Уже сбегаешь?
Сквозь тонкую ткань штор пробивается тёплый солнечный луч, осторожно пробираясь в комнату, как гость, не желающий разбудить хозяев. Он касается моего плеча, пробегает по щеке, ложится на мятую простыню, где всё ещё сохранилось тепло наших тел.
Я потягиваюсь, ощущая лёгкую, тягучую боль в мышцах — как после долгого танца. Но это — не усталость. Это — память. Память о каждом прикосновении, поцелуе, шепоте.
Поворачиваю голову. Александр сидит на краю кровати, опершись локтями на колени. Его спина, полуосвещённая золотым светом, — в тонких царапинах, будто метках луны, которая была нашим свидетелем.
Я медленно провожу пальцами вдоль его позвоночника, чувствуя, как он слегка вздрагивает от этого касания.
— Что, уже сбегаешь? — мой голос ещё сонный, хриплый.
Он оборачивается. Его глаза — как ночь, но в них отражается утро.
— Просто думаю... как объяснить Марку, почему у тебя сегодня такой довольный вид.
Я улыбаюсь, сминая подушку и легонько швыряя в него.
— Скажешь, что я выиграла вчерашний бой.
Он перехватывает подушку в полёте, и на лице появляется его та самая, лукавая, почти мальчишеская усмешка.
Флэшбек — прошлая ночь
Шторы колышутся от сквозняка, распахнутая дверь на балкон пропускает запах дождя и ночных цветов.
Александр возвращается с балкона, неся меня на руках, как будто я всё ещё невеста, которую он бережёт от любого холода.
— Ты промокла, огонёк, — шепчет он, — а я только разжёг тебя.
Он опускает меня на постель, и шепчущая ткань простыней встречает мою спину.
— Ну что, миссис Косалапов... — его голос тянется, словно капля мёда, но с угрожающим подтоном. — Теперь ты официально в ловушке.
Я не отвожу глаз, ухмыляюсь:
— Это я ловушка? Или ты?
Он опирается одной рукой о матрас рядом с моим лицом, другая скользит по моей ноге, обнажая её целиком.
— Ох, ты ещё не знаешь, на что подписалась.
— Ты обещал первую ночь, которую я не забуду.
— А ты обещала не дать мне уснуть до рассвета.
— Я всегда держу слово.
— И я.
И в этой тишине мы сгораем. Медленно, сдержанно, но жгуче.
Тела находят друг друга, как пламя и бензин. Ни одна деталь не ускользает — его пальцы на моём затылке, мои ногти в его плечах, его дыхание, ломающее ритм ночи.
Это не просто страсть — это отчаянное доказательство того, что мы живы. Что мы выбрали друг друга. И не передумаем.
Возвращение к утру
Он всё ещё держит подушку, наклоняется ко мне, волосы чуть растрёпаны, глаза сверкают.
— А что насчёт сегодняшнего?
Но в этот момент дверь распахивается.
— Мам! Пап! — Марк влетает в комнату, как буря, полный энергии нового дня. Он прыгает на кровать между нами, запах конфеток и солнца на его пижаме. — Я решил! Хочу учиться драться как мама!
Александр зажмуривается, отпуская тяжёлый вздох.
— Марк...
— Ну па-а-ап! Ты же видел, как она крута! Она же как супергерой! Только в платье!
Я ловлю взгляд Александра — он полон иронии и любви.
— Это твоих рук дело.
Я пожимаю плечами.
— Ладно, — он поднимает руки в жесте капитуляции. — Но сначала — завтрак.
— Ура! — Марк вскакивает. — А потом можно попробовать подножку? На папе?
— Нет! — одновременно восклицаем мы с Александром. И оба смеёмся.
Я прижимаюсь к нему, шепчу на ухо:
— Я бы ни за что не променяла этот хаос.
Он кладёт ладонь на мою, прижимает её к своему сердцу.
— Потому что это — наша идеальная неидеальность.
А где-то за окном дождь только-только оставляет следы на подоконнике.
И в этих следах отражаемся мы — собранные из пепла. Снова. Навсегда.