Симфония безумия

«Лунная соната» Л.Бетховен.

«Музыка – это тишина, которая кричит. 
И в ее нотах живут все наши мертвые».
– Анонимная запись на полях партитуры.

          Валери сидела на стуле в углу светлой палаты, руки безвольно лежали на клавишах старого фортепиано, стоявшего у окна. Каждый аккорд звучал глухо, как выстрел в пустоте, каждое касание – будто ее пальцы были связаны невидимыми цепями, не дающими ни свободы, ни силы. Она не играла музыку, а пыталась зарыться в нее, как в последний островок реальности, где ее тело, наконец, перестало бы чувствовать боль.

       В окно проникал слабый свет зимнего солнца, расплываясь по грязному стеклу, как едва заметный след памяти. Все здесь было непривычно – и стены, и окна, и эти женщины с пустыми взглядами, которые иногда останавливались у ее дверей, и лечащий врач с постоянным выражением жалости, которое она не выносила. Но именно в этом месте, среди отчаянной тишины, Валери ощущала, что хотя бы на мгновение ей удается контролировать свою жизнь.

       Тихие аккорды на фортепиано, неуверенные, не такие, как раньше. Она не могла играть так, как раньше. Все теперь было другим. Мелодия не имела формы, не имела завершенности. Она была как ее жизнь – куски воспоминаний, что не соединяются в целое. Раньше пальцы Валери летали по клавишам, не замедляясь, не думая, но теперь каждое движение требовало усилий. Все в ее теле стало чужим и тяжелым, но вот пальцы... Они все еще помнили музыку. Музыку, которая была частью ее самой.
Глаза Валери закрылись на секунду, и перед ней снова возникли те самые картины – размытые, но такие яркие в своей боли.

        Мать и сестра. Она видела их, стоящими перед ней в последние моменты. В тот вечер, когда они сели в машину. Когда все было еще нормально, когда в доме царил смех, а она была счастлива. Кажется, ее сестра тогда что-то говорила, но она уже не помнила, что именно. Мать смеялась, а Валери сидела на заднем сиденье и смотрела с улыбкой что-то в телефоне. В следующий момент… Удар. Осколки стекла. Крики. Слезы. Тишина.

       И потом – боль. Безжизненные тела. Машина, в которой не осталось ничего живого, кроме нее. Валери не помнила, как выбралась из того кошмара, но не смогла забыть, как кровь капала ей на руки, как трудно было дышать, как осколок стекла застрял в ее шее. Старшая сестра была мертва. Мать тоже. А она? Она осталась. И не понимала, как. Мозг не мог вместить этого. Ее душа отказывалась верить в происходящее. Но это было реальностью. И мир Валери рухнул, разлетелся на осколки, остался лишь тот кошмар, который продолжал преследовать ее каждую секунду.
Валери сделала глубокий вдох и вновь положила руки на клавиши. Ее вдох был слабым, словно сила была зажата где-то внутри, но не хватало решимости. И в этот момент ей захотелось крикнуть, рвать грудь руками, но она могла лишь играть. Играть, чтобы хоть как-то пережить это.

       Она не могла смотреть на себя в зеркало. А в палате ей казалось, что висели зеркала, они преследовали ее будто с момента аварии. Слишком много отражений, которые не оставляли места для мыслей о ее прежней жизни. Она стала чужой. В глазах окружающих Валери выглядела разрушенной, сломанной. Они говорили, что память – часть нас, но что делать, когда твое воспоминание – это не ты? Когда каждый взгляд на мир как первый раз – холодный, чужой, незнакомый.

       Валери убрала руки от клавиш и закрыла глаза. Шум прошел, но оставался еще в ушах, эхом… Это было не просто воспоминание, а скорее постоянное присутствие. Никакие лекарства не могли стереть этого. Препараты, которые ей давали, только вызывали странные галлюцинации. В ушах Валери звучала не музыка, а ее собственный голос, ее же крик, который не мог найти выхода.

       Когда-то она была кем-то другим. Музыка являлась ее жизнью. Сестра и мать гордились ею, пианисткой и певицей, которую ждало прекрасное будущее. Они часто шутили, что на этом свете ничего не может быть важнее, чем искусство, и что однажды она станет одной из лучших. И тогда, когда ее мать в последний раз поцеловала ее перед тем, как сесть в машину, они все были счастливы. Но что-то случилось. Что-то, что никто не мог предотвратить.

        Валери встала, подошла к окну и посмотрела на серое зимнее небо. Погода была как ее настроение – тусклая и холодная. Она чувствовала, как в груди сдавливает тоска. Что произошло в тот момент, когда они стали такими далекими, мертвыми? Кто виноват в той трагедии, что произошла четыре с половиной года назад?

        Ее взгляд зацепился за что-то вдалеке, и в какой-то момент она почувствовала, как ее сознание ускользает, уводя в другое место, в другое время. Сестра, сидящая рядом с матерью, ее голос, улыбающаяся Валери на заднем сиденье, звуки, которые казались знакомыми, но исчезли, как только произошел этот ужасный поворот. Затем – глубокая тишина.

       Она услышала, как кто-то подошел к ее двери. Шаги раздавались неуверенными, но решительными. Дверь в палату открылась, и вошел врач. Он не был добрым и злым, просто делал свою работу. Его холодный, отрешенный взгляд никогда не менялся. Мужчина верил не в чудеса и восстановления, а в таблетки и терапию, в бесконечные сеансы. Он смотрел на Валери с легким презрением, как на человека, которому нужно просто пережить свои воспоминания и уйти.

       – Валери, ты снова играешь. – Его голос всегда звучал сухо. Казалось, этот человек не был знаком ни с радостью, ни с болью.

       Она молча кивнула, продолжив смотреть в окно, не собираясь отвечать. Он знал, что Валери не хочет с ним говорить, что она не помнит, что было до аварии, но также знал, что девушка помнит музыку. Иногда, когда Валери играла, она казалась живой. Иногда, когда начинала теряться в звуках, ее взгляд становился ясным. В такие моменты Валери пыталась рассказать ему, что слышит музыку – другую музыку, такую, которую она не могла понять. Но ей не верили.

       Врач стоял у двери, наблюдая за ней с профессиональной дистанцией. Он не осуждал ее, а просто пытался помочь, однако Валери все равно не могла в это поверить. Она ощущала, как ее память теряется, а вместе с ней уходит и вся жизнь.

       Но однажды Валери обязательно все вспомнит. Она чувствовала это, хотя и не знала, когда. Это не была простая попытка выбраться. Это – борьба с самой собой, с тем, что она потеряла, и тем, что она еще могла вернуть. Музыка являлась ее спасением. И она играла, чтобы не забыть.

       Тишина. И вот снова, нота за нотой, аккорд за аккордом, рука на клавишах. Аккорды стали звучать четче, и вскоре Валери почувствовала, как память начинает пробиваться сквозь туман. Это был лишь первый шаг, но для нее он был важен.

       Осталось только продолжить играть. Продолжить бороться с голосом, который шептал ей остановиться и перестать искать осколки воспоминаний.