Глава 8
Она снова закрыла глаза. Её тело постепенно начало расслабляться, словно внутренний натянутый канат боли начал медленно разматываться. Спина чуть прогнулась, плечи опустились, дыхание выровнялось. Глаза закатились под веками на долю секунды, и уголки губ дрогнули.
"Да она… твою мать… под кайфом теперь." — подумал Джоэл. И почему-то внутри у него возникла смесь раздражения и облегчения. Ей стало легче — хорошо. Но эта чёртова безрассудность...
Он подошёл к коробке, вздохнув сквозь зубы, и без слов закинул её в машину. Затем туда же — свой рюкзак. Осталось только забрать её.
Алекс стояла, привалившись к капоту. Она приподняла голову, словно ловила солнечный свет лицом, глаза были закрыты, а на губах играла блаженная, бесшабашная улыбка.
"Когда тебе не больно — ты всегда улыбаешься."
Мысль пронеслась в голове Джоэла почти с нежностью. Но он тут же отогнал её.
— Садись в машину, — хрипло сказал он, вытирая ладонью лоб.
Алекс не открыла глаз, но, всё так же улыбаясь, кивнула. Плавно, немного размашисто, как сквозь тёплую воду, подошла к дверце, открыла её и уселась внутрь. Откинулась на спинку сиденья, раскинула руки вдоль кресла и глубоко выдохнула. Всё ещё улыбалась.
Джоэл смотрел на неё с коротким прищуром, потом молча закрыл дверь и обошёл машину, садясь за руль.
"Сумасшедшая. Упрямая. Больная. Но теперь хотя бы не кривится от боли…"
И это почему-то дало ему странное, острое чувство — будто кусочек спокойствия в мире, где давно не было ничего похожего.
Джоэл завёл мотор, и машина мягко тронулась с места, покачнувшись, словно просыпаясь вместе с городом, который уже давно уснул в гнили и тишине. Он вел осторожно — на улицах всё ещё могли быть мертвецы, а ямы на дороге могли стать ловушкой. Они ехали медленно, вглядываясь в дома по сторонам. Он искал место — не просто укрытие, а дом с закрывающимися дверями, минимумом окон и удобным обзором улицы. Что-то, что можно назвать ночлегом. Пусть даже на одну ночь.
Молчание в салоне было почти уютным, как тяжёлое одеяло в холодный день. Алекс не говорила. Она сидела, запрокинув голову, всё ещё с той странной, обволакивающей улыбкой, глаза прикрыты, дыхание глубокое. Казалась... почти счастливой. Джоэл бросал на неё взгляды украдкой, между проверками зданий.
И всё же он не удержался. Вопрос вертелся на языке с того самого момента, как она ввела себе укол — хладнокровно, уверенно, как человек, делавший это сотни раз.
— Ты врач?.. — спросил он между делом, стараясь, чтобы голос звучал просто — как случайный интерес, не более. — Слишком уверена колола. Да и название лекарства... Я такого не слышал.
На секунду он подумал, что она не услышала. Но Алекс чуть склонила голову в сторону, и лениво, почти мурлыча, протянула:
— Неа...
Голос был другим. Мягким. С бархатным подтоном, словно говорила во сне или лежала в горячей ванне. Джоэл не ошибся — обезболивающее накрыло её с головой.
— Я медсестра, — добавила она спустя мгновение и хихикнула.
Тихо, легко, как девчонка, которая знает, что сказала что-то нелепое, но ей всё равно. Словно это была шутка. Или воспоминание из прошлого, которое уже не имеет веса.
Джоэл сжал руль чуть крепче.
Медсестра. Ну хоть что-то проясняется. "Чёртова девка… Хихикает, будто они на пикнике."
Но внутри он почувствовал что-то другое — не раздражение, нет.
Он поймал себя на том, что ему… легче.
— Значит, не врёшь. Ты знаешь, что делаешь, — буркнул он, всё ещё глядя вперёд.
Алекс кивнула, не открывая глаз.
— Знаю. — её голос был почти не слышен.
— Просто… иногда делаю вид, что нет. — и снова то хихиканье, почти детское, в котором пряталось что-то гораздо более сложное.
Джоэл не ответил. Но внутри у него медленно росло ощущение, он начал видеть её по-настоящему
В самом конце города, за последним поворотом, Джоэл наконец заметил то, что искал. Одинокий, низкий, слегка покосившийся, но на удивление уцелевший одноэтажный дом. Окна — целые, дверь — закрыта, крыша вроде бы не обрушилась. Он сбросил скорость, прищурился, осматривая фасад: не было видно ни следов взлома, ни характерных следов мертвецов — ни размазанной крови, ни царапин на косяках.
Повернув голову, Джоэл хотел было сказать:
— Будь тут…
Но остановился на полуслове.
Алекс сидела, как и раньше, с прикрытыми глазами, прижавшись к спинке сиденья, словно её тело растворилось в кресле. На губах по-прежнему блуждала та странная, почти счастливая, блаженная улыбка. Казалось, она даже не чувствует машину, дорогу, мир вокруг.
"Ещё немного, девчонка, и я подумаю, что ты себе вколола не обезбол, а кайф какой-то," — хмыкнул про себя Джоэл. — "Или просто у тебя уже башка поехала"
Он выдохнул, схватил рюкзак и вышел из машины. Дверь захлопнулась с глухим щелчком — отрезала его от этого одурманенного тепла внутри. Снаружи снова стало прохладно, и город обнял его своим безмолвием. Пахло пылью, сыростью и чем-то ещё... мёртвым.
Подойдя к дому, Джоэл на секунду остановился, оглянулся — на всякий случай. Алекс не двигалась. Ну и ладно. Лучше пусть сидит. Он достал нож, прижал его к бедру и аккуратно толкнул калитку, прошёл через заросший двор.
Он почти не дышал, когда подошёл к двери. Осторожно положил ладонь на ручку. Нажал. Заперто.
— Хорошо, — пробормотал он, — лучше так, чем если дверь просто болтается.
Он достал из рюкзака отвёртку, повозился с замком — опыт за плечами был, не впервой вскрывать. Щёлк. Замок поддался. Джоэл выпрямился, поставил плечо к косяку и мягко толкнул.
Скрип — и внутри разлилась прохлада.
Тишина.
Он замер, давая глазам привыкнуть к полумраку. Пахло пылью, старым деревом и ещё чем-то — плесенью, может, но не смертью. Первые шаги — осторожные. Ступал, как по минному полю: мягко, без лишнего звука. Гостиная. Кухня. Ванная. Две спальни.
И вот в задней комнате, за полуоткрытой дверью, он увидел его
Мертвеца.
Старик, с провалившимися глазами, ссохшийся, будто тело обогнала смерть. Он лежал в кресле, пристёгнутый ремнями, как в фильмах. Похоже, здесь за кем-то ухаживали до самого конца.
— Уже не шевелится, — пробормотал Джоэл. — Спасибо тебе, старик, что не поднялся.
Он медленно подошёл, проверил — точно мёртв. Давным-давно. Убедившись, что угроз нет, Джоэл начал быстро осматривать дом: запоры на окнах, двери целые, в кладовке старое покрывало, пара банок с консервами, битая посуда, давно пустой холодильник.
Зачищено.
Он снова выпрямился и вытер лоб рукавом.
— Ну, вроде жить можно. На ночь хватит.
Затем развернулся и вышел во двор, направляясь к машине. Солнце уже клонилось к горизонту, краски становились мягче, тени — длиннее.
Алекс не сдвинулась с места. Но когда он открыл водительскую дверь, она приоткрыла один глаз и сонно спросила:
— Ты жив?
Джоэл фыркнул.
— Пока да. Мертвецов нет. Дом чистый. Пошли, девчонка, будет крыша над головой.
— Тогда подержи, — пробормотала она, протягивая руку к коробке с лекарствами.
Он подошёл и молча забрал коробку.
Алекс поднялась медленно, но уже без прежней гримасы боли. Улыбка не сошла с её губ.
— Эй, — сказал Джоэл, глядя на неё чуть дольше, чем хотел. — Когда отпустит, ты скажешь, если станет хуже, да?
— Джоэл… — она слегка прищурилась. — Если станет хуже, я просто попрошу ещё.
И, смеясь, направилась к дому, оставив его позади.
А он только качнул головой и усмехнулся.
— Ну и ведьма ты, Алекс.
Они вошли в дом — внутри было тихо, будто время застыло. Стены, пропитанные старостью и пылью, отдавали холодом, но по-своему это было даже приятно. Дом, несмотря на заброшенность, казался безопасным. Спокойным. Тишина здесь была живой, почти благословенной, после долгого дня на ногах, сквозь опасности, страх, и боль.
Джоэл повёл Алекс по коридору, проверяя каждую комнату ещё раз — не по паранойе, а по привычке. В спальне, на удивление, всё было цело: кровать хоть и скрипела от старости, но держалась. Матрас старый, но не заплесневелый.
Он закрыл за ними дверь и, не найдя замка, подставил под ручку старый стул — на случай, если кто-то вздумает вломиться. Пусть это всего лишь символическая преграда, но она давала ощущение контроля. Хоть что-то.
Повернувшись обратно, он застал Алекс уже у кровати.
— Ну ты, конечно, — пробормотал он, но не договорил.
Она, весело хихикнув, обошла кровать, стянула с плеч рюкзак и с глухим флоп упала прямо на матрас, раскинув руки и ноги в стороны, словно звёздочка на небе. Простыня взвилась в воздух, пыль заклубилась, и она даже чихнула, не открывая глаз, а потом засмеялась. Лёгкий, дзвенящий смех, почти дитячий.
И в этот момент в груди Джоэла что-то кольнуло.
Он стоял молча. Наблюдал. В груди, глубоко внутри, болезненно и неожиданно шевельнулось что-то забытое. Очень давно забытое.
Не то чтобы он не видел женщин. Не то чтобы ему не было всё равно. Но сейчас… Сейчас он видел не просто девушку, под кайфом от обезбола, не просто попутчицу, не просто кого-то, кого надо вытащить.
Он видел кого-то живого. По-настоящему живого. Смеющегося. Уставшего, но не сломленного.
И именно это кольнуло.
Её рука соскользнула с кровати, и она приоткрыла глаза, посмотрела на него сбоку, лениво, как кошка.
— Эй… — пробормотала она. — Ты чего стоишь как мебель?
— Думаю, — ответил Джоэл коротко, подходя ближе. — Как распределим ночлег.
— Я заняла кровать. Всё честно, я была первая.
— И с дозой в крови, — усмехнулся он.
— Именно. Поэтому я заслужила. Рыцарь, разожги мне камин, постели на полу и охраняй мой сон.
Он смотрел на неё, как на загадку. Слишком дерзкая. Слишком лёгкая. И всё это на фоне боли, ран, усталости. Но, чёрт возьми, она живая.
— Я останусь тут. У двери. Если кто сунется — первым меня и схлопочет.
— Как благородно, — улыбнулась Алекс и закрыла глаза.
Он молчал. Несколько минут просто сидел, прислушиваясь к дому, к её дыханию, к тем ощущениям, которые снова и снова пытались пробить его оболочку.
"Когда тебе больно — ты молчишь.
А когда тебе не больно… ты улыбаешься."
Именно это он и запомнил.
Джоэл присел на полу возле двери, скрестив руки на коленях. Спина ощутила холод стены, но он не шелохнулся. Его глаза всё ещё были прикованы к Алекс, раскинувшейся на кровати. Та медленно дышала, с лёгкой, по-детски беззаботной улыбкой на губах, будто лежала не в грязном доме на краю умирающего мира, а в тёплой комнате своей юности, под одеялом, с книжкой и горячим шоколадом.
Он прищурился.
"Под кайфом ты говоришь больше, чем за всё время нашего знакомства… "— тихо подумал он, не вслух, просто в голове, — …"или это потому что тебе не больно?"
Он провёл ладонью по небритой щеке. Тишина в доме была не пугающей, а тягучей, как затишье перед бурей. Но сейчас — она была терпимой. Он мог дышать.
Алекс пошевелилась, вздохнула сквозь полусон, но не открыла глаз. Улыбка осталась на месте.
Джоэл продолжал смотреть.
" Когда боль уйдёт совсем… и не придётся больше колоться… '— пронеслось у него в голове, — "…ты будешь шутить и улыбаться мне так же?"
Он не знал ответа. И это злило.
Она казалась другой. Не той, с кем они обменялись угрюмыми взглядами, не той, что мрачно прятала нож в рукаве и убегала. Сейчас она была почти… свободной.
" Или ты только улыбаешься, когда не чувствуешь ничего?" — мрачно закончил он свою мысль.
Он опустил голову, оперся затылком о стену и закрыл глаза. Надо было спать. Хотя бы немного. Утро всё равно найдёт их. А может, и что-то другое.
Но, пока Алекс дышала спокойно — он не мог уснуть.
Потому что он хотел знать: какая она будет завтра. Без дозы. Без боли. С ним.
Джоэл прикрыл глаза, и усталость быстро затянула его в сон, как вода в болото. Но в этот раз — там, внутри, было не мрачно, не тяжело. Было… странно.
***
Он видел Алекс.
Она стояла рядом, светлая, спокойная, живая. Улыбалась ему, как словно всё в порядке. Держала его за руку — легко, без напряжения, как будто делала это всю жизнь. Они сидели вдвоём на капоте старой машины, которая стояла у тихого озера. Вода отражала небо, которого он уже давно не видел. Мир был тёплым, не вонял гнилью и смертью, а воздух был наполнен звуками — не криками, не выстрелами, а её голосом.
Алекс говорила что-то — быстро, увлечённо, с эмоцией. Руки у неё оживали в воздухе, подчёркивая каждое слово. Но Джоэл не мог понять, что именно она говорит. Будто звук доносился издалека, глухо, как сквозь толщу воды.
А потом она вдруг обняла его. Сильно, плотно. По-настоящему. Без страха. И, прежде чем он успел сказать хоть слово, поцеловала его в щеку.
Тепло. Настоящее.
***
Он резко распахнул глаза.
Грудь сдавило. Он даже не сразу понял — от волнения, от тревоги… или от чего-то, что давно не пускал в себя. Он заставил себя дышать тише. Медленно. Ровно.
— Что за чёрт… Твою мать… — пронёсся в голове его голос, хриплый от эмоций, которых он не хотел признавать.
Он перевёл взгляд на кровать.
Алекс спала. Всё в той же позе, раскинувшись, как звезда. Лицо её было спокойно, ни малейшего следа боли. Он смотрел долго. Словно убеждаясь, что всё было по-настоящему. Что она жива. Что он не во сне.
Он провёл рукой по лицу и тяжело выдохнул.
"Сон. Просто сон. Всё равно, что больничный бред от духоты и усталости", — подумал он. Но почему тогда в груди до сих пор стояло то странное тепло… и почему на щеке будто осталось прикосновение её губ?
Джоэл снова закрыл глаза — уговаривая себя, что ничего не почувствовал, не испугался, не нуждается в этих снах. Но сон подхватил его быстро, как будто ждал за углом.
***
Теперь они с Алекс шли по парку. Лето. Трава зелёная, сочная, как в фильмах о старой жизни, той, которой больше нет. Дети бегали по поляне, их смех перекликался с криками родителей, сидящих на пледах. Кто-то открывал бутылку лимонада. Кто-то читал книгу.
И они. Джоэл и Алекс. Рядом.
Он держал её за руку. Крепко. Надёжно. И, сам не заметив, сжал её ещё сильнее — будто боялся, что она растворится. Алекс засмеялась — звонко, по-настоящему, как живая. И они шли дальше.
Он поймал себя на мысли: он улыбается. Не уголком рта, не так, как иногда в настоящем— машинально, из вежливости. А по-настоящему. Он смотрел на её лицо, на то, как солнце играет в её волосах, потом опустил взгляд на их руки, сплетённые, как будто всегда были такими.
И ему было хорошо. Тепло. Мирно.
Слишком хорошо.
Алекс вдруг остановилась.
Резко. Так, что он чуть не дёрнулся. Она повернулась к нему, и улыбка исчезла. Её лицо стало напряжённым, глаза потемнели.
— Джоэл… — прошептала она, голос сдавленный, почти сломанный. — Мне больно…
Он вздрогнул. Удар где-то внутри. Он хотел спросить что, где, почему, как помочь, но сон начал рушиться, как карточный домик.
***
Джоэл резко проснулся.
Тишина была глухой. Грудь ходила вверх-вниз. Он чувствовал, как кровь грохочет в ушах. Ему не хотелось возвращаться сюда — сюда, где боль. Хотелось снова туда… к парку. К ней. К тому моменту, где они просто шли за руки.
Но реальность напомнила о себе.
Он услышал это: тихий, но пронзительный звук. То ли всхлип, то ли болезненный стон.
Джоэл напрягся, поднял голову. Повернулся к кровати.
Алекс.
Её тело чуть дёрнулось. Лицо сморщилось от боли. Она не проснулась, но, кажется, снова погружалась туда — где боль, кровь, слабость. Туда, откуда он только что хотел сбежать.
И тут Джоэл понял: он не может оставить её одну — даже во сне.
Джоэл привстал, подошёл ближе к кровати — и тогда услышал её голос. Тихий, надломленный, как будто ей только что снова разбили что-то внутри.
— Пожалуйста… мне больно… пожалуйста, не надо… я… нет… нет… больно… очень больно, — шептала Алекс, металась по кровати, лицо мокрое от слёз, брови сведены в муке.
"Чёрт, чёрт, чёрт… "— только и пронеслось у него в голове.
Он знал, как это может кончиться — прошлый раз нос гудел несколько дней. Он начал будить её, не сразу касаясь, надеясь, что голос сработает.
— Алекс. Алекс, проснись… — пробормотал Джоэл, но она продолжала метаться, как будто где-то внутри всё ещё была заперта в собственном кошмаре.
Он успел вовремя. В тот миг, когда её рука резко дёрнулась — ловко перехватил. Вторую — тоже. Прижал к кровати обе, аккуратно, но крепко, удерживая.
— Проснись, Алекс… чёрт возьми, проснись! — сказал уже громче, прямо ей в лицо.
Она резко открыла глаза. Зрачки бегали, взгляд дикий, запутавшийся. Она увидела Джоэла слишком близко — прямо над собой. Дёрнула одну руку, потом вторую, но не смогла вырваться. Он держал сильно. Алекс вздрогнула, начала дёргаться, плакать сильнее, скулила, как раненый зверёк.
— Нет… нет… — шептала она, запнувшись, — не надо… пожалуйста…
— Это я, Алекс. Всё хорошо. Ты проснулась. — тихо, но твёрдо сказал Джоэл, не отпуская.
Её губы дрожали, руки были напряжены. Но он не отпускал. Только смотрел в глаза. Настоящие, настоящие глаза — живые, слезящиеся. Постепенно дыхание у неё сбилось, движения стали медленнее, и, кажется, реальность начала возвращаться.
А потом Джоэла пронзила мысль — та же, что прежде тихо скользила по краю сознания, не оформленная до конца, как призрак в полутьме, но теперь она вонзилась, словно острое лезвие под рёбра, оставляя внутри что-то тяжёлое, гулкое, холодное.
Она боится прикосновений. Боится, когда кто-то слишком близко.
"Это не просто страх... её насиловали."
Он знал. Точно знал. Это было больно. Настолько больно, что её тело теперь помнит это даже во сне.
Слова, что она только что шептала, как вырывалась, как дрожала под его руками — всё это стало вдруг обжигающе понятным.
Слишком понятным.
Джоэл резко отпустил её, будто его самого ударили током, и отшатнулся, быстро отойдя в другой конец комнаты.
Он стоял, уткнувшись лбом в холодную стену, стиснув зубы, сжав кулаки так, что побелели костяшки, и дышал тяжело, словно его только что вышвырнули из сна, в котором было легче.
За спиной — сдавленные всхлипы. Она продолжала плакать, тихо, как ребёнок, боящийся, что его услышат.
И каждый звук бил по нему, как плеть.
"Девочка… "— подумал Джоэл, медленно прикрывая глаза, — "надеюсь, ты убила тех ублюдков. Своими руками. Без жалости."
Но сразу вслед за этой мыслью пришла другая, холодная, с жгучей тяжестью:
" Если нет… если они всё ещё где-то живы — я найду их."
"И убью."
"Каждого."
"Медленно."
"Для тебя."
Он резко выдохнул, с силой выдавил из себя всё, что только что кипело внутри, и пошёл к коробке. Не оборачиваясь, молча, словно его вёл только инстинкт. Присел, начал перебирать содержимое, пальцы дрожали. Не от страха — от злости. От бессилия. От того, что не может стереть её боль.
Нашёл ампулы. Те самые, что она колола себе.
Достал одну. Потом вторую.
Заправил содержимое в шприц. Руки были крепкие, но сейчас движения выходили слишком осторожными, почти бережными. Он не хотел навредить ей ни в чём. Даже в этом.
Он подошёл к ней. Не ближе, чем нужно.
Остановился на расстоянии. Протянул руку вперёд, в шприце застыли капли прозрачной жидкости.
— Вот, — сказал тихо. Без приказа. Без нажима. Просто факт. Просто чтобы не болело.
Он не стал подходить ближе.
Он боялся.
Боялся не её, нет. Боялся прикоснуться, чтобы в её глазах — хотя бы на миг — не появилось то же выражение, как будто он один из тех, кто причинил ей ад.
Она уже страдала.
Он не хотел быть ещё одной болью. Ни телом, ни словом, ни взглядом.
"Я бы никогда…"
Эта мысль звенела в голове, гудела, как пуля в ушах после выстрела.
"Никогда бы не сделал с тобой того."
"Никогда бы не тронул тебя, если бы ты не хотела." "Никогда бы не стал одним из них." "Ты в безопасности. Пока я рядом — в безопасности." Он не сказал ни слова вслух. Только стоял, вытянув руку, и смотрел на неё.
С надеждой, что она поймёт.
С мольбой, чтобы она не пугалась.
И с яростью внутри — не к ней. К ним. К тем, кто сделал это с ней.
Алекс аккуратно взяла шприц из его руки.
Пальцы на миг коснулись его — мимолётное прикосновение, лёгкое, как пепел, и тут же — отдёрнула руку. Словно обожглась.
И это было, будто ему нож всадили под рёбра. Не потому что она виновата. Не потому что он злился на неё.
А потому что это боль — её, его — была уже общей. И жгла его сильнее, чем он был готов признать.
Жгло… от бессилия.
От ярости.
От того, что в ней — такая хрупкость, такая осторожность, такая тень ужаса.
И кто-то, сука, сделал это.
"Убью. Убью. Убью."
Мысль билась в голове ритмом сердца, тяжёлым и тупым молотом.
Он хотел видеть, как те, кто причинил ей это, будут захлёбываться собственной кровью,
будут ползти, цепляясь за землю, а он — смотреть на них, не моргая.
"Ты коснулись её — теперь коснётесь смерти."
И тут он вспомнил сон.
Тёплый.
Где она обнимала его, просто и по-настоящему.
Потом — второй, где она держала его за руку, смеялась, смотрела…
Где ему было хорошо, где было светло, где он улыбался, как давно уже не умел.
И стало ещё больнее.
Словно кто-то забрал этот сон, вырвал и испачкал.
"Блядь," — только и подумал Джоэл, глядя, как она колет себе обезболивающее.
Его челюсть сжалась, взгляд стал жёстким, острым.
Он не скажет этого вслух.
Но если она когда-нибудь попросит — он найдёт их.
И сделает так, что они будут молить о смерти.