SOLO LUPUS

«Homo homini lupus est» – гласила размашистая надпись, нацарапанная на темно-зеленой доске, что занимала целую стену лекционного помещения. И сколько бы Уильям Мартинес не пытался разгадать послание профессора Бергмана, ему это никак не удавалось. Утро после беспокойной ночи буквально разбило его. Ни прохладный душ, ни чашка крепчайшего кофе не спасли Уильяма от тяжести собственной головы, которую он теперь с трудом подпирал кулаком, все-таки заставив себя объявиться на большом лекционном занятии по латыни.

Все лучше, чем снова и снова прокручивать в голове детали прошедшего вечера. Уильям и так прозанимался этим всю ночь: образ мертвой девушки не давал ему покоя до самого рассвета, заставляя думать о самых худших причинах с нею произошедшего. Однако с появлением солнца на горизонте Мартинес поднялся с кровати и твердо решил, что не может себе позволить на этом зацикливаться. В конце концов, он переехал в Ред-Хиллс не для того, чтобы спустя всего пару месяцев вляпаться во что-то то ли криминальное, то ли и вовсе околомистическое.

Устало смахнув с лица длинную челку из густых черных волос, молодой студент вновь постарался вслушаться в речь профессора Бергмана. Это было задачей не из легких: разговаривал преподаватель крайне монотонно, даже заунывно. Он все твердил что-тоо типах латинских спряжений, и Уильям пытался вникнуть хоть в единое его слово, но сосредоточенности хватало не более чем на минуту. Его мысли улетучивались, а пустеющий взгляд темно-карих глаз устремлялся в одну точку: чаще всего в зеленую поверхность доски.

«Что, если мертвая девушка мне просто привиделась? – вновь ненароком подумал Мартинес и тут же в ужасе содрогнулся. Только этого ему не хватало! – Нет, не в этот раз, – убеждал себя он, так и ёрзая на своем месте. – Она была слишком реальной».

Уильям осознал, что опять вспоминает вечерний инцидент и мысленно влепил себе пощечину. Резким движением схватив шариковую ручку, он принялся копировать в тетрадь все то, что скрипуче записывал на доске Бергман. До сегодняшнего дня Мартинес отлично справлялся с учебой на новом месте и не намеревался снижать планку.

Он не жалел о своем переезде из Бостона. Спокойствие маленького городка умиротворяло Уильяма, и это было для него тем, что, как говорят, доктор прописал. Правда, голос невысокого профессора с сединой в густой бороде успокаивал настолько, что время словно замедлялось, если не замирало вовсе.

Остаток лекции Мартинес провел в полной собранности ума. Вскоре Бергман объявил конец занятия, и Уильям с неохотой закрыл свою тетрадь, едва успев вникнуть в преподаваемый материал. Пообещав себе повторить изученное дома, студент поднялся с места.

Лекционный зал, где на занятии по латыни собрались три группы с разных факультетов, незамедлительно зажужжал: студенты радостно подрывались с мест, предвкушая небольшой перерыв перед следующим занятием. Уильям же задумал устроить себе перекур. За без малого пару месяцев почти ежедневного посещения кампуса он облюбовал себе уединенное местечко, где мог безнаказанно угоститься порцией никотина. Похлопав по карману толстовки, молодой человек убедился, что пачка все еще при нем, и, перекинув через плечо увесистый черный рюкзак, вышел из-за ряда сидений, вдоль которого располагались ведущие к выходу широкие ступеньки.

Там уже вовсю толпился народ. Еще минуту назад студенты выглядели усталыми и обремененными чем-то невыносимым (а именно небезызвестным мертвым языком), а теперь у каждого появилось по миллиону тем для разговоров, дружеских перепалок и беспечного смеха. Мартинес держался особняком, и его раздражали все эти зеваки, не понимающие элементарных вещей: неужто разумно сбиваться в кучу у этого несчастного прохода, тем самым только затрудняя движение?

Недовольно вздохнув, Уильям присел на краешек парты, безмолвно наблюдая за одногруппниками. Вот, бугай в спортивном бомбере расталкивает локтями кучку ботаников; за ним своей очереди на выход дожидается новоиспеченная парочка: высокий парнишка обнимает брюнетку, которая хнычет о том, как же сильно ей хочется в уборную.

И только две девушки, коих Мартинес ранее не замечал на занятиях, терпеливо стояли в сторонке, тихо переговариваясь о чем-то своем. «Видимо, студентки из параллельной группы» – скучающе подумал Уильям и пробежался взглядом по синей обложке книги, в которую упорно тыкала загорелая шатенка, силясь что-то объяснить стоящей рядом подруге. Но он так и не смог уловить названия томика. Предметом его внимания стал знак на руке девушки чуть выше запястья: татуировка в виде двух черно-белых лепестков. Пугающе знакомый знак Инь и Ян.

Присмотревшись к однокурснице, Мартинес ясно ощутил, что такое уходящая из-под ног земля. Перед его глазами замелькали лес и холодная влажная почва, готовая вобрать в себя тело несчастной, что погибла так далеко от людских глаз и была отдана чащобе. Но вот незадача! Теперь она, та самая незнакомая покойница, стояла прямо перед Уильямом и весело смеялась над тем, что рассказывает ей приятельница. Она дышала, двигалась, и ее яркие голубые глаза так и искрились страстью к жизни.

Она. Была. Живой. Уильям судорожно выдохнул, все еще не веря своим глазам. Напрочь позабыв о правилах приличия, он вскочил на ступеньки, огибая одного возмущенного одногруппника за другим. Ему было необходимо убедиться в увиденном.

Оказавшись в паре шагов от незнакомки, Мартинес почувствовал подступающие отчаяние и страх. Присутствие девушки не походило на бред, она была настоящей: из плоти и крови. Он мог в этом поклясться. И если бы Уильям оказался хоть немного безумнее, то мог бы коснуться ее и ощутить тепло живого человека.

Но этого он делать не стал. Мартинес по-прежнему смотрел на однокурсницу и, по-видимому, уже слишком долго, ибо в один момент она посмотрела в ответ. В ее ясном взгляде проскользнуло недоумение, и Уильям сделал небольшой, только ему заметный шаг назад. Тогда дрожь разбежалась по телу, как кучка микроскопических осколков льда, а сердце вдруг изошлось пронзительной болью.

С самого утра Мартинес без устали вспоминал безжизненное тело девушки, но вовсе не был рад узнать, что сейчас с ней все в порядке. Он с полной уверенностью осознал: они вернулись.

Недоумение на скуластом лице шатенки плавно перерастало в очевидное беспокойство, и тогда Уильям насилу разорвал с ней зрительный контакт, срываясь с места.

– Пропустите! – протискиваясь сквозь толпу, буквально умолял Мартинес, но кому есть дело до его просьб? – Про... ДА ПРОПУСТИТЕ ЖЕ! – закричал он на весь лекционный зал, и привычное гудение голосов внезапно стихло, превратившись в колкую тишину, нарушаемую лишь поскрипыванием люминесцентных ламп.

«Человек человеку волк». Вот, что значила надпись на доске. Но Уильяму казалось, он не понаслышке знал эту простую истину еще до того, как она стала крылатой фразой. И толпа молодежи, безразлично поглядывающая на Мартинеса, которому с каждой секундой становилось все более дурно, была тому подтверждением.

Сжав зубы до скрипа, он решительно покинул аудиторию, а затем и здание университета «Хай-Хоупс».

Уильям быстро вернулся домой. Крохотная квартирка (которая, к слову, больше походила на спичечный коробок с кухонным гарнитуром, тесно прилегающим к гостиной зоне, а также небольшой уборной) располагалась совсем недалеко от кампуса. Еще в Бостоне, пакуя вещи для переезда, он решил, что как только освоится на новом месте, сразу же найдет какую-нибудь непыльную работенку. Уж она хоть копейку, да принесет, к тому же избавит его от жизни в чертах «Хай-Хоупс» среди студентов, прикрывающих алкогольные вечеринки встречами сообществ по интересам.

Так Мартинес и поступил. Он не нуждался в дорогой мебели или голосовом управлении электроникой, посему скромность, а где-то даже и убогость квартирки его полностью устраивали.

С ноги открыв облупившуюся деревянную входную дверь, лет двадцать назад выкрашенную красным, Уильям ворвался в свое жилище, сразу же бросив рюкзак на не заправленную впопыхах кровать. Несмотря на головокружение и тошноту, Мартинес не знал, куда подевать энергию, пробудившуюся в нем из самых тайных запасов организма. Он просто расхаживал по комнате кругами, мысленно задавая себе разного толка вопросы: «кто она?», «почему она жива?», «было ли увиденное в лесу тем, о чем я думаю?»

Уильям опустился на пятую точку рядом с кроватью и порывисто потянулся к маленькой трехэтажной деревянной полочке, где хранил всякие мелочи. Оттуда он достал небольшую картонную коробку, содержимое которой сразу же начал яростно вытряхивать на пол. Чего там только не было: тонкие полоски пластырей (в том числе и парочка никотиновых), бинты, таблетки... Много таблеток. Мартинес в нетерпении отбрасывал в стороны все ненужное, пока, наконец, не наткнулся на коричневую баночку, на которой игольчатым врачебным почерком была написана его фамилия.

Уильям поджал полные губы и свел брови к переносице. Он боролся с собой и знал, что сможет сам. Даже в этот раз. Но все же сейчас ему было по-настоящему страшно.

Лекарства и впрямь помогли бы ему успокоиться. Мартинес хорошо помнил, что стоит подложить пару-тройку сероватых пилюль под язык, как тяжелая боль в окаменевшей груди отступит, и сердце перестанет так бешено биться. Тревожность сойдет на нет и оставит после себя лишь пугающую тишину, где Уильям растворится, не в силах управлять обмякшим телом, внутри которого так и останется заточенным отчаявшийся разум. Мысли об этом угнетали его еще сильнее, чем нынешнее состояние.

Высыпав таблетки на дрожащую ладонь, он несколько секунд смотрел на них с нескрываемым отвращением, а затем сжал в руке. Пытаясь совладать с собой, Мартинес обессилено простонал и склонил потяжелевшую голову к коленям.

– Ты опять за свое? – тихий разочарованный голос заставил Уильяма вздрогнуть, а затем начать медленно, но верно сгорать со стыда.

– Сэм, – пробормотал Уильям, не поднимая глаз. – Ты пришел.

– Ага... – бросил Сэмюель. – Я, типа, не хотел тебя тревожить, но пришлось заскочить ненадолго.

– Прости, что тебе снова пришлось это увидеть, – не смея поднять стыдливый взгляд на Сэмюеля, извинялся Мартинес. – Я не хочу возвращаться к тому, от чего бежал, но... – он стал перебирать таблетки в своей ладони, – мне так паршиво, Сэм.

– Незачем тебе извиняться, – возразил Сэмюель. – Знаю. Я уже заставал тебя в паршивом состоянии, но это не повод наглотаться таблеток и впасть в эмоциональную кому. Лично я не одобряю.

– Ты, как всегда, выразился точнее некуда, – вперившись глазами в раскрытую ладонь, проговорил Мартинес.

– Вот именно. Не глупи, – наставительно произнес Сэм и ушел так же неслышно, как и появился, оставив Уильяма наедине со своей бедой.

«И так справлюсь» – следуя совету Сэмюеля, заключил он и вернул таблетки на место. Поплотнее заткнув открытую баночку резиновой пробкой, Уильям бросил ее к остальным медикаментам и устало опустился на кровать, прижавшись спиной к изголовью.

Мартинес все еще помнил название диагноза, который не раз озвучивался в медицинских учреждениях Бостона, и его ничуть не успокаивал тот факт, что доктора называли эту болезнь вялотекущей. Уильям не хотел признавать себя ненормальным.

Все началось еще в детстве. На пару с братом управляя армией игрушечных солдатиков в летнем саду у дома, шестилетний Уильям Мартинес заметил, что их любимый пес Бакстер лежит в траве безо всякого движения. Осторожно приблизившись к питомцу, малыш в ужасе закричал: шерсть пса скаталась в колтуны, покрытые слоем смердящего гноя, а в запавших глазницах копошился желтоватый рой трупных червей.

Бакстер определенно выглядел мертвым, и это было ясно как день даже дошкольнику Уильяму. Однако его брат, как тогда казалось мальчику, издеваясь над ним, упорно не понимал, о чем идет речь. Он просто не видел трупа Бакстера. Еще пуще расплакавшись, маленький Уильям бросился в дом к родителям, но и там его ожидали не самые приятные новости: «мертвый» пес жизнерадостно вилял хвостом, вырывая игрушечную косточку из рук отца семейства.

Услышав историю сына, чета Мартинес не сразу забила тревогу: мало ли что привидится ребенку? Так же рассуждал и первый в жизни Уильяма психиатр, утверждающий, что дети такого возраста склонны придумывать всякое. «Возможно, ты просто боишься потерять своего любимца, малыш!» – расплываясь в усатой улыбке, успокаивал доктор Стивенс. Или... доктор Ричардс? Мартинес уже не мог вспомнить его имя, ведь за ним последовала череда других специалистов.

А все потому, что истории, подобные произошедшей с Бакстером, повторялись с пугающей частотой. Мальчику чудились мертвые питомцы в домах друзей по соседству, которых он автоматически лишался, стоило ему открыть рот об увиденном. Бакстера же не стало спустя месяц, и больше всего в жизни подрастающий Уильям боялся, что когда-нибудь увидит смерть человека. Но однажды это случилось.

Мартинесу хотелось вычеркнуть из своей жизни все, что пару лет назад произошло в Бостоне. Забыть о том, с чем ему придется мириться всю жизнь – не важно, будет он больным или здоровым. А этого не могли исправить никакие медикаменты.

Сердце Уильяма пропустило один удар, когда он вновь вспомнил озадаченное лицо незнакомки, которую еще вчера вечером нашел мертвой в лесу. Нет, ему не начать новой жизни. Никогда. Ни в Ред-Хиллс, ни даже на северном полюсе. Тени прошлого будут неизбежно окутывать его настоящее. «Но я могу не вмешиваться в ход жизни этой несчастной. Пусть происходит то, что ей уготовано, – решил Мартинес. – Еще есть шанс, что все увиденное мною в лесу – лишь жестокий плод моего воображения».

Ему стало немного легче. Уильям достал из кармана непочатую пачку синего «Camel» и, произведя пару нехитрых действий, знакомых каждому заядлому курильщику, впустил в свои легкие никотиновый дым. Календарь на стене показывал четверг. Впереди его ждал рабочий день.

***

Оливер Уэббер громко чихнул и следом закашлялся, смахнув внушительный слой пыли со своего рабочего стола. В кабинете владельца музыкального магазина «Меломан» царил настоящий хаос, а он беспорядка не терпел. Теперь, когда этот крохотный кабинетик в арендованном помещении принадлежал лишь Оливеру, он оглядел каморку взглядом отъявленного скептика и решил: здесь требуются глобальные перемены. И если в выставочном зале «Меломана» все уже давно было расставлено «по полочкам», то обитель босса нуждалась как минимум в генеральной уборке.

Оливер Уэббер открыл небольшой музыкальный магазинчик на центральной улице Ред-Хиллс совсем недавно. В свои двадцать восемь лет он пробовал себя в бизнесе уже не впервые, но лишь в качестве помощника своего отца, что неохотно доверял сыну ответственные задачи. Да и дело Уэббера-старшего не приходилось Оливеру по душе. Так, однажды он решил отныне обходиться без отцовского контроля и отправился в студенческий городок Ред-Хиллс, где из-за дешевой аренды шансы прогореть и разориться стремились к нулю.

Оливер все уши прожужжал отцу о том, как этот город с преобладающим числом молодежи нуждается в своем магазине для музыкантов и просто любителей, где можно будет приобрести инструменты, аксессуары к ним, концертное оборудование и, конечно, диски с пластинками на любой вкус. Мистер Уэббер ничего общего с музыкой не имел и поначалу отмел идею своего отпрыска, но позже, когда аргументы Оливера приобретали все большую значимость, его отец сдался, подкинув денег на первое время.

Оливер безоговорочно согласился с тем, что возьмет на себя все обязанности от и до и ничуть не кривил душой. Изначально, когда «Меломан» работал в тестовом режиме, он сам встал за прилавок, вместе с тем осуществляя закупки, подписывая договоры с поставщиками и все в таком духе. Но когда магазин должен был работать по всем правилам, ему стал необходим продавец-консультант, который хотя бы немного знал эту кухню.

И он нашел такого. Уильям Мартинес хорошо выполнял свою работу, а в мире музыки был как рыба в воде. Пунктуальный, аккуратный – он нравился Оливеру. Но одно его качество все никак не давало Уэбберу покоя: Уильям оказался крайне необщительным. В работе с клиентами обязательным было: улыбаться, проявлять дружелюбие и в каком-то смысле втираться в доверие. Оливер считал правильным стать покупателю другом на то время, пока он теряется в муках выбора, расхаживая по «Меломану» с горящими от восторга глазами. А Уильям... Он даже ни разу не пытался улыбнуться, не говоря уже о том, чтобы втереться в доверие.

Взглянув на часы, Оливер заметил, что потратил на уборку достаточно времени, и Уильям Мартинес, должно быть, уже орудует на своем рабочем месте согласно расписанию. Уэббер довольно улыбнулся, пробежавшись взглядом по кабинету, который больше не был похож на кладовку. Из-за того, что комната лишилась всякого хлама, пространства казалось больше, чем было на самом деле, а когда зажглись лампочки растянутой повсюду гирлянды с приятным теплым светом, здесь и вовсе поселился уют. Стол из темно-коричневого дерева вмещал на себе старенький компьютер исключительно для работы, коробку с коллекцией старых дисков Оливера и канцелярские принадлежности. В уголке пристроилась акустическая гитара, что пришла в магазин с небольшим браком, и вместо возврата было решено оставить инструмент для Оливера и Уильяма, любивших побренчать на досуге. Последним штрихом в преображении каморки стал брошенный на потертый кожаный диванчик плед в черно-белую клетку, и тогда Оливер остался полностью удовлетворенным результатом своего труда.

Войдя в зал, он увидел за прилавком Уильяма, что увлеченно раскладывал на витрине пришедшие только вчера медиаторы. Подле него также примостилась коробочка с новыми нейлоновыми струнами для гитары, которые тоже желали найти свой уголок в этом магазине.

– Эй, Мартинес! – махнув рукой, окликнул его Оливер. – Ты сегодня пораньше?

– Привет, босс, – отозвался Уильям, лишь на мгновение подняв взгляд на Оливера. – Немного.

– На оплату сверхурочных не рассчитывай, – добродушно рассмеялся Уэббер, наклеивая свеженапечатанные ценники на пару-тройку новых товаров.

Уильям ничего больше не отвечал. Он сосредоточенно раскладывал медиаторы, подавляя очередной зевок и жуткую сонливость. Несмотря на то, что ему удалось на пару часов прикорнуть, раз уж пришлось уйти с последних занятий, на его общем самочувствии сон-час положительно не сказался. Влияние бессонной ночи оказалось слишком губительным. И Мартинес в который раз подумал, что не напрасно не поддался слабости проглотить бесполезную пилюлю. Соверши он эту ошибку, его состояние сейчас было бы куда более отвратительным.

– У меня для тебя приятная новость, – приблизившись к прилавку, Оливер улыбнулся. – Твой испытательный срок подошел к концу. Теперь ты в основном составе!

Уильям нахмурился.

– О, это здорово.

– Не похоже, что тебя это обрадовало, – пробурчал Уэббер, смахнув с лица прядку светлых волос до плеч. – Слу-у-ушай, Уильям. У меня нет претензий касательно твоей работы, но... Давай начистоту. Ты тут постоянно общаешься с людьми, так? Они ждут, что ты станешь им улыбаться, спрашивать «как дела?», желать хорошего дня и счастливых праздников. А ты... Как бы это сказать... – Оливер навалился на прилавок, – просто будь дружелюбнее. О'кей?

Мартинес все еще сдерживал густые брови на переносице, внимательно выслушав своего босса. Лизать зад покупателям, которые скорее всего ничего не купят, он бы не стал и под дулом пистолета, но вот просто улыбаться... Наверное, с этим справиться будет не так уж сложно.

– Хорошо, я понял, – Уильям закивал, поджимая губы.

– Отлично, приятель, – хлопнув парня по плечу, Оливер вновь заулыбался, что уж ему-то труда точно не составляло, и продолжил заниматься своими делами в торговом зале.

По «Меломану» прокатился звон дверного колокольчика и на мгновение заглушил голос Джона Бон Джови, льющегося из настенных колонок. В магазин вошли покупатели. Уильям отвлекся от своего занятия, спешно убирая с прилавка неразобранный товар, и засучил рукава черной толстовки. Он припомнил, о чем только что попросил его Оливер, и попытался изобразить на своем смуглом лице хотя бы подобие улыбки. Однако Мартинес смог только внутренне сжаться, отяжелевшим взглядом встречая вошедших.

Две молодые девушки озирались вокруг, впервые оказавшись в «Меломане». Они часто захаживали в кофейню, что располагалась по соседству, и каждый раз с интересом поглядывали на вывеску недавно открывшегося музыкального магазина. Одна из молодых особ, которая держала стаканчик с кофе навынос, рассматривала стойку с гитарами, пока ее подруга направлялась прямиком к стенду с CD-дисками. Шатенка с гладкими волосами чуть ниже плеч медленно шагала по магазину и теперь остановилась уже у синтезаторов, коих насчитывалось всего-навсего шесть штук, выстроенных друг за дружкой. Она занесла над клавишами свободную руку и плавно провела по ним пальцами, но звука инструмент не издал: касания девушки оказались почти неощутимыми.

– Эйприл! – низенькая блондинка окликнула свою подругу, зазывающе махнув рукой, в которой держала диск группы «Daughter». – Смотри, тот самый альбом, что мы слушали у Дженны!

Эйприл улыбнулась и поспешила к блондинке. Она с интересом потянулась к стенду с музыкальным разнообразием, и они с подругой наперебой заговорили, бросаясь в обсуждение любимых исполнителей. Задорно рассмеявшись, Эйприл обошла стенд с другой стороны и, словно заскучав, двинулась дальше.

Уильям тем временем испытывал примерно те же чувства, что и после лекции по латыни. Едва он отделался от воспоминаний об увиденном минувшим вечером, как образ мертвой незнакомки снова взялся его мучить. И он был до того реалистичен, что Мартинес даже поморщился, глядя на шатенку, которая преспокойно разгуливала по магазину.

Эйприл закончила экскурсию по «Меломану» и только тогда заметила за прилавком Уильяма Мартинеса, чье лицо показалось ей смутно знакомым. Она выглядела немного смущенной, и он резко отвел глаза, дабы избежать столкновения взглядов.

Оливер, напротив, украдкой наблюдал за девушками с самого их прихода в магазин. Эйприл, что поглядывала на Уильяма, показалась Уэбберу заинтересованной, и он все ждал, когда Мартинес выдаст дежурную фразу вроде: «чем могу вам помочь?» Но тот как будто одновременно и ослеп и оглох, уставившись в витрину, словно видит ее в первый раз. Оливер рассердился.

– Чем могу вам помочь? – он обратился к Эйприл с той самой фразой, сияя ослепительной улыбкой.

Она улыбнулась в ответ, тряхнув темноволосой головой.

– Ой, нет, спасибо, помощь не нужна! Мы уже уходим, – Эйприл обернулась на свою подругу, которая так и замерла у стенда с дисками. – Виктория?

– Я еще как-нибудь зайду, – сказала Виктория Оливеру, нехотя следуя за Эйприл к выходу из магазина.

– Будем ждать! – он кокетливо подмигнул, улыбаясь до тех пор, пока за девушками не закрылась дверь. – Мартинес!

– А? – Уильям отлепил глаза от витрины и несколько раз растерянно моргнул.

– Мы о чем с тобой только что толковали? Ты все еще не выглядишь дружелюбным, – сердито произнес Оливер.

Мартинес бросил взгляд на входную дверь «Меломана», за которой скрылись его сокурсницы, и никак не отреагировал на сказанное боссом.

– Ты меня слушаешь вообще? – требовательно щелкнув пальцами у лица Уильяма, терял терпение Уэббер.

– Да-да, – спешно закивал Мартинес. – Я все уяснил.

– Не подводи меня, чувак, ладно? Мне не хочется лишать тебя заработка, а себя – надежного работника из-за того, что ты игнорируешь покупателей.

Уильям снова кивнул, выражая понимание. Ему не хотелось терять работу. Может, не будь на месте одной из потенциальных покупательниц «мертвой» девушки, ему удалось бы выдавить из себя хоть слово в их адрес. Но пока перед глазами стеной представало изувеченное тело, быть дружелюбным казалось непосильной задачей.

– Просто улыбайся, – продолжал говорить об очевидном Оливер. – У нас здесь не похоронное бюро, в самом-то деле.

– Как знать, – невесело усмехнулся Мартинес и вновь обернулся на закрытую дверь.