Глава 3
Женя сидела на холодной лавке, которая, по сравнению с остальными, казалась ей почти комфортной. Некоторое время она пыталась отдышаться, сложив руки на коленях и уставившись в пустоту. Холод пробирался сквозь тонкий слой её куртки, а глухая тишина давила на уши.
"Это просто сон. Всё это не может быть реальным," — мысленно повторяла она, но глубокий скрежет электрички и запах сырости каждый раз выбивали её из этой мысли.
Собравшись с силами, она встала. Логика подсказывала ей одно: найти кабину машиниста. Это было её единственной надеждой понять, куда направляется поезд, и выбраться из этого кошмара.
Она вновь начала пробираться через бесконечные тамбуры. Холодный воздух обжигал лёгкие, глухие стуки эхом отдавались в её ушах. Всё больше вагонов казались заброшенными: сиденья покрыты плесенью, под ногами валялись осколки стекла и обрывки одежды, как будто их покинули в спешке.
Но в очередном вагоне всё изменилось.
Этот вагон был заполнен людьми — если их можно было назвать таковыми. Женя замерла на пороге. Сидящие выглядели невероятно старыми, их кожа была сухой, серой и сморщенной до такой степени, что они походили на мумий. Одежда висела на них как тряпки, а глаза, незрячие и тусклые, устремлялись в одну точку перед собой.
Под потолком раскачивалась единственная тут лампочка, отбрасывая зыбкие тени на их измождённые лица. Воздух был тяжёлым, пахло чем-то старым, пыльным, словно этот вагон не открывали веками.
Женя нервно сглотнула, чувствуя, как её руки покрываются холодным потом. Но выбора не было — она должна была что-то узнать. Она шагнула вперёд, стараясь не смотреть на неподвижные фигуры, и подошла к ближайшей старухе.
Старуха сидела, окружённая горой древнего багажа. Клетчатая сумка была набита так, что казалось, вот-вот лопнет. Из неё торчали сломанные часы с кукушкой, стрелки замерли на цифре двенадцать, а деревянная птица застывала в немом крике.
— Простите... — голос Жени прозвучал почти шёпотом, дрожа от напряжения. — Что это за поезд? Куда он едет?
Старуха медленно повернула голову. Её глаза, мутные и лишённые света, устремились на Женю. Казалось, она не видит её, но всё же знает, что она там. Когда старуха заговорила, её голос звучал так, будто он доносился из глубины колодца:
— Ты здесь не случайно, девочка... Этот поезд не для тех, кто хочет вернуться.
Женя почувствовала, как холодок пробежал по её спине.
— Я просто ехала на работу, — выпалила она, пытаясь найти хоть какое-то объяснение. — Это какая-то ошибка.
Старуха медленно покачала головой, как будто ей было жаль Женю.
— Нет ошибок. Только выбор. Оставайся здесь, — продолжила она, с трудом произнося каждое слово, как будто говорить ей было мучительно. — Чем дальше ты пойдёшь, тем хуже станут вагоны. И те, кто в них.
Женя стояла, не зная, что сказать.
— А если я выйду? — её голос сорвался на шёпот.
Старуха наклонилась вперёд, и Женя почувствовала запах сырости и разложения.
— Выйдешь в поле — для тебя это будет конец. Здесь нет дороги назад.
Слова старухи отзывались эхом в её голове. Женя почувствовала, как её охватывает паника, но она тут же отбросила её. Она не могла остаться здесь, среди этих странных, полуживых людей.
— Спасибо, — выдавила она, пятясь назад.
Старуха не отрывала от неё мутного взгляда.
— Выбирай осторожно, девочка. Ты всё ещё можешь сделать это...
Женя повернулась и двинулась дальше, не оглядываясь. Её ноги дрожали, а сердце билось как сумасшедшее. Она не знала, что ждёт впереди, но оставаться здесь, среди мумий, она не могла. Надежда выбраться из этого кошмара всё ещё теплилась внутри неё, несмотря на каждую минуту, проведённую в этом жутком поезде.
***
Женя вошла в следующий вагон, и её дыхание замерло. Перед глазами развернулась сцена из прошлого. Вместо грязных лавок и ржавых поручней здесь стояли старые, знакомые вещи. На полу лежал их узорчатый ковёр, местами протёртый и покрытый пятнами, но всё ещё несший ту же уютную теплоту. Между лавками стояли зелёные шкафчики, те самые, которые они с матерью красили когда-то летом, заливаясь смехом. На одном из них стояла фарфоровая кукла с отбитым ухом, которую Женя когда-то любила, пока та не стала казаться ей жутковатой.
Воздух был пропитан ароматом её детства — смесью свежего супа, лука и чего-то тёплого, едва уловимого, что всегда ассоциировалось у неё с домом.
Она шагала по вагону, заворожённо разглядывая давно забытые вещи. В углу стояла её детская кровать с пёстрым покрывалом, а на подушке лежал плюшевый медведь с доброй улыбкой. Женя невольно провела рукой по кровати, словно проверяя, настоящая ли она.
Девушка шла дальше, пока не увидела посреди вагона знакомый обеденный стол. На нём всё так же лежала клеёнка с мелким цветочным узором, по краям слегка потрескавшаяся. Женя остановилась. Горло сжало, а ноги будто приросли к полу.
И вдруг, словно из воздуха, появилась её мать. Женя вздрогнула, вцепившись руками в спинку стула. Она была одета в тот самый свитер и джинсы, что носила в день их последней ссоры.
— Ты... Ты не можешь быть здесь... — прошептала Женя, её голос дрожал.
Мать смотрела на неё с мягкой, почти всепрощающей улыбкой.
— Женечка, — сказала она, и от этого голоса у девушки подкосились ноги. Это был тот самый голос, который она не слышала уже столько лет.
— Мама... — Женя чувствовала, как ком в горле разрастается, а глаза наполняются слезами.
Она сделала несколько неуверенных шагов вперёд, не сводя взгляда с матери.
— Я... я не успела... — Женя задыхалась от рыданий, едва могла говорить. — Я не смогла попрощаться.
Её мать наклонила голову, её взгляд был мягким, но в нём читалась глубокая грусть.
— Ты не должна винить себя, маленькая, — произнесла она. — Я знала, что ты любишь меня, несмотря на те слова.
— Но я была ужасна! — вскрикнула Женя, её руки дрожали, когда она схватилась за край стола. — Я наговорила тебе столько гадостей. А потом... Потом ты ушла.
— Все мы ссоримся, Женя. Это часть жизни. Но ты не можешь тащить эту вину за собой и дальше. Это разрушает тебя.
Женя обхватила голову руками, её плечи тряслись.
— Я не знаю, как жить с этим. Я столько лет пыталась забыть, но...
Мать подошла ближе, положила руку ей на плечо. Женя почувствовала тепло, которое она так давно не ощущала.
— Ты не должна забывать, — мягко сказала мать. — Но ты должна простить себя. Ты была слишком маленькой. Хотела самостоятельности. И я горжусь тобой, несмотря ни на что.
Женя подняла заплаканное лицо, в её глазах читалось столько боли, сколько она не позволяла себе показывать никому за все эти годы.
— Мама, я... — она пыталась что-то сказать, но слов не находилось.
— Послушай меня, дорогая, — прервала её мать, снова улыбнувшись. — Ты ещё не должна быть здесь. Твоё время не пришло. У тебя впереди много дорог, которые нужно пройти.
Женя нахмурилась.
— Что ты имеешь в виду?
Мать не ответила. Она просто посмотрела на неё с той нежностью, которую Женя помнила из детства.
— Ты должна идти дальше, Женя, — тихо сказала она. — Не дай им сломать тебя. Они хотят чтобы ты осталась тут навсегда..
Женя стояла, не зная, что делать. Она понимала, что это не её мать, по крайней мере, не такая, какой она была при жизни. Но эти слова, этот прощающий взгляд, этот момент...
Она вздохнула, провела рукой по глазам, чтобы стереть слёзы.
— Спасибо, мам, — прошептала она.
Мать улыбнулась в ответ, а затем её образ начал тускнеть. Женя наблюдала, как она исчезает, оставляя после себя тёплую пустоту.
Собравшись с силами, Женя повернулась к двери вагона. Впервые за долгое время она ощутила лёгкость. Чувство вины и сожаления исчезло. Девушка шагнула в холодный тамбур следующего вагона.