Наступит завтра

День был обычный. Из тех, что отмечены датой в календаре, но легко стираются из памяти.

Алик завершил обход пациентов и отдыхал в ординаторской. Часы на стене считали минуты до конца рабочего дня. Наступавший вечер предвещал работу над диссертацией. Парню нравилась работа в районной больнице, но его настоящей любовью была наука.

«Я стану вирусологом», — гордо сказал он учительнице еще в пятом классе. Классная руководительница оценила его выбор токсично: «Вирусы. Это что-то на заразном». Будучи ребенком, Алик не понимал, что сказанное ею в тот день навсегда прочертило границы между ним и другими детьми. Одноклассники взорвались хохотом от шутки училки и навсегда закрепили за ним ярлык «заразного». А кто захочет дружить с заразным?

Тем более, что обидную кличку подтверждало плохое здоровье мальчика. Алик рос хилым ребенком и был завсегдатаем оздоровительных лагерей и больниц: благо, его мама - Алла Ковальская, была хорошим врачом с множеством связей. Хронические болячки были с ним всегда, в отличии от друзей, которых он тщетно пытался завести.

Дни в больничных палатах Алик проводил за чтением научных книг. Он вопрошал у медсестер: почему люди так жестоки по отношению к тем, кто слабее? Почему они придумали столько способов убивать друг друга, но до сих пор не изобрели вакцины от всех болезней? Медсестры отвечали отрешенными лицами и тогда Алик решил найти ответ сам.

С тех пор прошло много лет. Детские раны зарубцевались. Алик вырос и поступил в медицинский университет, а его мама открыла частную клинику имени Ковальских. Алла быстро разбогатела и вскоре они с сыном переехали в «Верхний»  – район элитных новостроек для белых воротничков. Казалось, что жизнь Алика была предрешена: его ждало семейное дело в частной клинике матери и горы денег, но Алика волновали не деньги, а польза обществу.

Он отказался от работы в элитной клинике Ковальских ради лечения обычных граждан. Алла Ковальская рвала, метала и не могла принять тот факт, что она вложила все свои силы в развитие бизнеса, а сын не хочет продолжать ее дело. Алик виновато улыбался в ответ на ее упреки и гнул свою линию. Несмотря на возмущение матери, он устроился в городскую больницу №5, расположенную в Нижнем районе, и пять дней в неделю оказывал помощь тем, кто не мог позволить себе дорогое лечение. Помимо работы, Алик заканчивал аспирантуру и писал диссертацию об иммунобиологических свойствах вакцины от гриппа вируса А.

Ученая степень была не за горами, а за горами – изобретение универсальной вакцины от всех существующих вирусов. Быть может, для мамы его цель была смешна и нелепа, но не для Алика: в отличие от Аллы Ковальской, он не сомневался, что когда-нибудь совершит великое научное открытие.

Алик посмотрел в окно: из-за верхушек вековых дубов Солнечного парка, вдалеке выглядывал стеклянный купол небоскреба, расположенного в самом сердце Градуба. Это был крупнейший научный центр исследований, названный именем своего основателя Николая Николаевича Крука – единственного человека, которым Алик всегда восхищался.

Центр исследований Крука был построен в футуристическом стиле и гордо возвышался над остальными домами, олицетворяя собой стремление ввысь, к светлому будущему и научным открытиям человечества. Алик любил представлять тот час, когда ему выпадет шанс присоединится к команде гениального ученого.

— Ковальский! Ты нужен мне! Срочно!

Воспоминания были прерваны появлением Жан Жаковича. Главврач приоткрыл дверь в ординаторскую и помахал рукой.

— Живее! У нас тяжелый случай в 105 палате!

Алика не пришлось долго уговаривать. Тяжелый случай – это возможность показать свой профессионализм. Он нацепил на нос очки и пулей вылетел в коридор.

—Прибыла пациентка. У меня нет времени ей заниматься. Передаю тебе, как самому ответственному человеку здесь, —пыхтел Жан Жакович, словно паровоз на ходу. Алик едва поспевал за тучной фигурой шефа. Он был удивлен и одновременно польщен вниманием главврача. Прежде Жан никому не давал на ведение сложных пациентов, предпочитая работать с ними самостоятельно. «Выходит, я заслужил доверие шефа и перешел на новый этап карьеры», — обрадовался парень. Об этом моменте он мечтал на протяжении нескольких лет работы в городской больнице, и вот, наконец-то, его час настал.

Главврач не разделял восторгов Алика. Он потирал бороду и выглядел озабоченным.

— Без защиты не заходи, — Жан Жакович протянул Алику маску и перчатки, – девушка поступила час назад с лихорадкой, есть подозрение на вирус.

— Тот самый вирус? — голос Алика звучал взволнованно. Инфекция, о которой шептались его коллеги, была неизведанной, как непаханое поле и предвещала открытия в науке. По городским больницам уже пару недель ходила сплетня о нескольких гражданах зараженных неизвестным вирусом, однако сам Алик сталкивался с вирусом лишь однажды: неделю назад. В тот день он работал на Скорой помощи. Савелий Ромашкин, к которому Алик приехал на вызов, превратился в рептилию.

— Не понимаю, о чем ты! У поступившей грипп с осложнениями, — дернул плечом главврач, — нужно сбить температуру. Полагаю у тебя достаточно ума, чтобы справиться с этой задачей!  — убедившись, что его подопечный надел средства защиты, Жан Жакович толкнул дверь в палату.

Внутри было душно. Тусклый свет проникал полосками через жалюзи. На кровати лежало бездыханное тело и единственное, что выдавало в нем жизнь – это равномерный писк кардиографа и линия пульса на мониторе. Силуэт в простынях показался смутно знакомым. Подойдя поближе, Алик застыл.

На кровати лежала его первая и единственная любовь – Аделина.

Сердце Алика болезненно екнуло. Их отношения начались в выпускном классе и длились ровно неделю, оставив ему на память воспоминания о поцелуях в школьной раздевалке. Парень вспомнил след липкого блеска на горящей щеке. После этого поцелуя он не умывался на ночь, забыв о брезгливости, и все недоумевал: чем Аделина его зацепила?

Алику не нравились девчонки. Они вели себя фальшиво и пахли приторно: конфетами и жвачкой. Ада была такая же, но в ней было что-то, из-за чего он был готов закрыть глаза на все ее девчачьи глупости. Она подарила ему надежду, что он достоин любви, а затем унизила его на выпускном вечере.

Их любовь оказалась продуктом ее спора с друзьями.

— «Неужели ты поверил, что я правда люблю тебя, заразный?» – насмешливый девушки заглушал смех толпы. Алик досадливо поморщился: воспоминание было живым и болезненным даже сквозь года.

— Ковальский! Ты вообще меня слушаешь?!—рявкнул Жан Жакович.

— Извините, мне душно в маске. Мозг плохо работает от кислородного голодания,— выкрутился Алик.

— На кону жизнь пациентки, соберись и помоги ей! Замерь температуру, собери анамнез. У меня важный звонок! — раздав поручения,  главврач покинул палату.

Аделина лежала без сознания. Тихая, мирная и совсем не такая красивая, какой Алик ее запомнил. Некогда блестящие и красиво уложенные волосы прилипли сальными прядями к бледному лбу. Пухлые щеки ввалились и утратили былой румянец. К своему удивлению, он не чувствовал злорадства. Врач натянул перчатки, замерил температуру и прослушал легкие: дыхание было ровным, как у здорового человека.

Алик прошелся задумчивым взглядом по неподвижной фигуре. С уходом зимы все больше бездомных животных появлялось на улицах города. Это увеличивало риск заражения бешенством. Он решил проверить температуру. Термометр показывал 39.9. Алик набрал укол жаропонижающего средства и взял девушку за руку.

«Мог бы я когда-нибудь подумать, что возьму Аду за руку при таких обстоятельствах!» —  горько подумал врач. Усилием воли, он попытался отогнать воспоминания и сосредоточиться на уколе, как вдруг заметил, что кожа на тонком запястье посинела и пошла чешуйками. Парень вздрогнул от удивления и приподнял веки Аделины: белки глаз были красными.

Алик вспомнил свой выезд на дом к Ромашкиным. Симптомы Савелия совпадали с рассказами других врачей об их пациентах и состоянием Аделины. Догадка пришла к нему, как гром среди ясного неба.

Зараженная.

Сраженный фактом, Алик преодолел расстояние до кабинета главврача в считанные секунды. Отбросив все правила приличия, он вихрем ворвался внутрь.

— Жан Жакович, это не грипп! Это тот самый вирус! — пушистые кудри Алика трепетали от волнения. Главврач разговаривал по телефону и не обрадовался появлению подчиненного. Он указал пальцем путь за дверь и ответил кому-то в трубку:

— Вас понял. Заболевших нет. Ситуация под контролем.

— Жан Жакович, дело жизни и смерти, – зашептал Алик, старательно игнорируя взбешенный вид главврача. Ответив пару раз утвердительно в трубку, Жан  Жакович распрощался с телефонным собеседником и обрушился на Алика.

— Какого черта ты делаешь здесь, кудрявая голова?! Решил стать безработным?

— Аделина Войцеховская. — Она...зараженная. Кожа посинела, появились чешуйки на запястье, белки налиты кровью. Первый случай в стационаре, — объяснил Алик, —я вколол ей жаропонижающее, но не уверен, что оно сработает с ее диагнозом.

— Диагнозы здесь ставлю я, твое дело -лечить, — отрезал главврач. Он приоткрыл дверь в коридор и убедившись, что никто не подслушивает, запер замок изнутри на два оборота.

— Чешуя тебе показалась. Это кожа шелушится. Белки красные от аллергии, температура от гриппа! — прошипел Жан Жакович, — продолжай колоть жаропонижающее и не разводи панику.

Алик схватил себя за кудри и открыл рот от удивления. Он знал, что главврач любит пригубить коньячку, но сегодня от него не пахло. Несмотря на трезвое состояние, шеф нес полную чушь.

— Жан Жакович... какое же это шелушение кожи? Я был на дому у пациента после утраты человеческого вида и симптомы превращения полностью совпадают.

— Я сказал, что у Аделины грипп. Как ты диссертацию пишешь с такими познаниями в медицине? — выкатил глаза Жан Жакович. Его ржавая борода встала дыбом от злости, и Алик подумал, что впервые видит шефа в таком состоянии. Продолжать спор было опасно, но закрыть глаза на неверный диагноз Алик не мог: такой подход к делу отдалял человечество от прекрасного будущего с высококлассной медициной.

— Девушка может умереть! Это человеческая жизнь, а не игрушки. Давайте возьмем анализы у Савелия Ромашкина - нашего пациента на домашнем лечении и у Аделины и сравним кровь...

Алик видел сжатые добела крепкие кулаки и напряженный вид главврача. Он был готов ко всему, но Жан Жакович промолчал и достал из шкафа бутылку коньяка.

— Парень, просто делай, что я говорю. Яйца курицу не учат. Никому не звони, не тревожь другого пациента.  Просто молчи, если не хочешь остаться без работы. Или ты захотел перейти в клинику к мамочке?

Не в силах слушать бурчание начальника, Алик приложил ладони к ушам. В голове парня прозвучал ровный голос Николая Николаевича Крука, любившего цитировать знаменитого поэта.

«Кто властвовать желает над собой,

Тот должен чувства сдерживать порой»1.

Крук был не только владельцем центра исследований, но и одним из лучших умов Градуба. Ученый слыл талантливым биотехнологом в узких кругах и преподавал генную инженерию в университете Алика. В кратчайшие сроки он стал кумиром кудрявого парня, а его мудрые советы всегда выручали Алика в трудную минуту. Вот и теперь, мысленно повторив слова кумира, парень успокоился и кивнув шефу, вышел из кабинета.

Стены больницы зеленели в узком коридоре. Мертвым светом моргала потолочная лампа. Жан Жакович был авторитетом для Алика, и все же ему давно пора было признать, что старик закостенел и утонул в самомнении. Во всей больнице существовала одна правильная точка зрения – мнение главврача.

«Когда-нибудь это доведет его до беды», — подумал Алик.  Угроза главврача лишь укрепила веру парня в правоту своего диагноза. Проходя мимо палаты с Аделиной, он мысленно поклялся спасти бывшую девушку.

Телефон в кармане халата завибрировал. На дисплее всплыло сообщение от Евгении Ромашкиной: «Ответь».

Алик раздраженно вздохнул. Евгения была дочкой его пациента Савелия, заразившегося неизвестным вирусом. Пару дней назад, когда Алик приехал на вызов домой к Ромашкиным, Евгения расплакалась, и он дал слабину, оставив дочке Савелия свой номер для связи.  Плачущая девушка – зрелище невыносимое для хладнокровного мужчины, к тому же, ему надо было как-то отслеживать состояние не слишком любезного пациента. То, что идея была глупой, Алик убедился чуть позже. О состоянии Савелия он узнал мало, зато стал получать сотни слезливых сообщений от Евгении. Алик был врачом и, по совместительству, будущим ученым, но никак не жилеткой. Он быстро дистанцировался от девушки и перестал читать сообщения.

Указания по уходу за Аделиной парень давал с тяжелым сердцем. Он распрощался с ночным медперсоналом и вышел навстречу весеннему вечеру.

Теплый ветер ласково трепал кудри Алика. Солнце растеклось по небу  кровавым закатом. Во дворе напротив больницы смеялись дети. Безмятежность обстановки лишь усилила напряжение Алика. Он попытался сфокусировать мысли на диссертации, но тревожность лишь нарастала.

— Альберт, постойте! — раздался крик за его спиной.

«Где-то я это уже слышал», — подумал Алик и обернулся. Навстречу ему, через проезжую часть, игнорируя красный светофор и заставляя машины резко тормозить, летела Евгения. Его новую знакомую не смущали гневные сигналы водителей.

— Почему ты мне не отвечаешь?! Я пишу третий день! — заверещала тоненьким голоском Евгения, поравнявшись с Аликом.

— Не припоминаю, чтобы мы переходили на «ты», но раз так, то лучше бы ты научилась по сторонам смотреть, когда дорогу переходишь, — буркнул врач.

—Ты душнила, Альберт! А у меня папа сбежал и пропал без вести. Мне нужна твоя помощь.

Врач пристально посмотрел на знакомую. В их первую встречу, весь фокус внимания Алика был смещен на отца Евгении, поэтому он почти не запомнил девушку. Когда Ромашкина писала сообщения, в памяти Алика всплывали лишь ее красный распухший нос и голубая тушь, размазанная по щекам. Однако сейчас парень удивился экзотичной внешности девушки: веки Евгении были усыпаны блестками, длинные ресницы покрыты фиолетовой тушью, а тонкие запястья украшены обилием фенечек.

— Ну что? Выслушаешь меня? — дочь Савелия не сводила глаз с Алика.

Закатное солнце золотило ее непослушные темные волосы, высвечивая среди них цветные прядки - фиолетовые, синие и неоново-зеленые. Они спадали кольцами на острые плечи девушки.

— Ладно, — вздохнул врач, — пойдем со мной.

━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━━

1. Джеффри Чосер. Кентерберийские рассказы.