Шёпоты IXIM 18+

Альбукерке. Нью-Мексико, 1995 год.

— "Ты знаешь, кто такие майя, Майкл?" 

Голос бабушки был мягким, но в её глазах читалась глубина, как в бездонном колодце. Она медленно перебирала старое ожерелье из обсидиана, тяжёлые чёрные камни, будто куски остывшей лавы, скользили между её пальцами. Майк, сидя у окна, чувствовал, как гроза за окном отражает его внутренние страхи. Гром гремел, как будто сама природа пыталась напомнить ему о чем-то важном.

— Это индейцы?— спросил он, ложась на кровать, хотя в глубине души знал, что ответ будет сложнее. 

— Больше, чем индейцы,— произнесла она, и в её голосе звучала печаль, как будто она сама была частью их истории. Они знали небо лучше, чем мы знаем дорогу домой. И они знали, что некоторые вещи — нельзя трогать. А некоторые — нельзя забывать.
Долл положила ожерелье в его ладонь.

— Это принадлежало твоему предку. Он носил его, когда стоял у Врат, — сказала она. — Теперь он твой.
Майк взял кулон и ощутил, как в груди будто что-то щёлкнуло. Никакой магии, никаких вспышек. Но в этот момент он почувствовал вес чего-то древнего... будто кулон знал его. Узнал.

Она смотрела на него долго, не моргая, а потом добавила:

— Береги его, mi corazón. Когда придёт время, он сам тебе подскажет.

Долл склонилась  над ним, укрывая его тёплым пледом, и шептала:

"K'uxi'ij tak'inil. K'a'anal k'uj. Tene' in k'ux kaj."
(«Золото сердца. Небесный бог. Я — плод неба.»)

Её голос был тихим, почти ветреным, и, казалось, слова летали в воздухе, обвивая Майка, как древний шепот самой земли.

Когда Майк спросил, что это значит, бабушка просто погладила его по лбу и ответила:

— Это старинная lullaby. Чтобы твоя душа помнила путь назад, если вдруг уйдёт слишком далеко.

В ту ночь, когда гроза разразилась с новой силой, ему впервые приснился голос. Голос, говорящий из темноты: 
"Ma'alob k'iin, ajaw..."

Я до сих пор помню запах её дома. Что-то пряное, тяжёлое, будто земля после дождя. Сухие травы в мешочках, воск на деревянных полках и ещё... дым. Он висел в воздухе, неуловимый, как шёпот. Дом бабушки Долл всегда казался мне чуть больше внутри, чем снаружи, как будто он знал, как прятать углы.

Бабушка  ходила босиком. Даже зимой. Говорила, что земля чувствует нас, когда мы чувствуем её. Я не понимал, но верил. В её глазах было что-то — не свет и не тьма, а знание. Как будто она знала обо мне что-то, чего я сам не знал.

Когда я был совсем маленький, она клала мне под подушку кусочек голубого камня. «Чтобы сны тебя слушались», — говорила она. И я верил, что они действительно слушаются. Даже если иногда, просыпаясь, я не мог вспомнить, кто в них был — я или кто-то другой в моём теле.

Бабушка называла меня "mi corazón", и я не знал, что это значит, пока не вырос. Когда я засыпал, её голос шептал что-то на странном языке. Слова текли, как ручьи, извивались, обвивали меня. Я не понимал их смысла, но чувствовал, как с ними приходит спокойствие... и странная тревога. Как будто она не только защищала меня, но и напоминала — что однажды мне придётся вспомнить.

У неё были длинные серебристые волосы, всегда заплетённые в плотную косу, уложенную вокруг головы, как корона. Она пахла пеплом, розмарином и табачным дымом. И чем-то ещё... древним.

Когда я болел, она ставила рядом чашку с водой и листом магуэя. Никогда не звала врача. Только садилась рядом и пела. Глаза у неё в это время становились глубокими, будто открывались во что-то иное. Я часто задавался вопросом: видит ли она что-то в этой воде, о чём мне не рассказывает?

Днём она казалась обычной бабушкой — немного резкой, но доброй. Варила бобы, читала газеты, поливала растения. А по ночам — она становилась кем-то другим. Шаги её были едва слышны, движения точны, как у птицы. Я видел, как она однажды чертила мелом круг на полу кухни, потом сжигала сухие лепестки, бормоча что-то... и тогда я понял: она не просто бабушка.

Иногда я ловил себя на том, что боюсь её. Не потому, что она делала что-то плохое. А потому, что она знала слишком много. Слишком глубоко.

Я не знал тогда, кем она была на самом деле. Только чувствовал: я связан с ней чем-то, что тянется дальше крови.

И, кажется, она знала, что однажды всё это начнёт возвращаться.

Мехико. Наши дни, за три дня до прибытия в Соммервиль.

Небо над Колония Рома заволокло низкими, свинцовыми тучами. Улицы Мехико поблёскивали в лужах, отражая редкие неоновые огни. Влажный воздух был густым, почти липким, напоённый ароматом мокрого асфальта и старых деревьев. Дождь шёл мелкой моросью, но без остановки — он стёк по черепичным крышам, стекал с водостоков, скапливался в ямах мостовой.

Среди промокших фасадов старых зданий, за поворотом узкого переулка, притаилась она — лавка "Curiosidades y Reliquias", Фасад потемнел от сырости, в пятнах плесени и мха, а кованая вывеска раскачивалась от ветра, издавая сухой, металлический скрежет. Стеклянная дверь покрылась тонкой пеленой дождя. Колокольчик над ней звенел с трудом, будто простуженным голосом.

Внутри было тепло, но тускло. Электрический свет еле пробивался сквозь старинные плафоны. На полу — ковры, напитанные пылью и влагой. В воздухе — смесь тлеющего ладана, сырого дерева и чего-то старого, как гробница. Узкие проходы между шкафами с книгами и витринами с древностями казались бесконечными — тени глубоко затаивались в углах, и каждый угол мог скрывать за собой нечто неведомое.

Дождь продолжал стучать по стеклянной крыше с внутреннего двора, добавляя особую музыкальность происходящему. Казалось, будто сам город плачет снаружи, а лавка — укрытие не только от погоды, но и от реальности.

На полках покоились амулеты, маски, обсидиановые кинжалы, обломки керамики с майянскими глифами. Некоторые предметы были накрыты стеклом, другие — заперты на старинные замки. Лавка будто дышала — влажным, тяжёлым воздухом, полным воспоминаний и старых шёпотов.

Вдоль стены — длинный прилавок из красного дерева. Позади — старик с лицом, напоминающим высохшую кожу пергамента. Он будто сливался с интерьером, неотделимый от времени, которое здесь застряло.

На одном из боковых стендов стояла закрытая шкатулка, покрытая тонкой паутиной и каплями дождевой влаги. На ней — вырезанный символ, напоминающий спиральный глаз. Под ним старая надпись: "Propiedad no vendible"— не подлежит продаже.

Шум дождя за стенами напоминал барабанный бой. Мир снаружи растворялся в каплях, а лавка казалась единственным местом, где время не просто остановилось — оно ждало.

— Тебе что-то нужно? — раздался хриплый голос из-за полки. 

— Я ищу старую статью. Что-то о племени IXIM. — Он произнёс это спокойно, но сдержанно. Он специально не упомянул "майя". 

Молчание. Затем раздался медленный звук шагов — как будто кто-то тянул за собой годы. Из-за полок появился пожилой мужчина, словно из другого времени. Пожилой индеец с янтарными глазами. Морщины, как трещины в древнем дереве. Волосы убраны кожаным ремешком. Лицо — неподвижное, как маска.

Он взглянул на Майка — и, будто сквозь него. Его губы дрогнули. Почти улыбка. 

— Ты не сказал «майя». Но уже несёшь их с собой, — проговорил он. — В глазах, походке. Ты не просто читаешь про них — ты слышишь их во сне, да? 

Майк вздрогнул. Хотел отмахнуться — но не стал. Вместо этого кивнул. 

— Я знал одного, как ты. Он пришёл в шестидесятом. Тогда было другое время. Сейчас всё возвращается. 

Он протянул свернутый лист бумаги. 

— Этой статьи не существует. И существовать не должна. Но раз ты уже ищешь — они уже нашли тебя. 

Майк осторожно развернул бумагу. Статья без имени, без издателя. Год — 1961. Название: 
«Племя IXIM — исчезнувшие дети солнца. Новый след: Северная Америка?» 

Майк читал, будто глотал воду после долгого бега. В ней утверждалось, что небольшая группа майя бежала от испанских завоевателей ещё в XVI веке и, воспользовавшись знанием морей, достигла побережья Луизианы. Дальнейшие следы — необъяснимые символы в Аппалачах, странные наскальные рисунки, найденные в Джорджии, и легенды коренных племён о "людях из света", осевших в лесах.

В правом углу была выцветшая фотография: Каменный столб с символами — три точки, спираль и две полукруглые линии. Ниже подпись: 
"Фото 1958 г. Соммервиль, Джорджия. Местоположение неизвестно. Камень исчез." 

Майк поднял взгляд, но старика уже не было. На прилавке лежал старинный ключ и записка: "Red Fern Inn. Они тебя ждут."

Три дня спустя.

Он ехал по умирающим дорогам, вдоль покосившихся заправок. Чем дальше он отдалялся от межштатной трассы, тем больше всё казалось... выцветшим. Знаки дорожного движения — ржавые. Автоматы с кофе на заправках — сломанные. Люди — вялые, с серыми лицами и странно долгими взглядами.

Майк чувствовал, будто въезжает в фотографию, забытую в старом альбоме. Город, который он приближался, выглядел так, словно время здесь остановилось в 70-х.

Узкие улицы, обрамлённые старыми домами с облупившейся краской, напоминали о былых временах. На углу стояла заброшенная закусочная с выцветшей вывеской, а рядом — маленький магазинчик с игрушками, где когда-то играли дети.

Он проезжал мимо старой церкви с высокими шпилями, её окна были затянуты пылью, а вокруг росли дикие цветы, словно пытаясь вернуть жизнь в это забытое место. В воздухе витал запах свежескошенной травы, смешанный с ароматом дождя, и это напоминало ему о детстве, о беззаботных днях, когда он бегал по двору бабушкиного дома.

Наконец показалась вывеска: 
"Welcome to Somerville. Population 3,892." 

Под ней — табличка, прибитая криво, на ней надпись от руки: 
"We Remember." 

Старенький "Subaru" Майка заурчал, когда он свернул к Red Fern Inn. Отель напоминал дом из викторианского прошлого — облупившаяся краска, готические окна, поросший плющом фасад. Дверь скрипнула, как будто предупреждая.

— Добро пожаловать, — сказал мужчина за стойкой, не поднимая взгляда. Лицо его было... серым, будто вымытым из цвета. 

— Туристов у нас не бывает. — Он поднял глаза. — Каменные реликвии, да? 

— Откуда вы знаете? 

— Это место знает. Второй этаж. 217 комната у окна . Не стучите в 219. И не открывайте окна после полуночи. 

Майк остановился у двери своей комнаты в Red Fern Inn, глубоко вдохнул влажный воздух, пропитанный запахами сырой древесины и старой бумаги, и вошёл внутрь. 

Комната встретила его тишиной и полумраком. Тусклый свет масляной лампы освещал выцветшие обои с причудливыми узорами, напоминавшими древние символы, которые он видел в статье и на фотографии с каменным столбом. Кажется, сама атмосфера здесь хранила память о давно забытом времени.

На столе лежала куча пожелтевших бумаг и старых фотографий. Майк опустился на край кровати, поглаживая старинный ключ в руке. Его мысли потекли назад — к детству, проведённому среди рассказов бабушки о далёких племенах, исчезнувших в легендах, но оставивших следы в истории. Её голос звучал в голове, будто эхо из другого мира: 
— Племя IXIM не исчезло, Майк. Они просто спрятались. И однажды ключ откроет дверь. 

В этот момент раздался тихий стук в дверь. Он вздрогнул. В комнате было слишком тихо, чтобы кто-то мог ходить, и тем более стучать без предупреждения. Он подошёл к двери и прижал ухо, но ничего не услышал. Стук повторился — лёгкий, как будто призыв. 

Майк осторожно отодвинул дверь и выглянул в коридор. Пусто. Лишь мерцающий свет уличных фонарей пробивался сквозь окно в конце коридора. Он вернулся в комнату, но тревога не отпускала. 

Взглянув на окно, он заметил, что за занавесками мелькнул свет — мягкий, почти незаметный, как будто изнутри комнаты. Он сжал ключ и почувствовал, как холод пробегает по спине. 

— Время — ключ, — прошептал он, напоминая себе записку. 

Свет за окном усилился, и Майк решил выйти на улицу. 

В центре — старинная церковь, за ней небольшая площадь. Пожилой мужчина в бейсболке кормил голубей. Только голубей не было. Он сыпал крошки на землю и шептал. 

Женщина с коляской прошла мимо. Ребёнка в коляске не было. Но она что-то напевала. 

Майк почувствовал — этот город не просто странный. Он был иным. Как будто кто-то вырезал его из мира и забыл вернуть обратно. 

Он свернул в переулок и увидел камень. 

Символ. Тот самый. 

В голове загудело. Шепот. Голос, не голос. Слова, которых он не знал, но помнил: 
— Ma'alob k'iin, ajaw... 
("Добро пожаловать, владыка...") 

Туман сгущался над Соммервилем, медленно опускаясь на улицы и дома, словно мягкое одеяло, скрывая всё вокруг в призрачной дымке. 

Плотный туман обволакивал город, и каждый шаг отдавался в пустых улицах странным эхом. В центре, на небольшой площади, стояла старинная церковь, чьи витражи отражали бледный свет луны. 

Рядом с церковью Майк заметил фигуру — женщину в лёгком пальто, с каштановыми волосами и внимательным взглядом. Она смотрела на старый фонтан, словно пытаясь вспомнить что-то забытое. 

Он подошёл ближе. 

— Вы из Соммервиля? — спросил он, стараясь звучать как можно спокойнее. 

Она обернулась, удивлённо подняв бровь. 

— Да.Редко кто приезжает сюда ночью. Вы — не турист? — спросила она. 

— Можно и так сказать. Меня зовут Майк. Я ищу ответы — про историю этого места. Особенно про племя IXIM. 

Её глаза загорелись. 

— Майя? В Соммервиле? Вы не первый, кто интересуется. Меня зовут Элейн. — Она сделала шаг ближе, и голос стал чуть тише. — Легенды здесь живут. И племя, и их тайны — всё не так просто, как кажется. 

Майк почувствовал, как между ними возникает невидимая связь — мост из прошлого к настоящему. 

— Что вы знаете? — осторожно спросил он. 

Элейн посмотрела вокруг, словно проверяя, никто ли не слышит, и начала тихо рассказывать о старых преданиях, о тенях, что ходят по лесам, о звуках в ночи и о знаках, что появляются на камнях. Она рассказала, что многие местные боятся говорить об этом вслух, но сама чувствует, что в этих историях есть правда. 

— Если хотите, могу показать кое-что завтра, — предложила она, чуть улыбнувшись. — Только будьте осторожны. Здесь всё связано — и прошлое, и настоящее. 

Майк кивнул, понимая, что его путь только начинается. 

Когда он вернулся в номер, свет за окном угас, а за стенами послышался тихий шёпот, словно сама земля хотела рассказать свою историю. 

Майк лежал на старой кровати, глаза уставшие, но сознание не отпускало. В голове крутились слова Элейн, её рассказ о тенях и знаках, о том, как местные ощущают невидимую связь с чем-то древним. Он прислушивался к ночным звукам — шорохам ветра, редким каплям дождя, и словно сквозь сон слышал тихий шёпот, неразборчивый и манящий. 

На рассвете город будто пробудился вместе с ним. Вокруг тихо и пустынно, и только в воздухе витала легкая сырость и запах мокрой листвы. Майк вышел из отеля, крепко схватив в руку карту из свитка, которая едва помещалась в его пальцах. 

Элейн ждала у входа в гостиницу, её глаза блестели на утреннем свете. 

— Ты рано, — улыбнулась она. — Хочешь кофе? — сказала она, поднимая взгляд на него. 

Они направились в маленькое кафе на углу, где пахло свежим хлебом и корицей. Внутри было тепло и уютно — аромат крепкого напитка и шелест страниц старых газет. Элейн рассказала, что городок живёт своими тягучими ритмами, как будто время здесь замедлилось. 

— Многие предпочитают не вспоминать о прошлом, — сказала она, взглянув в окно. — Но я верю, что прошлое — это часть нас. Особенно, когда оно связано с такими тайнами. 

Она осторожно взглянула на карту в его руках. 

— Символы на ней... Я видела их раньше — на камнях в лесу, в старых рассказах моей бабушки. Говорят, это — знаки, оставленные теми, кто пришёл из далёких земель и принёс с собой свет. 

Майк слушал, чувствуя, как в груди разгорается надежда. 

— Ты когда-нибудь видела что-то необычное? — спросил он. 

Элейн на мгновение задумалась. 

— Иногда, ночью, я слышу музыку ветра — словно голоса, которые рассказывают истории. И в старом лесу, говорят, можно встретить тени, что не принадлежат этому миру. 

Они решили отправиться в лес, на место, отмеченное на карте. По пути Элейн рассказывала легенды и истории, которые передавались в её семье из поколения в поколение. Майк чувствовал, как между ними возникает доверие — мост между чужаком и хранительницей прошлого. 

В лесу воздух стал прохладнее, а тени глубже. Деревья шептали, и время казалось зыбким. Майк заметил на земле тот самый символ — три точки, спираль и две полукруглые линии, выгравированные на камне. 

— Это — начало пути, — сказал он, опуская руку на холодную поверхность. 

Вдруг из-за деревьев донёсся шёпот, и свет мерцал среди ветвей, словно кто-то или что-то наблюдало за ними. 

— Они здесь, — прошептала Элейн. — И они ждут. 

Лес вокруг них становился всё гуще, словно стараясь спрятать от чужих глаз то, что хранил веками. Солнечный свет едва пробивался сквозь густую листву, и под ногами шуршала осенняя трава, перемешанная с опавшими листьями, что покрывали землю толстым ковром. Воздух наполняли запахи мокрой древесины и мха, а где-то далеко, словно в ответ на их шаги, раздавались протяжные крики птиц.

Майк шёл чуть впереди, его пальцы сжимали карту, а сердце стучало всё быстрее — здесь, в глубине леса, словно была граница между миром, который он знал, и другим, тайным. 

— Ты чувствуешь это? — спросила Элейн, её голос был тихим, но в нем звучала искренняя тревога. 

— Да, — кивнул Майк. — Как будто воздух здесь... наполнен чем-то невидимым. 

Они приблизились к небольшой поляне, где среди мха и камней стоял каменный столб, тот самый, что был на старой фотографии — украшенный загадочными символами: тремя точками, спиралью и двумя полукруглыми линиями. Свет становился тусклее, а вокруг словно сгущалась тишина. 

— Вот он, — сказала Элейн, словно боясь нарушить магию момента. — Камень, что связывает нас с IXIM. 

Майк обошёл столб, прислушиваясь к своему телу — оно реагировало на присутствие древнего артефакта, словно резонансом. Его пальцы невольно коснулись символов, и в тот же миг в голове раздался тихий шёпот, не слова, а чувства — тепло, призыв и долг. 

— Ma'alob k'iin, ajaw... — тихо произнёс Майк, пытаясь повторить ту фразу, что слышал в своей голове. 

Внезапно ветер зашумел в кронах, и по поляне пронеслись мягкие мерцающие огоньки, словно светлячки, но свет их был холодным, серебристым. Они закружились вокруг Майка и Элейн, образуя живой узор, который невозможно было понять словами. 

— Они приветствуют нас, — прошептала Элейн. — Но мы должны быть осторожны. Здесь граница тонка. 

В это мгновение Майк почувствовал, как что-то невидимое коснулось его души — давняя память, давно забытая, но живая. Воспоминания о детстве, о бабушке, рассказы которой теперь приобрели новый смысл. Тайна, которая больше не может оставаться скрытой. 

— Я хочу знать правду, — сказал он твердо. — Неважно, что для этого придется пройти. 

Элейн посмотрела на него с уважением. 

— Тогда давай идти дальше. Следующий шаг уже не за горами. 

С ними были древние звуки леса — шепот ветра, стук птиц и нечто, что казалось дыханием самого времени. 

Ветер стих, и лес погрузился в густую тишину. Серебристые огоньки медленно рассеялись, словно растворяясь в воздухе, а Майк почувствовал, что земля под ногами стала зыбкой, будто он шагает по облакам. Вдалеке послышался голос Элейн — тонкий и тревожный, зовущий его, но звуки уносились ветром и становились всё тише. 

Он попытался крикнуть в ответ, но голос будто застрял в горле. Мир вокруг начал вращаться, цвета смешивались в вихре, и он ощутил, как тело теряет тяжесть. 

«Майк!» 

Слово, прорезавшее темноту, заставило его напрячься. Он делал шаг — и мир расплылся, растворился в густом тумане, погружая его в глубокую бездну. 

Глубокий вдох. Резкий вздох.

Майк открыл глаза и увидел знакомую картину — салон своего старенького Subaru, свет приборной панели, мерцание фар вдоль трассы. 

Он сидел на заднем сиденье, чувствуя холод ночного воздуха, что просачивался через приоткрытое окно машины. Время на часах застыло ровно на 3:00 ночи. В голове ещё гудели отголоски леса — шёпоты, мерцающие огоньки и слова на древнем языке. 

Майк медленно вытянул руку — в ладони лежал старинный ключ, холодный и тяжёлый, словно он был частью другого мира. 

На коленях лежала пожелтевшая записка с аккуратным почерком: 
«Red Fern Inn. Они тебя ждут.» 

Он приподнялся, чувствуя, как внутри загорается огонь любопытства и решимости. Сон ли это был? Или предупреждение из параллельной реальности?