13. Свободна.
Казалось, сон превратился в длительную кому. Время растянулось в противную вязкую патоку и не собиралось заканчиваться. Бесконечные воспоминания собрались в одно сновидение и прокручивались много-много часов. Как заведённая пластинка. Бесконечные страдания.
Я постоянно видела, как он стоит и наблюдает за тем, как меня насилуют, а в некоторых моментах с победной усмешкой уходит прочь, оставив меня один на один со смертью.
Мысли перемалывались, словно в мясорубке и никак не складывались в адекватные, оставаясь в состоянии испорченного фарша. А я ведь ещё даже не открыла глаза.
А открыть их было ой как не просто. Единственное, что я ощущала абсолютно точно – это ноющая боль в затылке. Я лежала на боку, укрытая чем-то тёплым.
Пошевелив кончиками пальцев на ногах, я всё же поняла, что собладаю с телом. Прежде, чем я открыла глаза, руки стали ощупывать всё близлежащее. Я снова пришла в ужас, потому что оказалась в его квартире. Снова тот же диван. Те же занавески, которые так ярко и пламенно горели в моём сне. И та же холодная подушка, которая так исправно усмиряла мой горячий пыл. А может, потому что к тому времени, когда я на неё ложилась, состояние не позволяло показывать весь жар.
Пальцы хотели бы запутаться в волосах, но очевидная преграда в виде повязки их остановила. Голова была полностью забинтована, но от этого болела не меньше. Я осторожно ощупала повреждение и обнаружила там небольшую шишку. Думаю боль была вызвана вовсе не ударом, а той таблеткой, которую тот мужик успешно в меня впихнул.
Во рту всё ещё был горький привкус. Встать на ноги оказалось более проблематично, чем я это себе представляла.
Конечности слегка затекли за время сна и я решила пока просто осмотреться.
Комната была пуста. И, скорее всего, квартира тоже. Никакого постороннего шума из коридора я не слышала.
Единственное, что свидетельствовало о какой-либо активности здесь – это небольшой клочок бумаги и стакан воды на табуретке, стоящей возле дивана.
Руки сами потянулись к записке, паралельно стягивая одеяло с обнажённых ног. Почему я не удивилась, спросите вы? Да потому что то, что он меня переодел я поняла сразу. Видимо платье оказалось совсем непригодным для ношения. От одного только разорванного лифчика, который, видимо, там и остался, меня снова бросало в дрожь.
Я оттянула ворот свитера, который, очевидно, принадлежит Кириллу и осмотрела тело. Огромные синяки в виде пальцев на груди и несколько царапин на животе, видимо, от того, что я вчера в конвульсиях вертелась на полу, на котором лежали осколки стакана.
От нахлынувшего пальцы сжали колени.
И в этом жалком состоянии он забрал меня оттуда? Полуголую, с ушибленной головой и под непонятной таблеткой. А самое ужасное – он сам в этом виноват.
Я легко могу прировнять моё отношение к Кириллу и к тому мужику, который вчера покушался на мою честь.
Они оба мерзкие. Ужасные. Внушающие страх.
Пока один насиловал меня, другой стоял и смотрел. Возможно, он даже и не думал запрягать своего белого коня и превращаться в принца. Вряд ли спасать меня входило в его планы. Неужели сердечко ёкнуло? Совесть проснулась?
А если бы он тогда ушёл? Я бы смогла сейчас так лежать и рассуждать? Или уже была бы на полпути к разложению тела где-то за городом?
Все эти ответы я не знала и не смогла бы узнать. Единственное, что могло бы меня просветить – записка, которую я крутила в руках уже с минуту.
И конечно же, открыв её, я получила только больше вопросов.
«Ты свободна. Ключи оставишь под ковриком.»
Жуткий каллиграфический почерк, которым пишут разве что маньяки, отсидевшие долгие годы в тюрьме.
Ровные завитушки в конце каждого слова заставляли перечитывать его вновь и вновь. Буквы все схожи между собой. Словно, совсем и не человек писал, как печатный текст.
Я закусила губы, чтобы из них не вырвалась подкатывающая истерика.Он даже не осмелился посмотреть мне в глаза. Оставил одну, как самый настоящий трус, написав жалкую записку, состоящую из двух тупейших предложений. И это всё? Даже не даст мне шанс высказать всё в лицо? А высказать мне есть что. Вся ненависть и лютая злоба держалась на кончике языка. Она готова была сорваться в любой момент, вот только я была в комнате совершенно одна.
Невозможно никакими словами передать мою нелюбовь к нему. Да я бы, чёрт возьми, разбила все чашки в его доме, разорвала бы все эти холодные до боли подушки, но это шоу некому было смотреть. Он не остался.
И чёрт с тобой. Я свободна. А это значит, что с этой минуты никаких Кириллов с жёлтыми глазами в моей жизни не будет. И точка!
Разозлившись на весь мир, я стала дёрганно подниматься с кровати, наплевав на острую боль в некоторых частях тела. Одежду мне никто не предоставил, поэтому мне оставалось беспардонно влезть в его шкаф и выудить оттуда чёрные широкие джинсы.
Не притронувшись к предложенному стакану воды, я покинула ненавистную квартиру, оставляя ключ в указанном месте.
Теперь это точно конец.
Сколько же камней пострадало за время моего пути до дома, пока я их безбожно пинала ногами. Хотелось психовать. Кричать. Рвать и метать. Хотелось, чтобы весь мир узнал о моей злости. Но выслушать мои маты, сказанные под нос могли только соседские бабки сидящие на лавочке, которые осмотрели меня максимально унизительным взглядом. Ещё бы! В растянутой мужской одежде, с повязкой на голове, пинающая щебёнку от злости. Не девочка – мечта.
Запустив руки в карманы джинс, я отпустила лёгкий смешок. Вот тебе и сюрприз. Пальцы нащупали небольшой пакетик и мне даже не надо было на него смотреть, чтобы определить, что это. Хоть что-то хорошее я извлекла из нашего общения.
Кончики пальцев покалывали и, когда я коснулась тяжёлой железной двери подъезда, меня словно током ударило.
Как же я заявлюсь в таком виде домой?
Что мама скажет? А Кира? Какой ужас. Стыд накатил новой волной придавая моим щекам давно забытый румяный оттенок. Что ж... Если мне и суждено умереть от маминого ремня, то это свершится сегодня.
Кое-как, пытаясь скоординироваться и не завалиться прямо на лестничной клетке, я добралась до двери. Ключей у меня, разумеется, не было, поэтому всё, что я сделала – это хлопнула ладошкой по звонку. Ответный хлопок по моей больной голове не заставил себя ждать.
Мама выглянула из квартиры, подзатыльниками заталкивая меня внутрь.
– Боже, за что мне это? Елизавета, я все больницы обзвонила, – «жаль, в притон забыла набрать» застряло у меня между зубов и, спасибо, что хоть не выскочило наружу.
– Что с тобой стало? Что с головой? Господи, что люди подумают? – мама стала причитать и махать руками, добавляя эффектности в её монолог.
Правда, для меня это мало сыграло роли. Быстрыми шагами я направилась в ванную, резкими движениями стаскивая с себя его вещи, не желая их ещё когда-либо надевать.
Я обрублю все концы. Все возможные воспоминания. И его, словно никогда и не существовало.
Сказать, что я натёрла кожу до красноты – ничего не сказать. Кажется, я содрала эпидермис, оголив больные мышцы.
Тёмные круги под глазами почти сошли на нет, стоило мне всего час покиснуть в ванной.
Как и ожидалось, из живота я достала несколько небольших крошек стекла, хоть было видно, что порезы есть и посерьёзнее. Видимо, Кирилл убрал более крупные кусочки.
Появляется вопрос, насколько долго он видел меня голой? Рассматривал ли? Искал видимые повреждения?
От этих мыслей живот скрутило больным спазмом и я, наконец, решила спустить воду.
Обмотавшись полотенцем, я вышла из ванной, направляясь прямиком а комнату, даже не поворачивая головы на кухню. Мораль и причитания – это я хочу сейчас слышать меньше всего.
Войдя в своё логово, я подняла брови в удивлении. Кира сидела на моей кровати, обнимая одного из своих игрушечных медведей. А ведь сегодня будний день и в это время она должна быть в школе.– Привет, солнышко, – осторожно пропела я. Ноги сами принесли меня к ней. На этот раз девочка откинула старые детские обиды и наивно, по-доброму улыбнулась.
Её ручки вытянулись для объятий и я просто прилегла на кровать, положив голову на её колени.
Крохотные пальчики запутались в моих мокрых волосах.
– Мы с мамой волновались за тебя, – она нащупала шишку и я еле заметно скривилась.
– Я знаю, Кир, прости меня, я самая ужасная сестра, – я лежала на боку и внезапно выступившие слёзы стали осторожно скатываться по носу и щекам к ушку.
– А когда мы с Кириллом опять пойдём гулять? – вопрос, который заставил меня проглотить все слёзы. Вопрос заставший в расплох. Я развернулась к Кире лицом, совсем не пряча красных глаз.
– Никогда, солнце, больше никогда.
Глаза распахиваются быстрее, чем я успеваю остаточно проснуться.
Утренняя пробежка к унитазу заставила неплохо так взбодриться. Из меня вышли все токсины, усвоившиеся в крови за прошлую ночь.
Сплёвывая рвоту я мельком вспомнила, что я ведь всё ещё учусь в школе, которую время от времени надо посещать. А значит, сегодня мне предстоит вести себя прилежно. Пора возвращаться в ряды школьных неудачников.
Блядские длинные стрелки, доходящие чуть ли не до висков, снова добавляют так сильно нужной уверенности в себе. Короткая юбка, больше подходящая для аниме косплея школьницы, чем для реальной школьницы и белая, как снег, блузка. Не такая уж и неудачница. Впервые за последнее время улыбаюсь отражению в зеркале и спешу покорять столь непривычную для меня жизнь.
Путь к школе опять таки неплохо взбодрил. Ещё бы. Перепрыгивание каждой лужи, заставило хоть немного разомнуть мышцы. Чёрные ботинки на высокой подошве всё же не остались чистыми, что я заметила уже на пороге школы.
– Эй, сторчавшаяся, – в спину мне прилетел толчок и я слегка пошатнулась.
Рома, который во время очередной ломки довёл меня до туалета, сейчас сработал, как самый резкий триггер.
Я сглотнула слюну, оборачиваясь на его голос.
– Что, опять под чем-то? – к сожалению, ты ошибаешься. Ох, как же ты ошибаешься. Зубы заскреблись друг о друга. Дальшейшего пути я даже не вспомню. В голове остались только белый кафель школьного туалета и разбитый экран телефона, с которого я снюхивала дорожку кокаина, кристаллы которой так некстати застревали в трещинах. Хотелось больше и я лишь чрезмерно долго тёрлась носом о разбитое стекло, царапая его, не в состоянии достать песчинки из таких, казалось, глубоких пропастей в дисплее.
Они стали для меня чем-то сродни ущелин в пустынях. Такие же бездонные. Казалось, будто я могу в них провалиться.
Провалиться в трещины на телефоне.
Поднять голову и что-то рассмотреть в зеркале было сложно.
Сложно было даже предположить, каких размеров были мои зрачки.
Слюна выделялась слишком быстро. Я всё же взглянула в зеркало и открыла рот. Для меня это было верхом комедии. Интереснейшее зрелище. Корчить лицо в грязное школьное зеркало.
Тонкая ниточка слюны стекала прямо в раковину, а мой опьянённый мозг видел в этом невероятно чудную эстетику.
Больную, но такую прекрасную.
Глаза косились. Колени приятно дрожали. А сердце непрерывно отстукивало неизвестный сбитый ритм.
Захотелось приключений. Вышла из туалета.
Чуть выше скул кожа дёргалась от мелких судорог, но они не отдавались болью. Наоборот. Заставляли улыбаться.
И я улыбалась. Проходила один и тот же коридор уже в десятый раз и улыбалась.
Искала ли я приключений на своё причинное место? Определённо. Нашла ли? Совершенно точно.
Тонкие пальцы с нежным розовым маникюром вцепились в мои щёки, заставляя концентрироваться на чужом лице.
– Елизавета, ты что плакала? Что с глазами? – я смогла определить, что это говорит директор только по голосу. Зрение покинуло меня также, как сила воли в момент, когда я столкнулась с Ромой возле школы.
– Гы, тёть Люд, ну, чего вы? – и только когда фраза уже вылетела из моих уст я поняла, как это прозвучало. Цепной реакцией стало недопонимание на лице учительницы. Следом жуткое, устрашающее понимание и ярая злость.Я и опомниться не успела, как меня за локоть потащили в кабинет директора. Как провинившегося котёнка меня чуть ли не бросили на стул.
– Я сейчас же иду за твоей классной руководительницей и звоню твоим родителям. Это просто уму не постижимо! Мало того, что я терпела твой неподобающий вид, но это уже перешло все рамки, Елизавета, – женщина со слюной возле рта стала кричать на меня. А я даже не могла понять в какой части кабинета мы находимся. Куда мне смотреть? Она справа или слева?
Чтобы не выбесить её ещё больше, я просто уткнулась взглядом в пол, делая вид, что мне очень стыдно.
Громкий хлопок двери оповестил меня о том, что от этого момента счёт моей спокойной жизни пошёл на минуты.
Директор пошла за моей классной руководительницей. Мне трындец.
Эта женщина способна на многое, а значит – пора сматываться.
День примерной ученицы пошёл на смарку.
Часто моргая, я пыталась найти номер Фила. Пальцы резались о трещины. А глазные яблоки о цифры.
На секунду взгляд зацепился за имя «Кирилл», но угасающая гордость не позволила коснуться этого контакта.
Ах, вот же он.
– Я прошу тебя, забери меня отсюда, – истерично прохихикала я, а парень заметно напрягся.
Из моей головы абсолютно удалился тот факт, что я вроде как избегаю парня, что мне стоило бы попросить о помощи кого-то другого. Тогда ещё я не понимала, какие последствия за собой повлечёт моё опрометчивое решение.
– Ты что, в школе что ли? – я никогда не сомневалась в его умственных способностях. Закинув ноги прямо на директорский стол, попутно чуть не свалившись со стула, я стала осматривать кабинет. По углам были особо яркие обои. Не такие, как в центре. С крупным узором. Завитушки.
– Лиз, ну, ты не молчи хотя бы.
– Ой, прости, я думала, я ответила тебе, – снова хихикаю и называю адрес, не сводя глаз с завитушек.
Верчу головой, пытаясь выбить внезапно проведённую параллель.
Они ведь так похожи на его почерк.
В один миг на стенах стали появляться буквы. Его буквы. Ровные и одинаковые.
«Ты свободна, ключи под ковриком»
Я даже слегка подскакиваю, пока до меня не доходит, что это лишь глюк.
На стенах, на столе, на полу и даже на моих ногах красовались надписи. Они въелись краской мне под кожу.
«Ты свободна».
Все они были красного вызывающего цвета. Скоро красный у меня начнёт ассоциироваться с Кириллом.
Фил давно сбросил звонок, но я всё ещё держала телефон у уха.
Часы на стенке безбожно отсчитывали секунды. Метроном в голове отсчитывал ритм.
И лишь когда за окном я услышала знакомый рык мотора, тело подорвалось со стула, всё же роняя его.
Приехал всё-таки.
На телефон снова поступил звонок и я поспешно взяла трубку.
– Забери меня, они сейчас придут! – истерично пропищала я, радуясь непонятно чему.
А ведь удивительно, как учительницы не добрались до кабинета быстрее, чем Фил до школы.
Единственный способ свалить был самым сумасшедшим и отбитым.
Я открываю окно, попутно крича в трубку и во двор школы, чтобы Фил заметил меня.
Тяжёлые грязные ботинки ступили на снежный подоконник, а руки подтянули тело, цепляясь за оконную раму.
Крепкие руки сняли меня с невысокого окна и опустили на землю.
Я на антураже и азарте стала ещё сильнее верещать о том, какие мы оторванные и бешеные преступники, а Фил лишь прикрыл мне рот ладонью, таща за руку в свой старенький форд.
В тот день я окончательно слетела с катушек.
