Вишнёвая пена

Жаркая погода выводила организм из строя. Густой горячий воздух валился на голову, поднимая даже здоровому человеку артериальное давление.

Стук каблуков по брусчатой дорожке, разносился по окрестностям, разрывая атмосферу мрака и скорьби.

Девушка быстрым шагом огибала могилы с незнакомыми именами. Всматриваться было страшно и она поспешно отводила глаза от чёрно-белых портретов.

В руках не было традиционных два цветка. В руках она держала пачку сигарет.

Чёрные волосы струились к пояснице в роскошных локонах. На солнце они переливались, но не теряли своего цвета.

Красное платье обтягивало стройные ноги, как вторая кожа. Оно по-родному легло на каждый изгиб, придавая шарма каждому шагу.

Она чувствовала себя в нём такой красивой. До невозможности красивой. Потому что однажды ей это показали. Однажды это платье уже было сорванным с тела руками, которые абсолютно правильно показали его привлекательность.

Чуть поправив вырез декольте девушка остановилась, чтобы понять, куда идти. За последние несколько лет её отсутствия в родном городе, количество могил значительно прибавилось и быстро найти нужную стало трудно.

Подняв голову она заприметила знакомый чёрный мрамор. Голова резко опустилась.

Сколько раз она здесь бывала. Сколько раз срывалась среди ночи, чтобы хоть немного ощутить его присутствие. То, чего так не хватает. Чтобы посмотреть на выцветающий на солнце портрет, потому что у неё чёрт возьми не останось ни одной его фотографии. И с каждым разом легче не становится. Время абсолютно не помогало. Старые раны вскрывались как только корочка чуть застынет. Они чесались заставляя раздирать то, что зажило. Потом жгли, словно на них вылили полбутылки водки.

Больно до сих пор.

Он всё ещё не умер. Жил с ней. В ней. Пропитал своим существом каждый день и каждую ночь. Пропитал тело. Кровь. Распори грудь и вытечет вместе с органами толчками.

Откуда ты в ней?

Почему не дашь покоя?

Как долго ещё будешь душу насиловать?

Или вам обоим это нравится?

Она снова дёргает платье и сглатывает ком за комом. Соскользает с вымощенной дорожки и переходит на траву. Каблуки тут же проваливаются в землю и можно сделать вывод, что это не лучший наряд на кладбище, но она всегда одевается так к нему. В любой день, в любую погоду.

Несколько шагов и Елизавета останавливается. Голова вздымается вверх и вместе с этим в глазах скапливаются слёзы.

Его взгляд колет внутренности, как ледяная крошка. Несмотря на то, что на фотографии он улыбается. Улыбался...

Ставшие родными черты лица наблюдают за гостьей.

Ты видишь её?

Ты присматриваешь за ней?

Посылаешь импульсы в моменты горя?

Холодная рука коснулась могильной плиты. Пальцы достали из пачки две сигареты, выкладывая их рядом с увядшими от жары цветами.

Грустная улыбка. Хотелось отчаянно закричать. Накричать на него. Снова проклиная тот день, когда сдался.

Обвинить во всех бедах того, кого так сильно хочется вернуть.

Рыть безжизненную землю до посинения пальцев, так, как она делала это, когда вокруг не было людей. Целовать холодный камень заместо тёплых губ. Раскуривать с ним пачку сигарет, вспоминая все. Все те несколько месяцев вместе.

Кирилл оставил слишком заметный отпечаток в её жизни, чтобы забыть. Такое не забывают.

Прошло чёртовых четыре года, а она всё ещё не может даже близко подпустить никого из мужчин. Никто не может даже близко прировняться с тем самым. Ни у кого больше нет таких прекрасных глаз. Волос. Голоса. Сердца.

Она не очнулась, нет. Вовсе не стала жить новой жизнью. Никаких чистых листов. Эти четыре года были адом. Сущим адом.

Да, она жива. Дышит. Не лежит под толщей земли. Держится и даже не думает срываться, потому что должна.

Тонкие губы в беспамятстве коснулись холодного мрамора.

– К-кир, привет, меня давно не было, прости, – Лиза уже год, как смогла поступить в университет. Ради матери. И ради того, чтобы снова научиться существовать.

После его смерти было сложно войти в обратный ритм. Родители вернули её домой. В квартире Кирилла она больше не была. Да и не осмелилась бы вернуться туда.

Слишком больно. Слишком родное. Слишком много «слишком».

Первые несколько месяцев она не выходила из комнаты и похудела ещё сильнее, потому что аппетит не приходил даже после недели голодовки.

Даже отцу, который был безгранично зол на поведение юной леди, было больно смотреть на это всё. Его имя больше не упоминалось вслух. Потому что тогда корочки ранок срывались.

Сестра хоть и по началу держала некую обиду, но вскоре оттаяла, наблюдая за тем, что творится с Елизаветой.

В один момент им пришлось обеим повзрослеть.

О том, что регулярные посещания кладбища вошли в привычку никто не знал. Её быстро бы закинули в ближайшую психбольницу. Никто не знал, как тихо она прогоняет мысли в голове по ночам, чтобы никто ненароком не прочёл их. Как тихо разглаживает пожелтевшую от старости бумажку с исковерканными буквами. Сколько раз она их перечитала. Да ей уже не нужен этот клочек бумаги, чтобы помнить эти слова. Она выучила их наизусть.

Она читала их с его интонацией. Его голосом. Подставляла их под мелодии и ритмы, чтобы слушать в своей голове в виде песни. На повторе.

Разбивая то, что осталось от психики на осколки, их же вбивая в тело.

Горячий поток воздуха в лицо вернул к жизни девушку. Его не вернул. Его уже ничего не вернёт.

Она присела прямо на землю рядом всматриваясь в монотонную фотографию.

Руки сжали предплечья, проходясь пальцами по шрамам от осколков лобового стекла.

Слёзы стекали к шее, касаясь шрама, который ей оставил он. Она никогда не забудет этого дня. Уже сейчас она носит эту отметину, как память. Как подарок. Как самое прекрасное ожерелье, которое только могли создать мастера украшений.

Она всё ещё.

Он уже нет...

Её даже не понадобилось отправлять на реабилитацию. Она всё сделала сама.

Закрывшись в комнате. Разрывая подушки до гусиных перьев. Ударяясь головой о батареи, с желанием выблевать всё, что он оставил в ней.

Она была беременная.

Спустя два месяца организм не выдержал и ребёнок умер. Она буквально собственноручно убила его, не подозревая о существовании. Она не специально. Так вышло. Прости её, если сможешь.

На фоне потрясения и жуткой ломки её постоянно рвало. Если бы только она могла подумать, что это не просто от недостатка наркотиков. Если бы только могла предположить, что надо бы поесть, чтобы дать сил не только себе. Что кто-то маленький очень нуждается в поддержке.

Тогда родители впервые отвели её в больницу с того времени. Сделали операцию и накачали витаминами. Это дало свои плоды. Выкидыш спровоцировал новый порыв к жизни.

Появились силы. Она перестала пить обезболивающие препараты.

Потихоньку стала нормально есть.

Вернулась к состоянию до всего ужаса.

Почти вернулась.

– Прошло четыре года, а я всё ещё держу обещание.