Глава 11
Когда Женя открыла дверь, её встретил резкий запах антисептика и медикаментов. Он буквально обжёг ноздри, вызывая мгновенное неприятное ощущение, как будто она вдохнула что-то слишком чистое, стерильное, неестественное.
Узкий больничный коридор, белые стены, ровный блеск кафельного пола. На стенах висели стандартные информационные плакаты с рекомендациями по гигиене и профилактике болезней, напечатанные слишком формальным шрифтом. Рядом с ними — небольшие настенные часы, стрелки которых замерли в точности на полночь.
Женя обернулась к стене и увидела потрёпанный календарь. Листок текущего месяца слегка загнулся на уголках, но картинка сверху была цветной и чёткой — рисунок кошек, лежащих на подоконнике, освещённом солнцем. На одном из чисел стоял красный круг. Как будто кто-то заранее отметил важный день.
Она шагнула дальше по коридору. Свет ламп над её головой мерцал чуть приглушённо, создавая странное ощущение сонливости, как бывает в больницах глубокой ночью, когда персонал работает в полголоса, а пациенты либо спят, либо тихо бормочут что-то в своих палатах.
Но здесь было тихо. Слишком тихо.
Женя прислушалась. Ни шагов, ни голосов, ни приглушённых разговоров медсестёр. Ни скрипа колёсиков каталки, ни шума приборов. Только приглушённое жужжание ламп и собственное дыхание.
Женя медленно двинулась дальше, её ботинки почти бесшумно скользили по полу. Она коснулась холодного металлического поручня, тянущегося вдоль стены, пальцы оставили на нём едва заметный след.
Женя осторожно толкнула дверь палаты, и она со скрипом поддалась. Внутри было стерильно и тихо.
Кровать была расстелена: белоснежные простыни, ровно сложенное одеяло, подушка без единой вмятины. Казалось, что пациент только что встал или вот-вот вернётся.
На прикроватной тумбочке стоял прозрачный пластиковый кулёк, в котором лежали фрукты. Яблоки и персики выглядели свежими, их кожица блестела в слабом свете ламп. Рядом с ними лежала сложенная бумажка.
Женя протянула руку, развернула записку.
"Мы любим тебя. Скоро всё закончится. Держись."
Подписи не было.
Она моргнула, ощущая странную тяжесть внутри. Чужая забота, застывшая во времени. Кому-то оставили эти слова, но они так и не дошли до адресата.
Женя медленно подняла глаза.
Чистые белые занавески, такие лёгкие, будто могли раствориться от малейшего движения воздуха, висели неподвижно. За ними должно быть окно, но за прозрачной тканью чернела пустота. Не улица, не город за стеклом, а просто… мрак. Глухая, давящая темнота, лишённая глубины.
Женю передёрнуло.
Она разжала пальцы, оставив записку на тумбочке, и, стараясь не смотреть на шторы, развернулась. Нужно идти дальше.
В коридоре стоял тот же запах: стерильность, медикаменты, лёгкий аромат пыли, которую не замечаешь в обычных больницах. Женя шла вдоль стен, взгляд выхватывал детали: тележка с капельницами, металлические лотки с инструментами, списки назначений, висящие на дверях палат.
Диспетчерский пост был пуст. На столе остались стакан с недопитым чаем и раскрытая папка с картами пациентов.
Женя почувствовала, как холодный комок поднимается в горле. Здесь должно быть полно людей. Пациенты, врачи, медсёстры. Но больница молчала.
Она двинулась дальше. Коридор упирался в новую дверь. Над ней висела табличка: "Реанимация".
Дверь реанимации мягко поддалась, и Женя шагнула внутрь.
Комната утопала в приглушённом свете. Блеклые лампы мерцали, отбрасывая дрожащие тени на белые стены. Аппараты негромко щёлкали, отсчитывая чьё-то замедленное дыхание.
Женя сделала шаг вперёд, и перед глазами предстала больничная койка.
На ней кто-то лежал.
Фигура была почти полностью закутана в бинты. Они плотно обвивали тело, скрывая кожу, оставляя открытыми лишь несколько участков. Рука, зафиксированная в лангете, казалась сломанной. Тонкие трубки тянулись от капельницы к венам, а кислородная маска скрывала лицо.
Но даже через маску был виден участок содранной кожи — грубые рваные края раны, запёкшаяся кровь.
Женя напряглась.
В комнате было тихо, только аппарат отслеживал сердцебиение — глухой, медленный сигнал.
Она приблизилась, вглядываясь в фигуру.
И всё внутри похолодело.
Койка, бинты, лицо за маской…
Она смотрела на себя.
Её собственное тело лежало здесь, едва живое, дышащее только благодаря трубкам и аппаратам.
Женя медленно отступила назад, ладонь вжалась в стену, оставляя на стерильной поверхности грязный след. Сердце в груди билось так, будто пыталось вырваться наружу. Она видела многое: уродливых существ, гниющие лица, бесконечные лабиринты безумия. Но ничего из этого не сравнится с этим зрелищем.
Собственное изуродованное тело.
Она сглотнула, но горло пересохло. В висках застучало, а в желудке поднялась волна тошноты.
— Это... я, — едва слышно выдохнула она.
Грудь под бинтами вздымалась так медленно, что можно было подумать, будто это тело уже мертво. Капельницы, трубки, кислородная маска… даже сейчас оно казалось застывшим между жизнью и смертью.
Перед глазами вспыхнуло воспоминание.
"Поезд сошёл с рельс," — сказал тот парень, беззаботно размешивая чай.
"Слиться с вагоном — не самое страшное."
"Ты можешь выжить… но в каком состоянии?"
"Шансов мало."
Тогда она не до конца поверила в его слова. Теперь они скользили по сознанию, обжигая каждую мысль.
Если это правда… если её тело вот так лежит здесь…
Что будет, когда поезд отпустит её?
Женя оторвала взгляд от своей неподвижной, искалеченной оболочки и заметила дверь за койкой. Проста и невыразительна, как любая больничная дверь. Но она была здесь. Поезд не пытался удержать её, не подкидывал очередное извращённое испытание.
Она медленно перевела воспалённый взгляд на дверную ручку.
"Выжить инвалидом?"
Мысль впилась в сознание, как заноза.
"У меня же никого нет. Никто обо мне не станет заботиться. Я сгнию заживо."
Где-то в глубине груди заныло что-то тяжелое, давящее, удушающее.
Она вспомнила свою квартиру — маленькую, серую, захламлённую. Кухню, пахнущую дешевыми сигаретами и остатками позавчерашнего ужина. Электричку с грязными сиденьями, магазин, где она работала за копейки.
Вспомнила, как никто и никогда не беспокоился о ней.
Она сжала кулаки.
Но с другой стороны…
Разве она знает, насколько травмировано её тело?
Вдруг там не всё так плохо?
Вдруг у неё есть шанс?
Шанс всё изменить…
Вернуться. Отложить денег.
Купить милых вещичек в дом, развесить уютные гирлянды, сменить старые, потёртые шторы на что-то тёплое, светлое.
Навести порядок. Выбросить всю эту серую усталость вместе с мусором.
А потом…
Завести кошку. Маленькую, пушистую, которая будет мурлыкать у неё на коленях холодными вечерами.
Может, даже… друга.
Кого-то, кто не отвернётся.
Кто однажды спросит: "Как прошёл твой день?" — и действительно захочет услышать ответ.
Женя закрыла глаза и выдохнула, борясь с накатившим комом в горле.
Она задержалась на мгновение, глядя на своё неподвижное тело, одиноко лежащее среди белых простыней.
Её рука дрогнула, но всё же осторожно поправила сползшее одеяло, укрывая искалеченную фигуру. Тепла этот жест не добавил, но в нём было что-то важное.
Она выпрямилась, сжала кулаки и, не оглядываясь, шагнула в тамбур следующего вагона.