Эммарилиус

Тейн ощутил легкое прикосновение к своей щеке. Ру́вик, его фамильяр, смотрел на него глазами, полными тревоги.

— Тейн, к тебе пришли.

Он протер глаза, смахивая остатки сна, и поднялся с мраморной скамьи. Юноша, сидя над изучением одной из книг, видимо, успел задремать.

Дверь открылась медленно, с ленивым скрипом, будто нехотя впуская гостей.

У входа в зал, застыли двое — Вирги́л и Мина́йя Лайбрик. Старшие брат и сестра стояли плечом к плечу, как две колонны древнего храма. Их черты были настолько схожи, что казалось, будто сама природа, создавая их, не стала тратить время на различия.

Густые черные волосы, обрамляли их лица с резкими, благородными чертами. Глаза — глубокие, почти черные в полумраке зала. Их кожа, темная, как полированная бронза, будто впитала в себя жар далеких земель.

И лишь Тейн — младший, непохожий — нарушал этот безупречный порядок.

Его глаза — ярко-голубые, как лед на рассвете, — вспыхивали среди этой тьмы, словно последний луч солнца перед грозой. Они не принадлежали этому миру тяжелых взглядов и нерушимых традиций. В них плескалось что-то иное — мечты, еще не нашедшие формы, надежды, не знающие границ.

Они говорили без слов — о свободе, о дорогах, которые ведут дальше, чем позволяют стены родового поместья.

— Приветствуем Хранителя осколка сердца Цра́лхела, — прозвучало в унисон, словно эхо в горном ущелье.

Они склонились в синхронном поклоне, их движения были отточены до совершенства — спины оставались идеально прямыми, а складки их темных одежд даже не дрогнули.

Тейн замер на мгновение, глаза расширились, будто перед ним внезапно распахнулись ворота в другой мир.

Он заморгал, быстро, как испуганная чудная зверушка, а затем засеменил на месте, словно его ноги вдруг перестали слушаться.

— Не стоит быть такими вежливыми, пока мы наедине! — слова вырвались из него слишком быстро, смешавшись в невнятный поток.

Он даже не успевал перевести дух — щеки его вспыхнули румянцем, а руки беспокойно замахали.

Из-за плеча Тейна внезапно выглянуло пушистое белое существо — будто облачко, случайно зацепившееся за его одежду. Ру́вик устроился поудобнее, опершись всем телом на плечо хозяина, и с неподдельным любопытством уставился на Вирги́ла и Мина́йю.

Девушка резко выпрямилась, словно ее ударило током. Ее глаза, обычно такие проницательные и спокойные, вдруг распахнулись до предела, отражая неподдельное изумление.

— Боже мой! — воскликнула она, нарушая торжественную тишину зала. — Что это за чудо такое?

Ее пальцы инстинктивно потянулись к Ру́вику, словно желая убедиться, что он реален. Но прежде чем она успела коснуться пушистого комочка, Тейн мягко, но твердо перехватил ее руку.

Что-то внутри него сжалось — не страх, не тревога, а что-то глубже, почти первобытное. Будто древний инстинкт, заложенный в кровь Хранителей, шептал ему прямо в ухо.

"Нельзя".

Он осторожно опустил ее руку, а затем виновато улыбнулся, словно извиняясь за свою резкость.

— Это мой фамильяр, — пояснил он, — Его зовут Ру́вик.

Мина́йя замерла, ее брови поползли вверх, а губы слегка приоткрылись.

— Ру́вик? — переспросила она, наклоняясь ближе, чтобы рассмотреть крошечное создание.

Ее глаза сверкали, как у ребенка, нашедшего спрятанный подарок.

Вирги́л, до этого молча наблюдавший за сценой, слегка наклонил голову. Его взгляд, стал чуть мягче, но в нем все еще сквозила легкая недосказанность.

— Ты дал ему имя?

Тейн завел ладонь за голову, взъерошив свои длинные черные волосы.

— Ну, да, — ответил он, пожимая плечами. — Это странно?

Вирги́л медленно выдохнул, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на понимание.

— Разве что немного. Но ты всегда был не от мира сего. — сказал он спокойно, будто констатировал всем известный факт.

Где-то глубоко в груди Тейна кольнуло — остро, как тонкое лезвие между ребер. Боль была мгновенной, но до странности знакомой, будто кто-то дотронулся до застарелого шрама. Он резко вдохнул через нос, пальцы непроизвольно дрогнули, но тут же сжались в кулак.

Он заставил себя расслабить плечи, поднял подбородок и натянул на лицо маску бесстрастия — ту самую, которой его так упорно учили в детстве. Губы сжались в тонкую ниточку, взгляд стал гладким, как отполированный камень.

— Вам что-то нужно?

Вирги́л заметил перемену сразу. Его собственные брови едва сдвинулись — единственный признак беспокойства у человека, привыкшего держать эмоции за семью замками.

— Отец хотел узнать, как у тебя дела, — произнес он, намеренно опустив формальности.

Тишина повисла между ними, густая и тягучая. Где-то за спиной у Тейна Ру́вик беспокойно зашуршал, чувствуя напряжение.

"Как у меня дела?" — мысленно вторил Хранитель.

Горькая усмешка зашевелилась где-то внутри, но до поверхности не добралась. Вместо этого он пожал плечами — жест небрежный, но слишком резкий, чтобы быть правдоподобным.

Отец никогда не спрашивал, как он себя чувствует, не интересовался, не болит ли у него эта проклятая рана под ребрами. Нет, великому Та́ргназу Ла́йбрику нужно было лишь одно — удостовериться, что непутевый отпрыск не опозорил фамилию.

Горькая мысль пронзила сознание.

"А что, если я действительно провалюсь?"

Он почти видел перед собой отца — его холодный небрежный взгляд, тонкие губы, сложенные в презрительную складку. Услышал бы его ровный голос, произносящий:

"Я знал, что на тебя нельзя положиться."

А может, старик даже обрадовался бы? Наконец-то официальный повод отречься от бракованного наследника, чьи голубые глаза всегда были живым укором древнему роду.

Тейн резко выпрямился, подбородок дерзко приподнят, а в голубых глазах вспыхнул холодный огонь. Его голос, обычно такой легкий, тихий, теперь звенел, как закаленная сталь, каждое слово отчеканено с ледяной четкостью:

— Передайте отцу, — он сделал паузу, едва заметно сжав кулаки за спиной, — что я отлично справляюсь с поставленной задачей.

Губы искривились в подобии улыбки, но в ней не было ни тепла, ни радости — только вызов, брошенный в пустоту.

— И буду так же справляться дальше. Поэтому, — Тейн намеренно замедлил речь, подчеркивая каждую букву, — пусть впредь не беспокоит меня по всяким пустякам.

Вирги́л слегка приподнял бровь — единственная реакция, выдававшая его. Мина́йя застыла, ее пальцы непроизвольно сжали складки платья.

Тишина.

— А теперь извините, — бросил он через плечо, развернувшись спиной к гостям, — но я должен идти.

Тейн уже сделал шаг к выходу, его силуэт растворился в полумраке коридора, когда вдруг — резкий рывок за рукав.

Мина́йя вцепилась в него с отчаянной силой, ее пальцы впились в ткань, будто когти, а глаза — обычно такие гордые и непоколебимые — сверкали влажным блеском. Она смотрела на него сверху вниз и дело явно было не из-за разницы в росте.

— Брат, прошу... — ее голос задрожал, — Не отворачивайся от нас. — она вдохнула резко, словно задыхаясь. — Да, отец вел себя чудовищно, но мы-то... мы ведь ничего...

Тейн резко обернулся, и в этом движении была ярость — не кипящая, а холодная, острая, как зимний ветер.

— Да, ты права. — он перебил ее, — Вы ничего не делали. Потому что так было проще.

Мина́йя отпрянула, но не отпустила его рукав.

Он нахмурился, в глазах вспыхнуло что-то неуловимое — боль? Разочарование?

— Я вас не виню. — губы Тейна искривились в усмешке, — В конце концов, в нашем семействе каждый сам за себя.

Пауза. Даже воздух казался густым, словно пропитанным ядом.

— Но прошу, — его шепот звучал громче крика, — не надо теперь играть в заботливых родственников.

Мина́йя ахнула, ее губы задрожали.

— Меня никто не волновал, пока я не стал полезным. А я... — взгляд его потемнел, — ненавижу лицемеров, которые лебезят, лишь бы их заметили.

С резким шелестом ткани Тейн вырвал рукав рясы из пальцев Мина́йи, оставив сестру с пустотой в протянутых руках. Его шаги глухо отдавались по каменному полу круглого зала, ритмичные, как удары сердца.

За его спиной массивные двери начали сходиться, медленно и торжественно, словно врата между мирами.

Последнее, что он услышал перед тем, как створки сомкнулись с глухим стуком, — надрывный шепот Мина́йи.

— Тейн, подожди...

Но он не обернулся.

Тейн остался один в высоком, освещенном холодным светом спутника, пробивающегося сквозь оконные витражи, зале.

Он медленно опустился на колени, не в силах держать маску хотя бы еще секунду. Ру́вик тут же запрыгнул ему на колени, теплый, живой комочек, и ткнулся лицом в его ладонь.

— Глупый... — прошептал Тейн, но пальцы его сами потянулись к фамильяру, впитывая тепло.

Глаза его жгло, но слез не было — только пустота. Он знал, что поступил правильно. Но почему тогда так больно?