ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Глава первая
— Вашу мать!
Пылкое ругательство привычно обжигает язык.
Она ещё раз дёргает ручку, но дверь не поддаётся.
— Это не смешно! Лукас, Фрэнк! Я вас уничтожу, придурки!
Последние слова она произносит еле слышно, на выдохе, но достаточно злобно, чтобы они превратились в недовольное шипение. Оно получалось у неё особенно хорошо, когда холодный страх внутри смешивался с бурлящей злостью.
— Да и чёрт с вами! Пошли вы на хер!
Она последний раз пинает дверь — для большей убедительности — и с опаской оглядывается.
В коридоре нет ничего страшного. Абсолютно ничего из того, о чём, загадочно понизив голос, рассказывали старшие.
В углу валяются помятые коробки, от которых неприятно несёт гнильём, а из-под ещё одной закрытой двери мягко струится слабый свет. Про эту комнату тоже говорят немало, но никто не осмеливается туда заглянуть: директор часто напоминает о том, что за попыткой проникнуть в помещение последует суровое наказание.
Приютские легенды о чудищах и мутантах, чьи стоны и вой слышатся по ночам, гораздо страшнее этого самого наказания, и поэтому комната по-прежнему остаётся в неприкосновенности.
— Ну и что? — говорит она вслух. — Подумаешь, монстры...
Голос звучит уверенно, но по спине катится неприятный холодок.
«Там никого нет», — пытается она убедить саму себя.
Но если никого нет, то почему тогда там горит свет?
Она смело делает несколько шагов к двери и наступает на одну из сваленных в кучу коробок. Отвратительный запах моментально заполняет коридор. В дырку на подошве старых кроссовок попадает что-то жидкое и неприятно хлюпающее.
От неожиданности она громко чертыхается.
Дверь открывается.
Она замирает. Появившийся в полумраке человек широко улыбается.
***
Мальчик не реагировал ни на одну попытку поговорить с ним.
Он продолжал сидеть в углу, поджав колени к подбородку, и упорно складывал из листа бумаги очередную фигурку. Мелисса опустила наполовину сдувшийся мяч в ящик стола и посмотрела на время. Занятие длилось всего полчаса, но складывалось ощущение, будто уже прошли тяжёлые, невыносимо долго тянувшиеся сутки.
В небольшом кабинете, несмотря на тёплую погоду, было темно и прохладно. Окна закрывали плотные жалюзи: большинство из маленьких подопечных Мелиссы не переносили воздействие даже ранних солнечных лучей.
Единственным источником света оставался небольшой ночник в виде аквариума с разноцветными рыбками. Поначалу Мелисса хотела поменять его на обычную лампу, но практически для всех детей ночник являлся единственной вещью, вызывающей неподдельный интерес и положительные эмоции, поэтому от этой идеи пришлось отказаться.
Взглянув на дверь, Мелисса невольно нахмурилась. Обычно около кабинета нервно расхаживали туда-сюда беспокойные матери, особенно те, кто привёл к ней ребёнка впервые. Почему-то никто не верил, что молодая женщина её возраста может быть хорошим специалистом, и, несмотря на заметный прогресс у детей, тени за дверью мелькали всё так же часто, как раньше.
Сейчас же там никого не было. Работница приюта наверняка пила кофе на первом этаже.
Мелисса снова попыталась достучаться до мальчика. Звук её голоса безнадёжно повис в воздухе. Малыш отрешённо повёл плечами и продолжил заниматься более важным для него делом. Он словно бы построил вокруг себя высокую кирпичную стену, через которую Мелисса никак не могла пробиться.
Последний раз подобный случай встречался ей давно, больше десяти лет назад. Тогда тоже был приютский мальчик со светлыми волосами и стремлением сложить всё вокруг в определённом порядке.
И у неё точно так же ничего не получалось.
Мелисса терпеливо откинулась на спинку кресла. Та заскрипела — достаточно громко, чтобы мальчик испуганно вздрогнул и, обхватив ручками острые колени, уткнулся в них с тихим утробным стоном.
Вскочив, Мелисса сделала шаг, но мальчику хватило пары секунд, чтобы успокоиться самому. Он повернул голову и взглянул на неё ясными серыми глазами с неестественно расширенными зрачками.
Мелисса вздрогнула. Это были глаза Тео.
Она не видела их давным-давно, с того самого дня, когда всё пошло не так. Расплывчатый образ Тео часто ей снился, но глаза — никогда. Они словно бы ждали, пока боль от воспоминаний наконец уляжется, чтобы вдруг показаться ей на лице одного из подопечных.
Мальчик отвернулся, когда ей показалось, что воздуха в кабинете неожиданно стало меньше.
В дверь постучали. Мелисса зажмурилась, протяжно выдохнула и сделала вид, что ничего не услышала. Обычно это срабатывало: коллеги её недолюбливали, и навязываться лишний раз не хотел никто.
Однако стук повторился. Сначала тихо, затем — настойчивее и громче. Мелисса, с опаской посмотрев на ребёнка, бесшумно поднялась с кресла и осторожно открыла дверь. Лицо шефа было чернее тучи. Он и так не отличался хорошим нравом, а сейчас его сдвинутые к переносице брови и проре́завшие лоб морщины не предвещали абсолютно ничего хорошего.
— Тебя ждут в моём кабинете, — хрипло сказал он. — Дело серьёзное.
Мелисса оглянулась. Мальчик сидел на своём месте, практически не двигаясь.
— Я не могу оставить ребёнка. Вы прекрасно об этом знаете.
Шеф покачал головой.
— Это не моя прихоть. Я же говорю, тебя ждут.
— Тогда пускай дождутся окончания занятия. Осталось немного.
Мелисса потянула на себя дверь, но шеф придержал её.
— Ты не понимаешь. Речь идёт об... об... — Он нервно сглотнул. — Об убийствах. Полицейские говорят, это как-то связано с тобой.
Живот тяжело потянуло вниз. Мелисса замерла. В голове промелькнуло воспоминание: быстрое, мимолётное, но ощутимо неприятное, как комок склизкой грязи в руке.
— Понятия не имею, что это может быть.
Шеф вздохнул.
— Разберись с этим сама. Мне не нужны лишние проблемы из-за твоего отказа общаться с полицией. Они в моём кабинете.
Мелисса отошла в сторону. Тяжёлый взгляд мальчика скользнул по её спине.
— Найдите работницу приюта. Думаю, она на первом этаже. Пускай забирает мальчика. На сегодня хватит.
Она не надеялась на положительную реакцию шефа, но тот неожиданно кивнул.
— Не волнуйся, — бросил он напоследок.
Это совершенно не успокаивало, но Мелисса, сжав зубы, с трудом улыбнулась.
Она уже проходила похожий путь в семнадцать лет — только от своей комнаты до кабинета директора приюта. Настроение было идентичным: страх, смешанный с непониманием и одновременным осознанием того, что кое-что она всё-таки определённо знает.
В середине коридора Мелисса остановилась, вцепившись ногтями в шершавую, плохо выкрашенную стену. Перед глазами запрыгали чёрные точки, за мгновение сложившиеся в очередное воспоминание.
Тогда полицейский протянул ей открытку, полностью покрытую засохшими бурыми пятнами. На обратной стороне было неровно выведено несколько слов — «всё ради тебя». А также её имя, дата рождения и место проживания.
И в качестве финального издевательства — сердечко, нарисованное кровью.
Я ничего не знаю.
Она повторяла это каждую минуту, хотя на самом деле знала даже больше, чем положено.
Жалость. Жалость не позволяла ей рассказать всю правду.
Усталый седой полицейский (его фамилию — Вернер — она запомнила на всю жизнь) догадывался, что она лжёт. Это прекрасно было видно по его осунувшемуся мрачному лицу. Но он не стал допрашивать её дольше, чем надо. Отпустил. И велел «больше не трогать ребенка».
После этого её действительно оставили в покое. Слишком много всего случилось потом, после получения этого таинственного послания и убийств, что последовали за ним. Преступника так и не нашли. Всё заслуживало быть забытым.
Мелисса заглянула в кабинет шефа. Заготовленное заранее «я ничего не знаю» едва не сорвалось с её языка в ответ на чьё-то бесстрастное «добрый день».
Приятный полицейский с пышными усами неловко почесал затылок.
— Приношу извинения за то, что мы оторвали вас от работы. Присаживайтесь.
Он указал на свободный стул. Мелисса, проигнорировав приглашение, холодно поинтересовалась:
— В чём дело? Вы меня в чём-то подозреваете? И если да, может, мне следует позвонить адвокату?
Полицейский опешил, но сумел взять себя в руки.
— Лучшая защита — это нападение, не так ли? Никто вас ни в чём не обвиняет. Мне просто нужно задать вам несколько вопросов. Не могли бы для начала взглянуть на это?
Мелисса опустила взгляд на раскрытую папку, протянутую собеседником, и нервно выдохнула, увидев окровавленную чёрно-белую открытку. Ей едва хватило сил, чтобы взять карточку в руки и прочесть надпись.
И снова — её полное имя, дата рождения, новый адрес. Он нашел её даже здесь, в другой стране, после стольких лет и попыток забыть, убежать, скрыться.
Впрочем, он всегда любил повторять, что их связала сама судьба.
И на этот раз Мелиссе наконец пришлось признать его правоту.
***
— Да ты гонишь!
На солнце его золотистые волосы отливают мёдом. Тонкие брови недовольно изгибаются изящными светлыми нитями.
Она лениво качает головой.
— Не-а. Не гоню.
Он вскакивает со скамейки и кричит:
— Почему ты, а не я?!
Он всегда приходит в бешенство, если у него не получается быть первым. Его выводит из себя любая мелочь. Когда кто-то успевает схватить булочку с подноса раньше него, он часами может орать и топать ногами.
Совершенно невыносимый — так и его называют. Правда, за спиной, чтобы не нарваться на драку.
— И что там было?
Зелёные глаза щурятся и превращаются в две тонкие бледные щели.
Она болтает ногами в воздухе и тихо хихикает. Засмеяться в голос при нём было бы ошибкой, несмотря на то что выглядит он действительно забавно — особенно когда совершенно по-детски надувает румяные щёки.
— Поверь, ничего такого, что бы вызвало у тебя интерес.
Он раздражённо кривится.
— Ты всё равно этого не заслуживаешь.
— Пускай.
Она кивает. Ей плевать.
— Если бы так повезло мелкому белобрысому придурку, я не знаю, что бы я сделал.
Он так и стоит неподалёку в высокой, почти до колена, траве. По длинной ссадине на голени, покрытой запёкшейся корочкой, весело ползёт муравей.
— Точно бы прикончил.
— Но ему не повезло, — задумчиво говорит она.
— Ему повезло, что ему не повезло, — бурчит он и смотрит на неё.
Теперь глаза широко раскрыты. Она замечает в них загадочные яркие искорки.
— Знаешь, — говорит он, — а может быть, это судьба.
***
Таблетка с тихим щелчком выскользнула из блистера и упала прямо в остатки кофе. Недолго думая, Мелисса выудила её ложкой и залила остывшую гущу кипятком.
Организм за это спасибо не скажет.
Вязкий клубок из кофе и таблетки мягко прополз по пищеводу, упал в желудок. По позвоночнику кто-то словно провел ледяными пальцами. Вздрогнув, Мелисса шумно втянула носом воздух.
— Может быть, это судьба, — рассеянно протянула она, сминая блистер в руках.
Джули, девочка с задержкой психического развития, испуганно отложила в сторону карточки со словами. Её маленький нос сморщился, глаза заблестели. Мелисса выругалась про себя и вымученно улыбнулась.
— Не волнуйся. Всё хорошо. Что у тебя получилось?
Проверяя сложенные Джули слова, она в который раз мысленно вернулась в события прошлых лет. Тогда он тоже связывался с ней с помощью ребусов и загадок, которые ей самой нужно было разгадывать.
Раньше это было забавно. Прикольно, как она думала. Но что-то подсказывало, что пора прекращать.
И она прекратила. Как оказалось, очень вовремя.
Он не мог найти меня здесь. Это какая-то ошибка.
Он же должен быть мёртв.
Мелисса снова взглянула на фотографию, лежавшую на столе, среди кипы рабочих бумаг.
На ней были она, Лео и Тео. Ей — тринадцать лет, мальчикам — четырнадцать и пятнадцать.
У Тео бледное лицо, лишённое каких-либо эмоций, а у Лео, наоборот, оно перекошено злобой, на которую из них троих был способен он один. Он целится куда-то в сторону из игрушечного ружья.
Никто из них не смотрит в камеру, и у каждого в глазах — одна и та же отстранённость, присущая всем детям из приюта.
Мелисса снова поёжилась и посмотрела на Джули. Фигура девочки неожиданно размылась, расплылась, как сигаретный дым в воздухе. Вместо неё перед Мелиссой теперь сидел мальчик-сирота, с которым она занималась утром. Точнее, пыталась заниматься.
Ещё секунда — и его сменил Тео с фотографии. Серые глаза, внимательный острый взгляд. Губы крепко сжаты: его молчание всегда было его лучшим оружием.
Резко вскочив, Мелисса оттолкнула от себя громко пискнувшую Джули. Нахлынувшая кипящая ярость на мгновение оказалась сильнее разума. Она схватила себя за запястье, содрала ногтями кожу.
Дверь кабинета моментально стукнула: мать Джули всегда была наготове, как волчица, защищающая своё потомство. Тучная женщина подбежала к испуганно сжавшейся в комок дочери, подхватила её на руки и попятилась к выходу.
— Думаю, в следующий раз мы придём к вам очень нескоро, — задыхаясь, сказала она.
Мелисса даже не попыталась оправдаться. Проследив за выбежавшей из кабинета клиенткой с Джули на руках, она вдруг поперхнулась и принялась натужно кашлять.
Все эти годы она была готова к тому, что воспоминания и образы из прошлого обязательно вернутся — в самый неподходящий момент, как нежданные гости. Но подготовиться к этому дню всё равно было невозможно.
Она оделась, торопливо расчесала спутанные волосы. Подхватила рюкзак, лямка которого висела на нескольких плотных нитках, и быстрым шагом вышла из кабинета. Рабочее время ещё не подошло к концу, но шеф, оказавшийся внизу, ничего не сказал и лишь сочувственно посмотрел ей вслед.
Мелисса терпеть не могла, когда её кто-то жалел. Поспешно выскочив наружу, она пересекла оживлённую улицу, пару узких переулков, обошла пустырь и вошла в подъезд.
Лифт она принципиально игнорировала. Одышка после пробежки на седьмой этаж позволяла ей хоть немного почувствовать себя живым человеком. Руки тряслись, но ей удалось выудить из рюкзака ключи и с первой попытки вставить их в замочную скважину.
Когда дверь захлопнулась, Мелисса оказалась отрезанной от внешнего мира. Она всегда чувствовала себя так по возвращении домой.
Одна комната, одна кухня. Вещей по минимуму, только всё самое необходимое. На серой стене, прямо посередине — фотография, на которую она практически никогда не смотрела, боясь встретиться с его глазами, преследовавшими её во сне каждую ночь.
Не снимая обуви, Мелисса бросила рюкзак на продавленный диван и остановилась перед запертым на ключ ящиком стола. Стоит ли?
Рука сама потянулась открыть его. Внутри не было ничего, кроме пожелтевшего клочка бумаги с номером телефона. Она знала его наизусть, но всё равно задержала на листке взгляд, будто пытаясь поверить в то, что он действительно существует.
Она достала мобильный и неуверенно набрала номер.
6 — на столько лет он её старше. 11 — день, когда она впервые почувствовала себя нужной. 17 — возраст, когда всё закончилось.
Из трубки донеслись длинные гудки. Мелисса затихла. Сердце бешено заколотилось.
Но связь оборвалась. Она поняла, что это действительно конец.
Он мёртв, и это навсегда.