Глава двенадцатая
Девушка опасна в двух случаях: когда в руке у неё нож — и когда в сердце живёт хитрость.
Первый случай — нож.
Он холодный, отточенный, прямой. Его лезвие блестит при свете луны, как серебряная слеза. Она не станет скрывать угрозу — ты увидишь её во взгляде, почувствуешь в каждом движении. Это опасность, которую можно увидеть, от которой можно убежать.
Но куда страшнее — второй случай.
Второй случай — хитрость.
Она не сверкает, не предупреждает о себе звоном стали. Она тихая, как шёпот в темноте, как тень, скользящая по стене. Она не режет — она плетёт. Паутину из полуправд, намёков, обещаний без слов. Ты даже не поймёшь, когда окажешься в её сетях.
Нож оставляет рану, которую можно зашить.
Хитрость — отраву, от которой нет противоядия.
Я стояла около зеркало, смотрела на свой образ. Проверяя нет ли изъянов. Платье из ткани атлас с легким мерцанием черное, облегающее, с открытой спиной и разрезом до середины бедра. Туфли лодочки черные на шпильке. Волосы заплела в высокий конский хвост с нарочитой небрежностью. Волосы гладко зачёсаны ото лба, но несколько выбившихся прядей обрамляют скулы. Концы слегка подкрутила. Макияж дымчатый смоки-айс с акцентом на губы.
Пройдя через дверь, которую сложно теперь назвать дверью... Я чуть не зацепилась платьем. Проговорила проклятье и пошла дальше по коридору к лестнице. Цоканье шпилек разносилось по длинному, темному и мрачному коридору. Я думала насчет накидки, потому что на улице прохладно, но Энтони же у нас джентельмен. Отдаст свой пиджак.
Спустившись по лестнице вниз, а затем прошла в холл. Снова рассмотрела картины, которые украшали по пути белые стены. Я зашла в холл и не увидела Энтони. Подумала, что вдруг он уже на улице, но когда выглянула открыв дверь то никого не увидела. Он что заставит меня ждать? Или как. А чтобы пойти его искать, то куда? Я даже не знаю где находится его спальня.
Сижу в гостиной уже около тридцати минут , смотря просто в потолок. Потому что телефона у меня так до сих пор и нет. А телевизор... Я пульт не нашла.
Шаги раздались эхом. Тяжелые, уверенные. Энтони. Подняв голову, я повернулась в сторону лестнице. Энтони был одет в черный пиджак, с бархатными лацканами. Черные брюки без стрелок, узкие и чуть укороченные. Темная, графитовая рубашка с расстегнутой пуговицей, а на шее тонкая серебренная цепочка. Так же черные оксфорды с острым носком. А на правом запястье минималистичные часы, с чёрным ремешком.
—Ты бы еще через год подготовился,— недовольна проворчала я, вставая с дивана, но с его образа взгляд не сводила. Боже да он же красивый, тогда почему такая душа черная.
— Надеюсь, что когда-то тебе охотники отрубят язык, потому что ты меня раздражаешь,— проговорил Энтони проходя мимо меня. Даже не взглянул на меня. От него пахло парфюмом «Creed Aventus». До жути приятный аромат.
Я поплелась на своих шпильках за ним, осматривая его крепкую спину. И вдыхая тихонько его парфюм. Мы вышли из дома, а затем подъехал черный «Мерседес». Я села на заднее, но тут рука Энтони выдернула меня обратно. Он втолкнул меня на переднее сиденье, водитель вышел, а Энтони сел сам за руль и завёл машину.
— Я думала, что нас повезут. Мог бы так не хватать,— пробормотала я, потирая своё запястье. Безмозглый отброс эволюции.
— Не нужно думать. Не стоит. Явно не твоё,— с выдохом сказал Энтони и наконец-то тронулся.
А я сидела и смотрела на него с поднятыми бровями. Он только что оскорбил меня. Назвал тупой. Без мозгов. Я отвернулась к окну, вспомнив, что забыла пристегнуться. Наконец-то ремень безопасности теперь был пристегнут. Я смотрела на красивые деревья, которые проплывали.
— А ты случаем не замерзнешь? Взяла бы накидку какую-то, льдинка,— с насмешкой сказал Энтони, проводя рукой по рулю. Он вёл машину одной рукой так уверенно, так пафосно, что можно было задохнуться.
— Ну тогда одолжишь мне свой пиджак,— с цоканьем сказала я.— Ты же джентльмен, Энтони.
Энтони лишь поджал губы, чтобы скрыть зловещую улыбку, но поднял бровь в знаке вопроса: «Ты уверенна?». И кстати я так и не поняла, он даже ничего мне не скажет насчет моего платья? Разве не он мне говорил, чтобы я не одевалась открыто? Ну и ладно, мне же лучше. Я чувствую себя идеально!
Через час езды мы остановились около ресторана «Westlight , The William Vale Hotel, Williamsburg». Поднялись на двадцать второй этаж.
—Почему тут? —поинтересовалась я, когда мы уже садились за бронированный столик.
— Мне нравится тут атмосфера и кухня,— сухо ответил Энтони. Он даже стул мне не отодвинул.
Атмосфера и взаправду была тут прекрасная. Лифтовая эстетика с тёмным деревом, кожаными диванами и приглушённым светом. Кухня современный американский стейк-хаус с элементами азиатского фьюжена. Музыка приятная лаундж-джаз с лёгкими электронными нотками. Огромные панорамные окна, открывающий вид на ночной Манхэттен, мост Уильямсбруг и огни Ист-Ривер. Наш столик был у самого стекла, слегка в стороне от основных зон — чтобы было приватно.
Я стала изучать меню. Присмотрела к блюду: Тартар из вагю с трюфелем и коктейль на скотче . А Энтони себе заказал: утиную грудку в вишнёвой глазури и виски.
Я посмотрела на Энтони, снова сканируя его одежду, а затем лицо. Смотрела на его руки, которые были скрещены на груди, ноги широко расставлены. Он не смотрел на меня. Смотрел в окно.
— Через три дня похороны Фальконе,— бросил резко Энтони.— Мы поедем туда.
— И зачем ты мне это говоришь?— выгнула бровь.— Обычно ты не предупреждаешь.
Энтони сжал зубы, а затем посмотрел на меня, но быстро отвел взгляд и втянул носом воздух. Он что злится?
— Закрой рот,— проворчал Энтони и резко встал. Без слов. Без ничего, ушёл в уборную.
Я сидела просто с открытым ртом. Принесли еду, которую мы заказывали, а я лишь смотрела на уборную. Какого хера он ушёл? И почему такой раздраженный. Злой. Придурок! Мне его не понять. Не буду его ждать, а начну просто ужинать.
Долго Энтони ждать не пришлось. Через минут пять он вернулся, сел за стол и тоже стал есть. Я переодически смотрела на него, но он упёрто смотрел в стол или в окно. Да что с ним такое?! Это начинает раздражать. Не то чтобы я хочу, чтобы он смотрел постоянно на меня. Но всё же. Какого хера?
— Я тебе сейчас что-то воткну в глаза, если будешь так смотреть на меня,— прорычал Энтони, а затем бросил приборы, вытер рот салфеткой.
— Псих,— плюнула я раздражённо.
— Шлюха,— с насмешкой сказал Энтони.
— Как ты назвал меня?!— воскликнула я, выбросив приборы из рук, подняла на него взгляд.
Энтони лишь улыбнулся, показывая свои красивые ямочки. Взял виски и сделал глоток. Молчание повисло между нами, но нарушало только тихие смешки, разговоры других людей и музыка. Я встала, вышла из-за стола, кинув на стул салфетку. Пошла на балкон с видом на Манхэттен. Ветер сразу же обдул меня, заставляя поежиться. Я подошла к краю и взялась за перила, посмотрела вниз.
Я стояла у перил, опираясь ладонями о холодный металл. Где-то внизу копошились огни машин, сливаясь в рыжую реку. Ветер подхватывал прядь волос, вырвавшуюся из конского хвоста, и я зажмурилась — слишком высоко, слишком опасно.
Запах одеколона Энтони смешался с дымом моего парфюма прежде, чем я почувствовала тепло тела за спиной.
— Ты дрожишь,— голос Энтони прокрался ниже плеча, губы коснулись голой кожи между лопатками.
Я не ответила. Его пальцы скользнули под подол моего платья. Ткань с шуршанием поползла вверх, открывая бедра прохладному воздуху.
— Я сказала, больше ничего не будет,— прошипела я. — Ни прикосновений. Ни поцелуев. Никакого «ты моя».
Он прижал меня к перилам, и я впилась пальцами в железо. Внизу, в двадцати этажах под нами, Нью-Йорк продолжал жить — жёлтые такси, крики, гул метро. Никто не поднимал голову.
— Ты мне лжешь,— он прижался губами к уху, — Твое тело дрожит от одного моего дыхания.
Я пыталась как-то вырваться, но не могла. Он слишком сильно давил, а я боюсь высоты. Моя голова закружилась, я сжала перила сильнее. Вспомнив момент из детства, как я застряла на аттракционе. И просидела там около тридцати минут, пока чинили. После того момента я и боюсь высоты.
— Посмотри вниз.— нагнул мою голову в пропасть,— Ты хочешь упасть?— его голос стал ласковым, нежным.
Я смотрела на эту пустоту, моё сердце колотилось бешено. А рука Энтони давила сильне и сильнее. Так что верхняя часть тела была уже за перилами почти. Холод перил обжигало ладони, но его тело излучало жар. Адреналин забурлил в крови, ноги задрожали, а пальцы на руках стали неметь. В висках застучало, а в ушах зазвенело. А кровь стала приливаться к голове. Я завизжала.
— Но я не дам,— прорычал Энтони, рванув меня назад. Снова прижав бедрами к перилам.
— Ублюдок! Ты...— моя голова кружилась, в горле пересохло. Меня всю трясло.— А если бы ты отпустил меня?!
—Клянусь твоей болью: пока ты дышишь— я буду твоим Богом. Когда перестанешь — стану твоим Дьяволом. Но не отпущу. Ни в этой жизни, ни в следующей.— проговорил Энтони мне на ухо, заставляя моё тело покрываться большими мурашками. Энтони прикусил мою мочку уха, чуть посасывая её, затем его нос втянул мой запах. Выдох в ухо, нос прошёлся дорожкой до плеча.
—Ты умрёшь моей — и только тогда я позволю тебе уйти,— прошептал Энтони впившись мне губами в шею, втянул мою кожу через зубы.
Я ненавидела его. Ненавидела своё тело за то, что кожа под его пальцами, под его голосом вспыхивала, будто он выжигал на ней клеймо.