5. Сама ты идиотская
В комнате царила теплая тишина. Вечер выдался удивительно спокойным — без тренировок, без криков, без пуль, летящих мимо головы. Я сидела на диване, завернувшись в мягкий плед. На коленях — кружка с чем-то сладким, горячим. Возможно, это был чай, возможно, просто горячая вода с сахаром — у нас тут редко что-то называют своими именами.
Вдруг дверь приоткрылась, и в комнату просочился Билл. Без пафоса, без шума. Просто зашёл, как будто всю жизнь тут жил.
— Могу присесть или у тебя тут женский вечер? — с ленивой улыбкой спросил он.
— Если принесёшь мне что-то вкусное — можешь даже лечь, — ответила я с насмешкой.
— Тогда забудь, — хмыкнул он и опустился рядом.
Мы сидели молча пару минут. Просто дышали. Было приятно — для таких мест даже дышать без напряжения уже считалось привилегией.
— Ты заметила, как сегодня тихо? — наконец заговорил он. — Даже Том перестал командовать, как будто его выключили.
— Может, батарейка села, — пожала плечами я.
— Или интернет плохой.
Мы оба засмеялись.
— Слушай, — продолжил он, — если бы тебя спросили, кем бы ты была до всего этого, если бы не втянули... Кем бы стала?
Я задумалась.
— Может, ветеринаром. Или танцовщицей. Или, чёрт возьми, баристой в забегаловке. Главное — чтобы никто не стрелял, не кричал и не говорил, когда мне жить.
— Бариста, ага. Представляю тебя: «Капучино с болью или с лёгким отчаянием?»
— С добавкой ярости и щепоткой цинизма, — подхватила я.
Смех опять наполнил комнату. Не истеричный, не нервный — живой. Такой, каким он должен быть.
— А ты кем хотел быть? — спросила я, повернувшись к нему.
Билл пожал плечами:
— Честно? Музыкантом. Гитаристом. Я в детстве тайком учился на старой акустике. Пока Том не нашёл и не сжёг струны, потому что «гремит».
— Ужас.
— Да он просто ревновал. Я лучше играл, и пел.
— А теперь вы оба играете... но в жизнь.
Он замолчал, усмехнулся. В глазах — что-то тёплое.
— Знаешь, ты первая, кто здесь не ломается, — тихо сказал он. — Ты злишься, споришь, но не превращаешься в куклу.
— Может, потому что я никогда и не была мягкой, — ответила я.
— Или потому что ты всё ещё держишься за то, что делает тебя живой.
Мы снова помолчали. На этот раз — по-доброму.
— А у тебя вообще были отношения? — вдруг спросил Билл.
Я удивлённо вскинула бровь:
— Это допрос?
— Нет, просто разговор.
— Ну… у меня были. Один кретин из школы. Хотел, чтобы я «стала проще».
— Кем стала в итоге?
— Стала грубее.
Он фыркнул.
— Классика. Том бы тебя уважал.
— О, ну если бы Том меня уважал, он бы не ныл, что я «плохо держу пистолет» после пятого часа подряд на стрельбище.
Билл рассмеялся, откинулся назад.
— А если серьёзно… я рад, что ты здесь. Хоть и не по своей воле.
— Я тоже. Странно, да? Но я уже не хочу обратно в старую жизнь. Хотя и не уверена, что хочу эту.
— Тогда, может, мы придумаем третью?
— Где ты — гитарист, а я — бариста?
— А Том — официант, — подмигнул он.
— Нет, он будет охранником. Вечно злым.
— В чёрном, с рацией и бровями, которые всё время осуждают.
— Он бы нас всех уволил на третий день.
— Или сам бы сбежал, — подметил Билл.
В этот момент дверь резко распахнулась. На пороге стоял Том. Уставший, с недовольной рожей и явно раздражённый.
— О чём вы тут орёте?
Мы замолчали на секунду, переглянулись.
— Мы обсуждали твою новую должность, — ответил Билл спокойно.
— Какую ещё должность?
— Охранник. В кафе. Где я — гитарист, а она — бариста, — добавил он с абсолютно серьёзным лицом.
Том уставился на нас, как на сумасшедших. Пару секунд молчал.
— У вас крыша съехала.
— Да, но ты — главный охранник этой крыши, — сказала я с невинной улыбкой.
Он что-то пробурчал себе под нос, но ушёл, не хлопнув дверью. Что-то явно понял… но не до конца.
Когда он скрылся, мы снова расхохотались.
— Думаешь, он подыграл? — спросила я.
— Нет, — Билл едва дышал от смеха, — он реально подумал, что мы психи. Это и был пранк.
— Значит, можно считать, что день прожит не зря.
— Угу. А если завтра тебя отправят снова стрелять по мишеням?
— Тогда я буду целиться в центр. В голову. Представляя, что это Том, читающий график дежурств охранника.
Мы оба прыснули в подушки, подавляя смех.
И пусть завтра снова будет кровь, снова холод, снова тревога — этот вечер останется в памяти. Как тихая передышка. И как момент, когда даже в аду можно немного посмеяться.
— Ты реально думаешь, он обиделся? — спросила я, когда дыхание чуть успокоилось.
— Не-е, он просто не привык, что над ним прикалываются. Обычно все либо боятся, либо поддакивают.
— А я не боюсь, — сказала я, потягиваясь. — Я просто устаю от его вечного «делай», «стой», «целься».
— Да он и сам устаёт, просто не показывает. У него всё через жопу — если эмоции, то злость, если забота, то через пинки.
— Прекрасный стиль воспитания, — скривилась я. — Надо будет на доске мелом написать «Том — начальник охраны года».
Билл рассмеялся так искренне, что даже у меня в груди защемило. Он вдруг выглядел моложе. Не как тот, кто таскает за собой груз ответственности, а просто… парень. С длинными ногтями, смешной серёжкой и очень человеческими глазами.
— А ты знаешь, — сказал он, — если бы ты была тут с самого начала, многое было бы по-другому.
— В смысле?
— В смысле, ты умеешь ломать рутину. Даже если и сама сломана немного.
Я задумалась. А ведь правда. Я не герой. Я не боец. Я просто человек, которого бросили в пекло, и который пытается не сгореть. И всё же — у меня получается.
— Эй, — тихо сказал он, — спасибо, что ты тут.
Я улыбнулась.
— И ты, Билл. Даже с твоими идиотскими серёжками.
— Сама ты идиотская. Но спасибо.
Мы снова замолчали. Но на этот раз — с ощущением, что завтра будет проще. Потому что есть, с кем смеяться. Даже в аду.
***