Глава 11
Вальтор Мориан
Утро.
Прошло, как плевок. Быстро, мерзко, оставляя послевкусие пепла на зубах.
Савина не ночевала у меня, и... слава тому, кто ещё удерживает мою руку от стены. Пусть валяется у своего Малтиса, если так ей легче. Хотя нет — не легче. И мне не легче. Я не ревную — это не про меня. Я просто думаю, что она охренела. Чуть-чуть. Самую малость.
Между тем, как будто этого цирка было мало, у них — у великих педагогов — родилась великая идея: устроить вечеринку. Да-да. На фоне слухов о грядущей войне, крови, исчезновениях — вечер хороводов для юнцов 16–25. Прекрасно. Гениально. Готовиться к смерти? Нет, что вы. Лучше — танцы и дрянной алкоголь в подвале.
Дети младше шестнадцати спущены на третий уровень, остальные — на второй. Чтобы что? Чтобы умирать было веселее? Или чтобы гнили сгруппировались по возрасту?
Мне было плевать.
Хотя... нет. Я мог бы отвлечься. А точнее — развлечься.
Калекс дёрнул меня раньше. Как всегда. Он не писал — он просто появился передо мной и сказал:
— Заходи. Надо потрещать.
Я зашёл. Его комната была, как и он сам, — вечно хаотичная, полная дешёвого запаха, дешёвых мыслей, дешёвых радостей. Он сидел на диване, развалившись, с банкой энергетика и вечной усмешкой. Блондинистая сволочь, похожая на бога с рекламного щита. Слишком красивый, чтобы быть живым. Слишком лёгкий, чтобы выжить.
— Опа! Старик, Кент, братюня, — протянул он, поднимая ладонь.
Я пожал. Только ему позволял касаться себя.
Он знал. Про силу. Про «Печать желания». Про то, что случается, когда я хочу.
Он — не боялся. Он был сломлен до этого. И потому — мне подходил.
— Готов к тусе века? — он сделал глоток. — Бабы, музыка, алкоголь. А может, даже кто-то подерётся. Ну а чё — Академия ж, тут весело.
— Тебя бы развлекала даже своя казнь. — Я сел рядом. Сухо. Без интонаций. — Мне бы лучше жажду утолить, чем смотреть, как кучка полуумных прыгает под музыку.
— Господи, Валь, ты опять за своё... — он вскинул брови. — Ты как тот старик из книг. Ждёшь конца света, но сам же его и вызываешь. Ну начни уже с кем-то мутить. Мелинда, например...
Я повернулся. Медленно.
Он что — действительно это сказал?
— Ты идиот? — мой голос был хриплым, сигаретным, как сажа.
— Ладно-ладно... — поднял ладони. — Ну, может, тогда с Савиной?
Я молчал. Полсекунды. Целую вечность.
А потом прошипел:
— Заткнись.
Слова рвались сквозь зубы, как пламя.
Он задел.
— Ого... Попал. — Он уселся удобнее. — Давай, выкладывай.
— Ты знаешь про ситуацию с Драганом.
— Ага. Тяжело не знать. Дебил откис почти у всех на глазах.
— Савина зашла к нему. Он был... не в себе. Хотел ударить.
Я остановил. Плевать зачем. Рефлекс.
Я влил ей свою кровь. Чтобы не умерла.
Он вытаращил глаза.
— Блядь... Старик, ты ему рёбра сломал?! Это ты? Ну ты даёшь. Прям герой трагедии. С любовной линией и хуёвым финалом.
Я пожал плечами.
— Не планировал. Само вышло.
Хотя — ложь. Планировал. Хотел. Нуждался.
— Разбирайся там сам, Ромео, — фыркнул он. — А я пошёл. Мне надо приодеться к пиздецу.
И ушёл. И слава Богу.
⸻
Вечеринка.
Гул. Тьма. Свет рвётся со всех сторон, как спазмы. Танцы, запахи, кожа — всё слилось в одно.
Я стою. Пью виски. Громко. Залпом. Огонь внутри не гаснет. Только разгорается.
Мелинда в углу. Рыжая. Блестит, как дешёвая игрушка. Неинтересно.
И вот тогда я её увидел.
Савина.
В тёмно-красном платье. Настолько коротком, что один поворот — и весь зал знает, какого цвета её бельё. Декольте. Голые плечи. Открытые ключицы.
Мозг отключился.
Боль захватила тело. Руку. Горло. Всё. Но не от боли — от нее. Я был готов выть.
Я подошёл.
Сзади.
И прошептал ей на ухо, тёплым, влажным дыханием:
— Мышонок... ты очень красиво танцуешь. Но платье твоё... слишком короткое.
Я снял пиджак.
Накинул ей на плечи.
Теперь — по колено.
Теперь — не видно.
Что, мать твою, я делаю?
Она затаила дыхание. Застыла. Слегка прижалась.
Я вдыхал запах её волос. Лаванда. Ваниль. Что-то почти... святое.
Она издала стон. От боли. Или желания. Или того и другого сразу.
И я стал жестче. Холоднее.
Соберись.
Я поднял глаза.
В углу стоял Малтис. Смотрел.
Слишком долго. Слишком явно.
Он знал. Что не имеет шанса. Потому что я намекнул ему. В ту ночь. Намекнул — жёстко.
Савина отстранилась. Прошептала:
— Думаю, тебе стоит пойти к рыжей...
Удар. Красивый. Грациозный. Слишком умная для своей кожи.
Я снова подошёл.
Сзади.
Губы почти касались её уха.
— Тебе здесь плохо. Ты должна уйти. Сейчас.
— Что? Нет...
— Тогда я унесу тебя сам. Ради твоего же блага. — И я улыбнулся. Острыми зубами.
Она не согласилась. Фыркнула.
Я закинул её на плечо.
Пиджак прикрыл её задницу. Ярость бурлила.
Она начала царапать меня ногтями. До крови.
И это... было приятно.
Я занёс её в ближайшую комнату. Бросил на диван.
— Мышонок... ты мне всю спину исцарапала, — выдохнул я. Голос хрипел.
Она смотрела. Злобно. Дерзко. Губы дрожали.
— Ты сам виноват, демон, — бросила.
— Ах вот как...
Я подошёл ближе.
Медленно.
Коснулся её щеки. Горячая. Шёлковая. Слишком мягкая для мира, в котором я живу.
Она вздрогнула.
— Нет... Прошу...
Я подумал:
"Засни."
И она — заснула.
Мягко. Тихо. Глубоко.
Щит её не сработал.
Значит, он срабатывает, когда она хочет. Или когда хочу — я.
Я наклонился над ней.
Провёл пальцем по её губам.
Тёплым. Живым. Слишком живым.
— Ну что ж... Мышонок, начинается веселье.
Или — пытка. Для тебя. Или для меня.
Разницы нет.