Я всегда найду тебя
Тишина.
Дом спал.
Даже половицы, казалось, затаились, боясь выдать звуком что-то слишком хрупкое.
Марк, уставший до глубины костей, не проснулся, даже когда Александр поднял его на руки прямо в машине и отнёс в кровать.
Он только что-то вздохнул сквозь сон, уткнулся в плечо отца и сжал в кулаке край подушки, как будто знал: теперь всё в порядке.
Я стояла в коридоре, босиком, сжав в руках плюшевого динозавра, которого он оставил в машине.
Мелочь. Но важная.
Как будто этот динозавр держал в себе всю уязвимость Марка — и мою тоже.
И вдруг я осознала:
Что-то изменилось.
Не место. Не обстоятельства.
Мы.
Сзади послышались мягкие шаги.
Александр вышел из комнаты Марка, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Он был без пиджака, в одной рубашке, расстёгнутой на горле. И в его лице, в его походке было что-то...
Домашнее.
Он взглянул на меня и остановился. Несколько секунд — просто смотрел.
А потом тихо:
— "Он в порядке."
Я кивнула, протянула динозавра.
Он не взял его сразу, только посмотрел, как я держу его, прижав к груди.
Потом медленно подошёл и — не забрал игрушку — просто накрыл мою руку своей.
— "И ты в порядке?"
Я выдохнула, почти незаметно.
Плечи опустились. Наверное, впервые за весь день.
— "Теперь да."
Он не отступил.
Между нами было всего ничего — шаг, может, два.
Но и этого хватало, чтобы почувствовать тепло друг друга.
— "Ты не спишь?"
— "Не могу."
Он кивнул.
— "Я тоже."
Пауза. Не напряжённая — наоборот, полная доверия.
— "Хочешь чаю?" — предложил он. — "У нас есть... чай. И кухня."
Я хмыкнула.
— "Очень заманчиво."
Кухня
Она встретила нас полумраком и запахом свежести — здесь, видимо, недавно всё отмыли.
Александр зажёг только маленький свет над плитой. Остальное — потонуло в мягких тенях.
Он возился с чайником, я сидела на краешке стула, обнимая колени.
Обычное действие — но в нём было что-то уютное, почти интимное.
Мы не разговаривали.
И это было не неловко. Это было... правильно.
Чайник зашипел. Он достал кружки, нашёл мёд.
Пододвинул одну кружку ко мне, встал напротив, облокотившись на стол.
— "Я думал, что дом станет прежним, когда мы вернёмся."
Я подняла взгляд.
— "А он не стал?"
— "Нет. Потому что ты теперь здесь."
Снова пауза. Но теперь — как первый шаг на очень тонкий лёд.
Он сделал глоток, потом тихо:
— "Я не знаю, как правильно говорить такие вещи."
Я поставила кружку. Подошла ближе.
— "А мне не нужны правильные."
Он посмотрел на меня. Долго. Глубоко.
А потом — без рывков, без суеты — просто обнял.
Мягко, но крепко.
Как будто наконец позволил себе.
И в этой тишине, в этой ночи, где не осталось ролей, контрактов и страхов,
я поняла:
Теперь всё по-настоящему.
*****
Я спустилась вниз, босиком, почти неслышно.
Думала просто: воды — и обратно. Тихо, быстро.
Но, когда я вошла в кухню, он уже был там.
Александр стоял у окна, повернувшись вполоборота.
Его фигура чётко вырисовывалась в свете уличного фонаря, который пробивался сквозь шторы.
В руках — стакан, но не с виски, как раньше, не со льдом, не для сна, а с чем-то простым. Чай.
Я остановилась в дверях.
— "Не спится?" — мой голос прозвучал тише, чем я ожидала. Почти как из сна.
Он обернулся. Его взгляд — тёмный, глубоко задумчивый.
Но не отстранённый. Не пустой.
Наоборот. Слишком наполненный.
— "Привык проверять, все ли на месте."
Он сказал это не как шутку. Не как отговорку.
А как привычку, укоренившуюся где-то между тревогой и заботой.
Я подошла ближе. Не спеша.
Достаточно близко, чтобы ощутить, как от его тела исходит тепло.
Ни жара, ни страсти. Просто... присутствие.
Стабильное, надёжное.
— "И?" — тихо.
Он перевёл взгляд из окна на меня.
Видел ли он, как я держу руки, как прикусываю губу, как замираю, не зная — ближе или достаточно?
— "Марк спит. Ты — здесь."
Голос стал хрипловатым, ниже. Почти интимным, но не флиртующим — прожитым.
— "Значит, всё на месте."
Я потянулась к стакану.
Не быстро. Не решительно.
Так, чтобы коснуться его пальцев.
Он не убрал руку.
Чай был холодным. Совсем.
Как будто он налил его давно. Как будто он и не собирался пить.
— "Ты даже не пил."
Он посмотрел на наши руки.
Потом на меня.
Не отрываясь. Не оправдываясь.
— "Не для того наливал."
Я сжала пальцы на стакане чуть крепче. Сердце — где-то в горле.
— "А для чего?" — не отпуская взгляда.
Он молчал.
Не потому что не знал, что сказать.
Потому что уже сказал — всем, кроме слов.
И в этой паузе, в этой замершей кухне с чайником, который давно остыл, я вдруг поняла:
Он ждал.
Просто...
ждал, пока я тоже буду здесь — по-настоящему.
*****
Тик-так часов.
Шёпот холодильника.
Дом дышал в унисон с ночью.
Я поставила стакан в раковину. Стекло звякнуло — слишком громко, как для этой тишины.
— "Александр..." — едва ли громче дыхания.
Он перекрыл расстояние за один шаг — быстрый, как всегда, уверенный, как никогда.
Руки лёгли на мои бёдра.
Тепло от его ладоней проникло сквозь ткань, как будто тронуло сразу глубже, под кожу.
— "Ты знаешь, что будет дальше?"
Я не отводила глаз. Не отступала.
Ни телом, ни сердцем.
— "Скажи."
Он наклонился, и я почувствовала, как его дыхание обожгло мою шею.
Как пульс резко взмыл вверх.
— "Я больше не твой работодатель."
Я выдохнула сквозь улыбку — чуть дрогнувшую, но тёплую.
— "А кто?"
Он замер на мгновение. Его лоб почти коснулся моего.
Тишина между нами — густая, как обещание.
— "Ты знаешь."
Его губы коснулись моей кожи, мягко, осторожно —
как будто спрашивали разрешения, хотя давно знали ответ.
Я вцепилась в его рубашку, сжала ткань в кулаках,
словно только это и держало меня от того, чтобы просто раствориться.
— "Если ты сейчас остановишься, я убью тебя."
Он рассмеялся — глухо, низко, с такой мужественной теплотой, будто в этом смехе было обещание не просто страсти,
а принятия всего.
— "Не остановлюсь."
Он прижал меня к себе.
И тогда всё исчезло: кухня, свет, прошлая боль, страх, правила.
Остались только мы.
Первый поцелуй был медленным.
Знающим. Взвешенным. Осознанным.
Как будто он давал нам обоим время осознать —
это реально. Это здесь. Это теперь.
Второй — голодным.
Смелым. Нуждающимся.
Как будто кто-то слишком долго ждал и больше не может сдерживаться.
Третий...
Третий был таким, после которого не осталось вопросов.
Ни «почему», ни «можно», ни «что будет потом».
Он поднял меня на руки, не отрывая губ,
и я только крепче вцепилась в него —
не от страха, а от желания быть ближе. Всей собой. Без остатка.
Он нёс меня через коридор, и каждое его движение —
было заявлением,
молча произнесённым «ты — моя».
Не игрушка.
Не на время.
Моя.
*****
Свет растекался по полу золотыми лужицами, мягко пробираясь сквозь неплотно закрытые шторы.
Он не торопился — просто был, как подтверждение:
мы проснулись в другом мире.
Я лежала на боку, укрытая простынёй,
а его рука — в моей волосах.
Пальцы лениво, почти рассеянно перебирали пряди,
будто он пытался понять:
это сон? Или действительно теперь можно вот так — спокойно, просто... быть рядом.
— "Марк скоро встанет," — пробормотал он, глядя в потолок, но больше — в никуда.
Я прикрыла глаза. Тело всё ещё было тёплым от его прикосновений,
и его ладонь, скользнувшая по моей спине, будто снова разожгла ту самую дрожь —
не страсти,
а вот этой новой, необратимой близости.
— "Значит, у нас есть пять минут."
Он перевернул меня на себя,
его движения были ленивыми, но уверенными,
как у человека, который больше не притворяется, что всё случайно.
Он смотрел на меня так, будто уже запомнил каждую черту,
и всё равно — не мог насытиться.
— "Мало." — Голос хриплый, с остатком ночи в нём.
Я провела пальцем по его ключице — медленно, по коже, где ещё бился пульс.
— "Но начало."
Он не ответил. Просто поцеловал — в висок, в щеку, в плечо.
Тихо. Почти благоговейно.
Так целуют не тело.
Так целуют решение.
Мы не говорили больше ничего.
Слова уже всё сказали ночью.
А сейчас — мы просто дышали в одном ритме, слушая, как где-то на первом этаже тихо скрипнул пол.
— "Он проснулся," — прошептала я.
Александр вздохнул, но не отпустил.
— "Пусть найдёт нас вместе."
*****
Утро пах кофе, тёплыми круассанами, лёгким дымком от жареного бекона — и чем-то ещё.
Чем-то, чего не было ни вчера, ни неделю назад.
Что-то новое. Настоящее. Тёплое.
Наше.
Я стояла у плиты, в его рубашке — слишком длинной, с запахом, от которого по спине пробегал ток.
На запястьях — закатанные рукава, на щеках — румянец, который не имел ничего общего с жарой кухни.
За столом Марк размазывал варенье по половинке круассана. Половина уже была на лице.
Александр читал новости на телефоне, но не читал. Его глаза были на мне.
На моей шее.
Я знала, что там — след. Его поцелуй. Его хватка. Его признание ночью.
Он не скрывал, что гордится этим — сидел, как лев, удовлетворённый своей добычей.
— "Сок?" — спросила я, стараясь не выдать голосом, что помню каждое прикосновение.
— "Угу," — ответил Марк, не отрываясь от попытки облепить весь мир клубничным вареньем.
Я подала стакан, и в этот момент...
— "МАМА!"
Я чуть не выронила кувшин.
— "Что?"
Марк уставился на меня, как будто увидел привидение.
— "У тебя на шее ПЯТНО!"
Я кашлянула. Один раз. Второй.
Александр прикрыл рот рукой. Плечи его дрожали.
— "Это... эээ... аллергия." — промямлила я, чувствуя, как пылают щёки.
— "Это как в том фильме!" — глаза Марка засияли, — "Там вампир кусал тётю, и у неё тоже было такое!"
Александр не выдержал. Засмеялся.
Хрипло, низко, до слёз в уголках глаз.
Он потянулся через стол, и указательным пальцем коснулся моей шеи. Медленно, чуть давя — там, где след.
— "Вампир, говоришь?"
Я пнула его под столом.
Он даже не поморщился. Только поднял бровь с тем самым видом, который говорил:
"Стоило того."
Марк между тем вернулся к варенью, напевая себе под нос какую-то песню из мультика.
Я села рядом, и вдруг почувствовала: его рука нашла мою. Под столом.
Тёплая. Надёжная. Настоящая.
Пальцы сплелись. Его большой палец провёл по внутренней стороне запястья — по тому месту, где ночью он держал меня так крепко, что оставил след.
Я не отдёрнула руку.
Он улыбнулся. Не просто губами. Глазами.
— "Пап, ты чего такой довольный?" — спросил Марк, намазывая варенье на тарелку уже просто для удовольствия.
Александр не отпустил мою руку.
— "Просто понял, что у нас самая лучшая мама на свете."
Я замерла.
Он не сказал: "самая красивая".
Не "самая желанная".
А мама.
Своя.
Родная.
И — моя.
*****
Когда завтрак был доеден, и Марк ушёл смотреть мультики в гостиную, я закрыла холодильник — и тут же оказалась между ним и дверцей.
Александр прижал меня, одной рукой упершись в холодильник, другой — обвивая мою талию.
Его губы нашли точку за ухом, которую он уже знал.
Я вздрогнула.
— "Ты знаешь, что сегодня ночью я найду тебя снова?" — прошептал он прямо в кожу.
Я вцепилась в его волосы, коротко, жёстко.
— "А если я спрячусь?"
Он прикусил мою нижнюю губу, болезненно, точно — и чуть отступил, чтобы посмотреть в глаза.
— "Я всегда найду тебя."
*****
