Глава 1
– Я убила свою лучшую подругу, – произнесла Лиза Курт, упершись глазами в пол.
– Вы это уже говорили, – сказала Ванда Вальковски, постукивая ручкой по столу. – Но, видите ли, человека, которого вы якобы убили, не существует. Или же вы назвали нам неверное имя.
– Нет, - сразу отозвалась Лиза, – все верно. Нина Лермонтова. Я дала вам ее адрес.
– Город Z, улица К-ая, дом 6, квартира 13?
– Да.
– По этому адресу находится городская школа.
– Значит, где-то рядом, – неуверенно предположила Лиза.
– Рядом – административные здания и полицейский участок, – Вальковски сочувственно взглянула на девушку и добавила: – Я прочла ваш дневник.
Вальковски достала потрепанную тетрадь, лежавшую на ее коленях, и показала Лизе, отчего та испуганно отпрянула.
– Я не сумасшедшая, – поспешила оправдаться Курт дрогнувшим голосом.
– Позвольте, я прочту вслух? – вежливо спросила Вальковски. – Кроме нас с вами, здесь больше никого нет.
– Какая разница? – сухо проговорила Лиза. – Все равно прочтут.
– Тогда я начну?
Лиза слабо кивнула. Вальковски открыла первую страницу и начала читать:
«19 июля 20... г.
Меня преследует Тень (она прервалась и выжидательно посмотрела на Лизу, но та молчала). У нее исключительный талант сводить выбранную жертву с ума. То задушить пытается, то подначивает свести счеты с жизнью самостоятельно. Стоит у изголовья кровати по ночам. Глаза презирают и ненавидят, а ядовитая улыбка кривит рот. Глазами не увидеть. А я душой чувствую. Иногда мерзко хихикает. Бывает, нашептывает страшные вещи»
– Скажите, Лиза, – как можно мягче начала Ванда Вальковски, – Тень сейчас где-то рядом? Быть может, у вас за спиной?
Лиза отрицательно мотнула головой.
– А где же? Или она больше не преследует вас?
– Тень только по ночам приходит.
– А в будни она посещает других «выбранных жертв»?
Лиза взглянула на Вальковски с укором и собиралась ответить, но поджала губы и смолчала. Вальковски искренне извинилась и продолжила. «Этой жаркой и удушливой ночью я, сквозь хлипкий сон, услышала грубый, осевший голос, похожий на глухой скрип. Он говорил: «Чувствуешь слабый едкий дым, Лиза? Скоро он окутает комнату, а после – твой рассудок и организм. Знаешь, что произойдет дальше? Я подскажу. Лиза сгорит в огне. Возможно, гореть будет уже мертвой. Здесь не все так однозначно. Огонь беспощаден и безжалостен. Но в первые минуты медлителен и ленив. Дым же милосерден: убивает быстро, даже проснуться не успеешь. Обволакивает торопливо и с удовольствием. Дым – легкая смерть. Огонь – агония. Мучительная и уродующая. Так, что первое доберется и убьет тебя, Лиза?» Назло Тени успокоилась (или претворилась, что успокоилась) и скороговоркой ответила: Злобная тень, не дающая спать. Но на самом деле, хотелось кричать, но вдруг стала немой и глухой.
За окном светало, но вокруг все стремительно тонуло во тьме. Тогда я потянулась к светильнику и щелкнула выключателем – и тот подвел (а разве бывает по-другому?). Тень слилась с темнотой и подошла, чуть ли не к лицу. Появилось ощущение, что на грудь взвалили что-то тяжелое. Но ни пощупать, ни увидеть, ни понюхать и ни оттолкнуть нельзя – груз нематериален. Больше Тень не издала ни звука»
– Вы знаете, кто такой Федор Марков? – вдруг спросила Вальковски.
– Нет, – не сразу ответила Лиза и нахмурилась. – Кто это?
– Студент экономического колледжа. Между прочим, учился вместе с вами.
– Вы имеете в виду, в одной школе?
– Не только в одной школе, Лиза, но и в одном классе.
– Наверное, он рано перевелся, – задумчиво сказала Лиза и поспешила пояснить. – Я его совсем не помню.
– Марков проучился с вами с первого класса по одиннадцатый.
– Хорошо, допустим, – согласилась Лиза. – Но причем здесь он?
– Его убили в один и тот же день, что и Нину Лермонтову. Девятнадцать ножевых.
– Убийцу не нашли? Или вы думаете, что это я его убила?
– Убийцу не нашли, – ответила Вальковски и замолчала.
«Когда бессонница – веду дневник. Как сейчас. Просто, чтобы скрасить скуку, уныние и непонятную тревогу, ноющую похуже больного зуба. Увлечений нет, хобби тоже. Ничто не затягивает надолго – быстро надоедает. Постоянная апатия ко всему и ко всем. Фильмы надоели, сериалы – сплошное клише. На книгах не могу сконцентрироваться, и буквы плывут. Поздним вечером или ночью выходить на улицу страшно... Насильники, маньяки. Мужчинам в этом плане легче. Никогда не видела новостные заголовки: «ПРОШЛОЙ НОЧЬЮ НЕИЗВЕСТНЫЙ НАПАЛ И ИЗНАСИЛОВАЛ НЕСЧАСТНОГО МУЖЧИНУ», а следом – экспертное мнение неравнодушных женщин: «ПОСТРАДАВШЕМУ» НЕЛЬЗЯ ВЕРИТЬ – НЕВООРУЖЕННЫМ ВГЛЯДОМ ЖЕ ВИДНО, ЧТО САМ ВИНОВАТ! ПОЧЕМУ ОН СПРОВОЦИРОВАЛ, А НЕСТИ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ДОЛЖЕН НЕ УСТОЯВШИЙ ПЕРЕД СОБЛАЗНОМ ПРОХОЖИЙ? ВЗГЛЯНИТЕ НА ЕГО ОБТЯГИВАЮЩИЕ ДЖИНСЫ. ОПРАВДАТЬ И ОТПУСТИТЬ!» Ха–ха, смешно звучит. Грустно смеяться в одиночестве над собственными же шутками. Оксюморон какой-то
Ладно. Проснулась я вовсе не из за скрипучего голоса, и после пробуждения из полудрема, не побежала сразу строчить в дневник. Началось все с кошмара, который снится каждую ночь. В этот раз он особенно напугал – очень уж реалистично все выглядело и чувствовалось. Сны часто красочные, но кроме, ощущения красочности, ничего не запоминается. Может, оттого, что сплю мало и поверхностно.
В том кошмаре я – ребенок лет семи, гуляю по дороге возле дома. Лунный свет тускло освещает деревенскую местность. Стоит мертвая тишина: ни лай собак, ни шелеста травы. Лишь холодный ветер и свежий воздух. Ни капли не страшно и не тоскливо. Но вдруг в конце длинной улицы появляется лошадь. Как из ниоткуда! Она ступает плавно и тяжело. Черная, злая и мрачная. Фыркает большим носом, и из ноздрей выбивается пар. Морду разглядеть не выходит, но знаю наверняка: большие блестящие глаза смотрят прямо в мои. Равнодушно и враждебно одновременно. Конская упряжь из грубой кожи, на груди – пара железных колец. Совсем не слышно их звяканья. Верхом на лошади покачивается черный человек. В буквальном смысле черный, даже лица не разглядеть – его будто вовсе нет. И вместо лица и головы – черный парообразный овальный шар. Человек этот крупный, высокий, широкоплечий. Черная мантия почти не различима в ночи и слабо поддается порывам ветра. Он смотрит не в глаза – незачем. И так все знает. И во всей этой тяжести видится легкость и непринужденность. Странное чувство не дает покоя. Будто бы именно его жду. Уверена в одном: мама дома, она спит. Домой бегу в веселом настроении – ему мне не навредить. Запираю дверь и смотрю в глазок. Всадник уже у двора. Но я-то знаю: я дома, а значит, в безопасности. И мама дома – она защитит. Стараюсь не шуметь, на цыпочках подхожу к маминой комнате. Медленно открываю дверь и ныряю вглубь. К дикому удивлению и страху, вижу, что мамы нет и кровать застелена. Резко оборачиваюсь, собираюсь спрятаться в шкафу, но поздно. На пороге стоит черный человек без лица. И сон обрывается»
– Вы дружили в школе с одноклассниками? – спросила следователь.
– Да, – ответила Курт, немного помолчав.
– А вот Александра Викторовна – ваша бывшая учительница по литературе говорит об обратном.
– Она моя соседка. Живет этажом ниже. Часто угощала домашней едой. Она должна знать о Нине.
– Она не знает никакую Нину Лермонтову. Зато хорошо помнит Маркова.
– Александра Викторовна вас обманывает, – со злобой произнесла Лиза и прикусила губу.
– Зачем ей обманывать? Судя по ее словам, она вас любит, как дочь.
– Она должна знать, – только и сказала Лиза.
– Так, что насчет отношений с одноклассниками?
– Вам же Александра Викторовна все рассказала.
– Я бы хотела услышать от вас. Вы солгали про дружественные отношения. Могли солгать и про Федора Маркова. Понимаете? Как мне вам верить?
– Они травили, унижали, оскорбляли, – скороговоркой протараторила Лиза. – Но Маркова не помню, и не убивала я его. А если бы и убила, то призналась бы! Я ведь сама с повинной пришла.
– У вас есть недоброжелатели?
– Тень.
– Все?
– Да.
Вальковски устало вздохнула и перелистнула страницу.
«Между пробуждением и реальностью послышался голос. Его слова запомнились очень хорошо, как в голову вбитые. Моментально проснулась. Вскочила с кровати и побежала на кухню. На ходу принюхивалась, втягивая много воздуха. А дыма все равно не ощущала. Да и огонь нигде не полыхал. Обошла все комнаты, заглянула в каждый уголок. Все тихо и на месте. Иногда останавливалась и прислушивалась. Вернулась на кухню, подошла к газовой плите, села на корточки и вглядывалась в конфорки. Выключены. Они действительно не горели. Но осознанность и трезвость исчезают, когда страшно и от невнимательности может зависеть жизнь. Потому я, конечно, не верила глазам. Помню только, что просидела на корточках перед плитой несколько часов. Кажется, три или четыре. То дорисовывала язычки пламени, выходящие из конфорок, то представляла, как огонь захватил стены, потолок, мебель... Второй час – для подстраховки. Мало ли? Третий час – чтобы убедиться окончательно. Похоже на сумасшествие, знаю. Паранойя съедает изнутри. Ей нельзя отказать. Просто не можешь.
Но все обошлось. На часах половина седьмого. Больше не страшно. Но вряд ли теперь усну, а ведение дневника незаметно коротает время. Единственное, что постоянно напоминает о себе, подобно заведенному будильнику, – духота. Благо, не нужно на работу. С сегодняшнего дня у меня отпуск. Собираюсь найти и связаться с ней».
– «С ней», – медленно протянула Вальковски. – Это вы о Нине?
– Да.
– Связались?
– Да, – дала ответ Лиза. – А потом убила.