Глава двадцатая
Когда ты стоишь перед решением, которое может изменить всё, — уйти или остаться, бросить вызов или смириться, рискнуть или отступить, — в этот момент кажется, что самое сложное — это выбрать. Но настоящая пустота приходит после.
Пока ты колеблешься, тело мобилизовано: сердце бьется чаще, мысли скачут, будущее кажется то пугающим, то манящим. Но как только выбор сделан, наступает тишина. И в этой тишине звучит вопрос: «А правильно ли я поступил?»
Ты представлял, что после решительного шага мир перевернется: либо все сразу наладится, либо рухнет окончательно. Но чаще всего ничего драматичного не происходит — просто жизнь продолжается, только теперь с новыми условиями. И это почти разочаровывает.
Даже если выбор был верным, мозг начинает прокручивать альтернативные сценарии: «А что, если бы я поступил иначе?»
Это мучительный процесс, потому что теперь уже ничего не изменить — только принять последствия.
Ты словно хоронишь версию себя, которая могла бы пойти другим путем. И даже если новый путь лучше, поначалу кажется, что ты что-то безвозвратно утратил.
Но это опустошение — не конец. Оно как чистый лист после сожженных черновиков.
Да, сначала страшно, потому что привычных опор больше нет. Но именно в этой пустоте рождается что-то новое — ты начинаешь строить жизнь уже с учетом своего выбора. И если через время оглянуться назад, то станет ясно: опустошение было не провалом, а переходом. Момент, когда старое умерло, а новое еще не началось. Но именно так и происходит рост.
Тени в коридоре особняка Скалли казались длиннее обычного. Я шла на цыпочках, прижимая к груди пустой стакан — предлог, если меня поймают. Голоса доносились из кабинета Энтони. Я должна быть настороже. Узнать как можно большего. Как можно больше.
—Она до сих пор не дала Клятву,— это был Алессандро, его низкий голос звучал презрительно.
— Кольцо ничего не значит без добровольного обета. Пока она не произнесет слова — она не настоящая Скалли,—Незнакомый голос. Хриплый. Опасный.
Я прижалась к стене, чувствуя, как сердце колотится так сильно, что, кажется, его слышно через одежду.
—Энтони знает это. Он ждет подходящего момента, — продолжал Алессандро.
— Момента? Он теряет хватку. Ты видел, что с ним сейчас из-за этой шлюхи? Если бы это был старый Скалли..—незнакомый продолжил.
—Тише, дурак! Стены здесь слышат,— сказал Алессандро.
О какой клятве была вообще речь? Кармела мне не говорила. Неужели та, которая на татуировке у Энтони?
Я услышала, что шаги стали подходить к двери. Быстром выбежала через гостиную на задний двор, а затем побежала в сад. Сердце билось быстро, дыхание неровное.
Сад был большим, красивым, звездное небо в ночи. Ветер чуть дул играя с деревьями. Я сидела на скамейке, сжимая в руках тот самый перстень.
«Добровольная клятва. Не настоящая Скалли».
Эти слова крутились в голове, как битое стекло. Так если я не настоящая без клятвы, я могу сбежать?
— Глубокие мысли?— знакомый голос. Я вздрогнула. Риккардо стоял передо мной, его черный плащ развевался на ветру.
— Ты... как ты здесь?—удивленно посмотрела на него.
— Кармела все рассказала,— он сел рядом, его плечо коснулось моего.
— Почему ты здесь?— фыркнула я, сжимая кулаки.
— Чтобы предложить выход.—Он достал маленький флакон с прозрачной жидкостью. — Выпьешь это перед церемонией — будешь выглядеть мертвой. Они похоронят тебя, а мы...
— Выкопаете?— я фыркнула. — Слишком банально. Не для таких убийц как вы все.
— Нет. Сожжем тело дотла. Они никогда не узнают, что это не ты.—сказал он это с улыбкой. Псих.
—Почему?— я посмотрела на перстень.
— Потому что я видел, во что превращаются те, кто дает эту клятву.—Он взял мою руку, его пальцы осторожно коснулись перстня.
Слишком много информации. Слишком много игры. Интриги. Зачем все это? Почему меня не могут оставить в покое? Я хочу отдохнуть, моя голова болит, тело ломит. После ранения прошёл почти месяц. Дни идут как секунды.
Я шла по дому, решила выйти на балкон, чтобы посидеть на свежем воздухе там. Что и было ошибкой.
Энтони нашел меня там. Только этого еще и не хватало. Не хочу его видеть, слышать, знать. Его ложь уже достала. Мне кто-то скажет хоть раз правду? Нет.
— Завтра церемония,—сказал он, обнимая сзади. — Ты станешь настоящей Скалли.
— А клятва? А как же клятва, Энтони?— я повернулась к нему, убирая его руки. — Почему ты мне всегда лжёшь? Почему ты не можешь сказать мне правду? Хоть какую-то... Ты нашёл тот кто охотится за мной?
— Ты меня раздражаешь, льдинка. Ты меня бесишь. Ты справишься назойливой мухой, которая вечно спрашивает что-то. Ты можешь хоть раз закрыть рот свой и не портить атмосферу. Нет блять. Я нихуя и никого ещё не нашёл. — проворчал Энтони, его грудь поднималась.
— Я видела своего отца на том приёме,— пробормотала я. — я думала, что мне показалось.. Но я видела его два раза. До выстрела, а затем когда я была уже у тебя на руках.
Энтони замер. Остановился, словно время замерло. Он не дышал, не моргал, а просто смотрел на меня. Он напрягся. Я даже не стала спрашивать почему. Слишком лень.
— А насчет завтра.. Я готова.— прошептала я. Ложь далась удивительно легко.
Энтони даже не дослушал, он влетел с этого балкона в дом. Я достала флакон Риккардо и письмо Кармелы, спрятанное в лифчике:
«Перстень — яд. Медленный. Он убьет тебя за год, если дашь клятву.»
Я спрятала флакон в складках платья. Завтра Виолетта Скалли умрет. А я — наконец буду свободна. И смогу вернуться домой. Только есть ли куда мне возвращаться? Ждёт ли меня кто-то? У меня из головы не выходит лицо отца. Почему он был на приёмах? Он обычный водитель, что ему делать среди мафиозных боссов и бизнесменов. Ничего не понимаю, совершенно ничего. Может оно и к лучшему, потому что если бы я понимала, то я бы на месте не сидела. Хотя и сейчас я не сижу на месте.
А этот Энтони.. Он всё сложнее и сложнее. Я бы убежала уже давно, но что-то меня останавливает. Что-то держит, я не понимаю...
Рассвет окрашивал спальню в бледно-розовые тона, когда я разглядывала флакон с прозрачной жидкостью. Рука дрожала, капли жидкости стекали по стеклу, оставляя на нём серебристые дорожки.
Смерть или вечное рабство?
Вопрос висел в воздухе, тяжелее свинца. Я сжала флакон в ладони. Возможно, эта жидкость даст ответы. Я резко поставила флакон на туалетный столик, жидкость забурлила. Нет. Не сегодня. Точно не сегодня.
Церемониальный зал был залит кроваво-красным светом витражей. Энтони стоял у мраморного алтаря, его профиль казался высеченным из камня. Двести гостей замерли, когда я шла по лепесткам черных роз.
—Виолетта Блейз, — его голос эхом разнёсся под сводами.—Готова ли ты...
— Сначала правда, — перебила я, сжимая складки платья.— Что случилось с твоей матерью, когда отец её закрывал в подвале? — решительно спросила, смотря на Энтони.
В зале пронёсся шёпот. Алессандро сделал шаг вперёд, но Энтони остановил его жестом.
—Мой отец выстрелил в неё первым, - он говорил медленно, будто пробуя каждое слово.—Но добилеё... я, — прошептал почти он. Свечи замигали, будто от внезапного ветра.
Я почувствовала, как Риккардо напрягся в толпе.
—Она хотела увести меня от отца. Предать семью.—Энтони подошёл ближе, его дыхание обжигало моё лицо.—Я выбрал свою судьбу. Теперь выбирай свою.
Внезапный выстрел оглушил зал. Алессандро рухнул, кровь растекалась по мрамору. Я вздрогнула и обернулась. Боже за что? Что у него вообще в голове? Псих. Не хочу. Надо бежать. Флакон.. Где он?..
— Он работал на Варгаса,- спокойно сказал Энтони, целясь в следующего охранника.—Как и тот повар. Как многие здесь. Видишь, льдинка. Как всё бывает. Предатели на каждом шагу. И всё по твоей вине.
Хаос. Крики. Люди бросились к выходам. Я стояла как вкопанная, глядя, как человек, которого я боялась, методично расстреливал своих же людей. Когда зал опустел, он повернулся ко мне, протягивая окровавленный перстень
—Твой выбор. Но знай — если наденешь его, обратного пути не будет.
Я посмотрела на дверь, где маячила тень Риккардо. На окно, где отражалось моё искажённое лицо. На перстень, сверкающий в луже крови.И сделала шаг назад. Я... не могу. Энтони замер. Впервые за всё время я увидела в его глазах не гнев, а понимание.
—Машина ждёт у восточных ворот,- он повернулся спиной.—Риккардо отвезёт тебя к Кармеле.
— Энтони...— я не успела договорить, он перебил.
— Я считаю до десяти. Если ты сейчас же не сможешь свою уродливую рожу, я пристрелю блять тебя,— прорычал Энтони, начиная проверять пули. — Отсчёт пошёл.
Я побежала. Он блять не шутит, сердце бешено колотилось.
Свобода. Наконец-то, я ушла от психа . Почему же она казалась такой горькой? У выхода обернулась. Он стоял у окна, одинокий силуэт на фоне кровавого заката.
Мое сердце билось, в я умерила прям стоя. Слёзы потекли по щекам. Руки задрожали, ноги не хотели совершенно идти. Я стала дышать быстрее, меня накатывает паника. Не понятно откуда она. Всё же хорошо закончилось. Я же ухожу. Уходи Виолетта. Но какое-то странное чувство внутри меня кричало: «Останься. Останься. Останься»
— Тупая. Тупая. Тупая ,— я ударила себя по щеке, пытаясь привести в чувства. Закрывая лицо руками, рвала волосы. Рыдала. Что блять со мной? Это ненормально, совершенно. Я посмотрела в небо. Слёзы катились. А на душе так паршиво.
Какого хера я творю. Какого хера. У меня есть шанс уйти — навсегда. Почему я не могу сделать и шагу. Почему моя душа с чем-то бороться. Почему мой голос кричит, чтобы я осталась.
Я обхватила себя руками, присела на корточки и смотрела в асфальт. Я подняла взгляд и встретила взгляд Риккардо. Он беспокоится. Я встала, подошла к нему.
— Принцесса, можешь не говорить. Я вижу по твоим глазам,— он протянул руку и коснулся моей щеки, стряхивая большим пальцем слезу. Так нежно, так ласково. Затем он приобнял меня, поглаживал по голове.
— Только скажи Кармеле, чтобы не устраивала бунт, хорошо? — прошептала ему в шею, слёзы катились.
— Хорошо. Просто скажу сразу, чтобы брала ружье и стреляла, — пошутил он.
Мы попрощались. Я стояла на дорожке, затем пошла в особняк. .Шаги эхом разнеслись по пустому коридору. Энтони не обернулся, когда я остановилась в шаге от него. Он стоял и смотрел в пустоту. Будто был в своём мире. Как похожи мы оказывается.
—Я остаюсь, — прошептала я, но решительно. Коснулась рукой его спины.
Он вздрогнул. Он повернулся ко мне, его взгляд сразу вонзился в мои глаза. Я погладила теперь уже его грудь. Задумчиво.
—Почему? — шёпотом спросил он.
—Потому что увидела то, что скрывают от всех.—Мои пальцы сжали его, а на глазах навернулись слёзы.
Энтони смотрел на меня с непонятной для меня эмоцией. Его рука накрыла мою на груди.
—Мальчика, который до сих пор стоит над телом матери с пистолетом в руках.—сказала я смотря на него. А мои глаза так и леди крокодильи слёзы. И одна мысль в голове: ошибка или спасение?
Его объятия были якорными, стальными, словно он хотел не просто удержать, а вдавить меня в себя, стереть границы между нашими телами. Дыхание обжигало шею, пальцы впивались в бока так, что завтра останутся синяки — фиолетовые, как предрассветное небо. Я не сопротивлялась. Не потому что не могла, а потому что в этом безумии была странная правда.
А за окном начинался дождь. Сперва редкие капли, словно нерешительные слезы, а потом — ливень, яростный, как его руки. Вода стекала по мраморным ступеням особняка Скалли, смывая алые разводы, унося их в дренажные решётки, в подземные туннели. Кровь растворялась, бледнела, но запах оставался — медный, густой, смешанный с ароматом мокрой сирени из сада.
Я закрыла глаза. В ушах стучало: Ты сделала это. Ты. И теперь назад дороги нет.
Его губы нашли мои, и в этом поцелуе было что-то похожее на молитву. Или на проклятие. А дождь лил, лил, лил — будто сам особняк плакал за нас обоих.