноте его утробы. Тот великан, что держал на своих бетонных перекрытиях когда-то целый район и давал людям работу и надежду на будущее, а сейчас только дополняет атмосферу безисходности и безнадёги своими пустыми окнами. Смрад и туман затягивают его каменные кости и весь район в пучину мрака, а за районом и весь город. Именно ему было суждено стать последней крепостью для московского следователя и его бывшей жены. Последней крепостью или ловушкой. Запыхавшись Петр с пистолетом в руках присел на корты уперев спину и затылок в стену из толстых квадратиков стекла. В голове шумело. Барабаны, песнопения, весь дьявольский ритуал будто пролетал перед его глазами снова и снова. Перепуганная Марина было дернулась в сторону лестницы, хотела бежать наверх из круглого зала с огромным тоже круглым отверстием в потолке, из которого падал бледный лунный свет, но оступилась, споткнулась о кирпич, что грохотом своего падения привел Петра в чувства. Он подорвался с места, схватил ее за руку и потянул за собой вверх по лестнице, а там в глубь черных коридоров.
Шум толпы за окошком маленького кабинета, буквально 4 на 4 метра, куда вбежали Петр и Марина, нарастал. В битых стеклах играли теплые огоньки от факелов и холодные от фонарей. Следователь задвинул вход шкафом и подпер шкаф одним из старых, рабочих столов. Их было в комнате 2, под вторым забилась Марина. Петр присел в угол у окна. Он отправил геолокацию Семёнычу, чтоб тот понимал, что обстановка изменилась и ждать у выезда их бесполезно.
- Товарищ майор! - послышался голос лейтенанта с крючковатым носом, густыми усами и маленькими свинячьими глазками . - Вы женщину то зачем держите? Отпустите! Она же Вам ничего не сделала!
- Вот гнида. - буркнул под нос Пётр.
- Да что с ним цацкаться, Василий? Эт самое, маньяк он! - послышался голос начальника полиции. - Не понимает он это твое человеческое! Майор, слышь?! Ты это, женщину отпусти! И сам выходи с поднятыми руками, эт самое! Я толпу то сдержу, слово даю!
- Товарищ майор!- послышался до этого момента незнакомый голос пожилого человека. - Мы с Вами не знакомы очно, но я староста Раковки! Нашим людям очень интересно, зачем это Вы на ребенка с оружием напали?
- Молчи Петя, молчи! Умоляю тебя! - шептала ему Марина из под стола, умываясь слезами.
- Да я тебя за сына, сука, порву!- Раздался возглас какого-то разъяренного мужика.
- Жену мне пусть только вернёт, ё моё! Мудила! - послышался крик Валеры.
- сука, сука, сука...- скрипя зубами тихонько повторял раскачиваясь на кортах Пётр.
- Эу, слышь на! Комитет следственный! - выделился голос сторожа. - Ты ходишь, нна, в храмы, людей набожных своей ксивой пужаешь! А щас личико показать ссышь, нна?
- Давай не дури, Майор!- рявкнул какой-то здоровяк. - Машину мне расстрелял, а сейчас тут шкеришься? Ты бы вышел сам! Не баламуть воду! Тут народа столько собралось, ты сам понимаешь: нас полицейских мало, мы ведь не сдержим!
- Выходи, Пётр Алексеич, по закону тебя судить будем, обещаю! Болен если, эт самое, мы то полечим!- подхватил начальник полиции.
В глазах у Петра неожиданно потемнело, он почувствовал как ноги его утопают в воде, снова по полу разливалась мутная зловонная жижа. Мокрые бетонные стены вдруг стали разрезать пористые полипы в присосках и причудливых щупальцах, вырастая и плавно растекаясь по стене. Там за шкафом его ухо уловило шевеление тысяч, а может и миллионов маленьких, хитиновых лапок, будто множество сколопендр кишат прямо за этим рубежом из гнилого и вымокшего ДСП. Боль пульсировала в висках и отдавала в затылок. Дыхание участилось. Глаза вывалились из орбит и смотрели огромными зраками на Марину, что подбежала и стала трясти его за плечи. Неясный, нечеловеческий звук, который он слышал в храме, это богохульное, мерзкое стрекотание, звучало будто бы внутри его головы, выталкивая и мольбы бывшей жены шепотом, и лай многоголосой толпы за окном. И гул шагов чьих то сапог в темных коридорах здания. Оттолкнув Марину он выхватил телефон, с тяжелым движением кадыка похожим на то, как перезаряжается дробовик, он нашел диалог с Семёнычем в телеграмме, нажал на камеру и стал снимать все вокруг, воду на полу, стены в мерзких отростках, и встав на ноги в полный рост, толпу ревущую за окном. И едва убрав телефон он увидел жреца-рака, что протягивал в сторону окна хитиновые, тонкие пальцы и мерзко скрипел на своем дьявольском языке. Языке, который не мог принадлежать людям, ведь человек просто не способен воспроизводить подобные звуки. Резко всё стало белым. Он прикрыл глаза рукою. Прямо в его лицо бил полицейский фонарь. Когда глаза адаптировались он поднял пистолет и выстрелил на вспышку. За раскатом выстрела последовал вопль раненой женщины. Ее истошные визги эхом разносились над гладью реки. Их должно было быть слышно даже на А'р-Нардыме, а может и на Архыне. Заглушил их рёв толпы, и грохот новых выстрелов. Выстрелов уже с противоположной стороны.
Петр пришел в чувства после первого выстрела, пол снова был сухим, мерзкие существа не переползали в коридорах, а полипы не росли из стен, неведомое дьявольское наречие не раздавалось эхом в голове, а вот ревущая и озлобленная толпа осталась. Петр снова сидел в углу на кортах, на голову его сыпалась бетонная крошка вперемешку с древесной щепкой и битым стеклом, все больше и больше с каждой новой вспышкой с улицы сопровождаемой громовым раскатом. Рядом на полу истерично и неразборчиво вопила перепуганная до смерти Марина, стуча ногами и руками в пол этого маленького склепа на двоих, а он безмолвно смотрел на неё, понимая, что больше он ей никак не сможет помочь. Головная боль никак не утихала, напротив: была такой, что в глазах плыло. Он высунул в окно руку с пистолетом и попробовал даже пальнуть раз пять в слепую. Судя по вскрикам даже кого-то зацепил. Помимо дроби что крошила стену прямо над лысеющей головой следователя в окно стали залетать стеклянные бутылки, какие разбивались, какие с мерзким звоном бились о стены и пол и улетали в глубь комнаты. Одичавшие люди подбегали под самое окно и забрасывали в комнату что не попадя: стеклотару, камни, доски, несколько факелов ударилось об оконную раму и с салютом из множества искр полетели обратно вниз, непрерывно громыхали ружья и пистолеты. Марина истеря и вопя отползала в противоположный от окна угол, а Петр сидел. Сидел вытаращив опустевшие глаза в стену, шевеля мокрыми губами, будто пытаясь что-то сказать и опустив вниз дуло пистолета. Он не знал что делать. Грохот и шаги слышались в кишечнике речного вокзала, в одном из закоулков которого они возвели свою баррикаду. За окном бушевал настоящий ад. Выходов не было совсем. От града пуль и подручных средств головы было совсем не поднять. Ворот джинсовой куртки стал вместо черного серым от бетонной крошки, что все сильнее его засыпала. Казалось, что так он и умрет, похороненный под крошащейся от града пуль стеной советского здания. Вот уже и последний, прогнивший и хлипкий рубеж обороны задрожал, за шкафом отчетливо послышались голоса. Петр вытянув ноги вперед протянул руку с пистолетом в сторону рубежа из тонкого ДСП. Губы продолжали судорожно что-то наговаривать под нос, совершенно без звука. Глаза полные безнадеги уставились в точку. В точку, в которую смотрел еще один глаз: черное дуло пистолета. Следователь захохотал и судорожно стал давить на спуск. Еще и ещё, пока не послышался характерный щелчок, означающий, что магазин пуст. Ещё и ещё, после того как магазин опустел. И если после первых нажатий послышались крики боли, то после последних только крики ярости. И вот всё!
Самая последняя баррикада разлетелась с грохотом, куча людей ввалилась в комнату, в полицейской одежде и в гражданской, всё в перемешку. Удар тяжелого сапога выбил из руки Петра ставший бесполезным пистолет, такой же удар носом сапога прилетел ему по челюсти, посыпались удары в голову. Петр обмякший как кожаный мешок с костями, что лишен всяких мышц, нелепо свалился на бок. Звон в ушах вытеснил все звуки. Перед глазами мелькали множество ног. Рыжий здоровяк Валера утаскивал на плече Марину, что выкатив огромные заплаканные глаза и раскрывая во всю ширину совершенно без каких либо звуков рот, тянула к Петру свои руки с растопыренными длинными пальцами. Мелькнула черная поповская ряса. Легкое прикосновение холодных острых лап погрузило следователя в темную пучину забвения.