Глава 3. 1
Даяна стояла перед зеркалом, едва узнавая отражение. Её лицо, обычно резкое, с дерзким взглядом и слегка растрёпанными волосами, теперь казалось чужим: мягкие черты, аккуратный носик, словно выточенный искусным скульптором, и кожа, будто тронутая светом утренней зари. Длинная юбка, навязанная Реем, путалась под ногами, цеплялась за грубые доски пола, и Даяна, споткнувшись, чуть не рухнула. Рей, стоявший рядом, вовремя подхватил её под локоть, его пальцы были твёрдыми, но в глазах мелькнула тень насмешки.
— Может, укоротить её булавками? — предложила Даяна, дёрнув ткань с едва скрываемым раздражением. — Это же не юбка, а клетка.
— Ни за что, — отрезал Рей, его голос звучал как удар хлыста. — Это женственно. А тебе пора соответствовать.
Даяна закатила глаза, но внутри что-то сжалось. Она чувствовала себя марионеткой, чьи нити дёргает кто-то другой.
— Когда я поеду? — спросила она, и её голос дрогнул, выдав смятение.
— Через три дня, — ответил Рей, но вдруг замолчал, принюхавшись. — Дыхни.
Она выдохнула, и его брови нахмурились.
— Пахнет перцем. Завтра в больницу. Без возражений.
На следующее утро Даяна застала Рея в комнате, пропитанной дымом благовоний. Он сидел в позе лотоса, окружённый кольцом мерцающих свечей, их пламя отбрасывало тени на стены, будто танцующие призраки. Его аура — если это можно было так назвать — переливалась, меняя цвета: от холодного синего до багрового, словно раскалённый металл. Но что-то было не так. Из груди Даяны тянулась тонкая, почти невидимая фиолетовая нить, пульсирующая, словно живая. Она вела к Рею, и с каждым её движением Даяна чувствовала, как её энергия утекает, будто он пил её душу.
Вспышка.
Острая боль пронзила тело. Нити — теперь их было больше, и они принадлежали не Рею, а Панакоте — впивались в её кожу, словно раскалённые иглы. Фантомная боль разрывала нервы, а слёзы, смешанные с чем-то тёмным, похожим на кровь, текли по щекам, оставляя жгучие следы.
— Не хочу это вспоминать! — выкрикнула Даяна, её голос дрожал от ярости и боли.
Панакота, сидящий напротив, смотрел на неё с холодным спокойствием, но в его глазах мелькнуло что-то, похожее на сочувствие. Его фигура, закутанная в тёмный плащ, казалась вырезанной из самой ночи, а голос звучал как шёпот ветра в заброшенном храме.
— Для очищения нужно прожить травму заново, — сказал он. — Терпи.
Вспышка.
Даяна сидела на старом чемодане, глядя в окно, за которым дождь хлестал по земле, будто пытаясь смыть весь этот проклятый мир. Серое небо, холодные капли, стекающие по стеклу, — всё это отражало её настроение.
— Так себе вайб, — пробормотала она, теребя рваный браслет на запястье. — Рей, мне точно надо туда?
— Это ради тебя, — отрезал он, не глядя на неё. Его тон был как лезвие, острым и безжалостным.
В такси Даяна прижалась лбом к холодному стеклу, пытаясь найти в этом хоть какое-то утешение.
— Юная леди, отстранитесь, я только помыл окно, — буркнул водитель, бросив на неё взгляд через зеркало заднего вида.
Рей, сидящий рядом, молча положил её голову себе на колени. Его жест был неожиданно мягким, почти нежным, и Даяна, не сопротивляясь, закрыла глаза. Сон накрыл её, как тёплая волна. Во сне она оказалась на сцене, окружённая оглушительным рёвом толпы. Её любимая панк-рок группа — с их рваными джинсами, цепями и яростными аккордами — затащила её к микрофону. Адреналин захлестнул её, как буря, она подпевала, кричала, выплёскивая воду из бутылки на орущую толпу.
— Рок жив! — выкрикнула она, и толпа взревела в ответ.
Но грубый толчок такси вернул её в реальность. Сон разбился, оставив в груди щемящую тоску, словно кто-то вырвал кусок её сердца.
Вспышка.
— Ещё немного, — сказал Панакота, его голос был спокоен, но в нём чувствовалась стальная решимость. — Скоро всё закончится.
— Надеюсь, без… кхе, этого? — хмыкнула Даяна, пытаясь скрыть страх за сарказмом. — Иначе скатимся до дешёвого фанфика. Позорище.
Панакота чуть улыбнулся, но его глаза оставались холодными, как звёзды в зимнюю ночь.
— Наши отношения будут ментально-фиктивными, — сказал он. — Через три дня мы идём наверх. Благодаря режиму Тенекриса мы объединили магию и технологии. А на десерт — разборки с Реем.
— Всё из-за Рея? — её голос снова дрогнул, выдавая уязвимость.
— Ваш вид ценен ментально, — ответил Панакота, его тон стал суше. — Режим будет жёстким, но те, кто захотят жить, — адаптируются.
— Это жестоко! — выкрикнула Даяна.
System: её глаза вспыхнули гневом. — Ты тиран.
Панакота посмотрел на неё, его взгляд был холодным, но в нём мелькнула тень усталости.
— Твоё право так думать, — сухо ответил он. — Но выбор за тобой.
Даяна стояла у костра, пламя которого отбрасывало танцующие тени на её лицо. Вокруг неё расстилалась ночь, пропитанная запахами трав и сырого леса. Фатум и Нейро наблюдали за ней издалека, их силуэты едва различимы в полумраке. Их свобода — дикая, необузданная, как ветер в горах — манила её, но руны на идолах, окружавших поляну, светились зловещим светом, напоминая о Тенекрисе. Свобода или ловушка? Этот вопрос пульсировал в её голове, как ритм панк-рок песни.
— Что скажешь, дитя? — голос Фатума был глубоким, с хрипотцой, словно он говорил из другого мира. — Останешься с нами?
Даяна молчала, глядя на зелёное сияние трав, растущих у алтаря. Их свет напоминал ей о верхнем мире — о солнце, о свободе, о жизни без нитей, которые всё ещё ныли в её груди, словно гниющие остатки связи с Реем.
— Не знаю, — честно ответила она, её голос был твёрд, но в нём звенела нотка сомнения. — Но я не хочу быть марионеткой. Ни Панакоты, ни Рея, ни чьей-либо ещё.
Нейро, чьи глаза лучились мягким теплом, улыбнулась. Её длинные волосы, украшенные цветами, колыхались в такт ветру.
— Здесь нет нитей, — сказала она. — Здесь ты можешь быть собой.
Даяна посмотрела на алтарь, на его сияющие травы, и в её груди вспыхнула искра надежды. Но нити Рея всё ещё тянули её назад, их гниющий привкус отравлял мысли.
— Если останусь, — сказала она, выпрямляясь, — то только как панк. Никаких «брачных девиц», никаких хиппи-ритуалов. Я буду собой — с булавками, криком и разбитыми гитарами.
Фатум рассмеялся, его смех был громким, как раскат грома.
— Договорились, — сказал он. — Но берегись: Тенекрис не отпускает так просто.
По горлу Даяны струилось мягкое, обволакивающее тепло от настойки, приготовленной из лепестков редкого цветка. Во время варки жидкость преобразилась: её изначальный бледно-золотистый оттенок сменился глубоким янтарным сиянием, которое, казалось, пульсировало, отражая свет факелов на стенах. Девушка, Даяна, держала глиняную чашку в руках, не решаясь сделать последний глоток. Отвар был не просто напитком — он завораживал своей красотой, словно живое произведение искусства, переливающееся в тусклом свете комнаты. Его вкус раскрылся на языке сложной палитрой: лёгкая горчинка, напоминающая полынь, переплеталась с жгучими нотками красного перца и едва уловимым сладковатым послевкусием, которое оставалось на нёбе. Голова приятно кружилась, будто от лёгкого опьянения, а в венах бурлил прилив адреналина, заставляя сердце биться чаще.