Необратимость
Свобода в том, чтобы не пришлось о чем-то сожалеть.
Из фильма «Адвокат Дьявола»
Лика
Дождалась, пока родители уйдут в свою спальню, потом, на всякий пожарный, посидела ещё час, прислушивалась, и теперь на цыпочках иду к компьютеру. Он в соседней комнате рядом с телефонным шнуром. В полной темноте на ощупь нажимаю кнопку включения.
Идёт соединение с интернетом, модем издаёт характерные протяжные и писклявые звуки. Господи, хоть бы отец не проснулся.
Открываю почту и с замиранием дожидаюсь загрузки страницы. Сколько же здесь писем от Тима. Он что по два в день строчил?
15.11.2002
«Малышка, почему ты молчишь? Ты убиваешь меня своим безразличием».
15.11.2002
«Неужели он так хорош собой? Или ты просто решила мне отомстить?»
16.11.2002
«Лия, мне сегодня приснился жуткий кошмар. Я слышал, как ты всхлипывала и плакала. Он сделал ЭТО с тобой? Скажи честно. Попытаюсь тебя простить. Невыносимо...»
16.11.2002
«А ведь знаешь, меня предупредили, что это произойдёт. Накануне нашего разрыва видел тебя во сне, запертой в комнате, которая наполнялась водой. Тогда не понял, отмахнулся. Только тебя заполнила не вода, черт его побери».
17.11.2002
«Ну почему ты молчишь? Неужели я не заслужил никаких объяснений? Мы что чужие? Напиши мне, Лия!»
17.11.2002
«Ну и молчи. И не подумаю ещё хоть раз написать тебе».
18.11.2002
«Не могу. Ну зачем я узнал твой e-mail? Детка, я так хочу, чтобы ты оказалась сейчас рядом со мной. Хочу уснуть вместе. Не могу простить тебя. Так злюсь. И мне больно. Алекс говорит, что нужно всего лишь с кем-то переспать, чтобы выгнать тебя из головы. Вчера уснул с твоей фотографией в руках, братья застукали и весь сегодняшний день раздавали мне советы».
19.11.2002
«Ты всё же пошла с ним. Прямо на моих глазах. Не думал, что ты такая беспощадная. Мне что на колени надо было упасть, чтобы ты передумала? Да тебе самой захотелось на свидание с этим чертовым холёным иностранцем. Вы кипятком писаетесь по таким, да? Такая же, как все остальные алчные куклы Барби. Ну и идите оба, знаешь куда. Вы очень друг другу подходите — даже письма пишите бездушные и вылизанные. Ты никогда по-настоящему не считала меня достойным тебя. Видеть тебя больше не желаю. И не вздумай мне отвечать, поняла?»
Прочитав бесконечную вереницу сообщений от Тима, сердце предательски заныло.
Не заходила в почту с самого понедельника и понятия не имела о всех его терзаниях, иначе уже давно не выдержала бы. Может, и к лучшему, что не увидела его письма раньше? Я бы пожалела Тима и мигом забыла, как чуть не лишилась жизни из-за его шантажа.
Почему, когда уже отчаялась и почти смирилась, он заявляется в мою жизнь и устраивает кавардак в мыслях?
Кого я пытаюсь обмануть? Смирилась? Как бы не так. Будто не ждала его каждый Божий день?
***
Точка невозврата — критический рубеж, после которого изменения необратимы. Нельзя назад, нельзя восстановить всё, как было. Предел, когда самолёт уже слишком далеко от аэропорта вылета, остается только продолжать начатое движение вперёд до конца, ведь в ином случае топлива не хватит. Когда мужчина делает вазэктомию и больше не может иметь детей, даже если импульсивно и необдуманно решился на операцию. Когда бабочка уже не станет куколкой. Когда человек умер, и больше его не увидишь никогда. Точка невозврата — когда у тебя не остаётся выбора.
В кои-то веки, несмотря на письма Тима, проснулась с прекрасным настроением. Мне снилось, что недалеко от дороги между заборами двух особняков на лужайке раскинулось яблоневое дерево. И вроде карликовое, какие растут в наших горах, но яблоки на нём были румяные, краснобокие и просто огромные, размером... размером с круглую дыню-колхозницу. И все рядом, низко. Я ещё удивилась, что никто их не заметил и не собрал до меня, хотя вот плоды все на виду. С детства обожала яблоки, еще с того возраста, когда в полтора года называла их «дяга». Однажды мама во время прогулки отвернулась, а я из уличной урны достала чей-то огрызок и готовилась откусить. Во сне набрала полный мешок сказочно-больших плодов.
Перед выходом из дома застала маму на кухне, что было весьма неожиданно. Она никогда не встаёт так рано.
— Лика, у тебя всё хорошо? Может, чаю?
Мама сроду не готовила мне завтраки. Да и аппетита у меня нет по утрам. Максимум — стакан воды из-под крана. Отец всегда плотно ест перед рабочим днём и, если встретить его за едой, может заставить взять с собой на дорожку бутерброд с колбасой или с вареньем. Но мама?
— Мам, я уже убегаю. Что-то случилось? — последнее слово говорю уже из прихожей, проводя губкой с глицерином по полуботинкам.
— Приснился неприятный сон про тебя, — она появляется в проеме и продолжает говорить встревоженным голосом. — Начался шторм. Кажется, рядом был океан... Может, море. Нужно было срочно бежать в горы. Олежка был впереди всех, такой шустрый и беззаботный, как и всегда. За ним спешила я и почти вскарабкалась наверх, пока не обернулась назад. Тебе никак не удавалось добраться, совсем ослабла. Просто повисла на руках, держась за выступ скалы. А позади побережье с домами накрывало цунами. Я видела, что ещё чуть-чуть — и ты сорвешься вниз. Ты сдалась, сказала: «Мама, я больше не могу». Вот я и проснулась.
Ей бы этот сон на несколько недель раньше, перед их поездкой на озеро.
— Мам, всё хорошо. Это всего лишь сон. Когда вернусь, расскажу тебе свой, — быстро чмокаю её в щёку и убегаю, не придавая значения маминому рассказу.
И зря.
Тим
Увидев Лику в аудитории, не мог отделаться от прокручиваемых в голове сценариев её вчерашнего свидания. Из окна второго этажа корпуса я разглядел не слишком отчетливо фигуру ухажёра, а его лицо пряталось под гигантским зонтом. Приперся с цветами. Подготовился основательно, сволочь.
И что мне теперь делать? Я проиграл. Не могу с этим смириться. Хотя в какой-то момент даже мелькала мысль, что наши отношения стали слишком обременительными для меня. Как так можно было заблуждаться? Самокопания слишком исказили реальность происходящего, желания ослепили.
После первой пары Лика сидит с подругами в столовой. Улыбается. Она счастлива?
Наверное, обсуждают её вчерашнее свидание. Значит, с ним ее отпускают родители без скандалов? А ничего, что он уже самый настоящий мужик? Вот кого реально надо бояться, а не девятнадцатилетнего неопытного пацана.
Ноги несут меня в ее сторону, хотя никакого четкого плана в голове и в помине нет. Вакуум. Как во время пожара: паника, счет идет на секунды, но страх подгоняет действовать немедленно, инстинктивно. Не могла она так быстро разлюбить.
Лика не успевает среагировать, когда я быстрым шагом подхожу к столику, наклоняюсь, беру её разгоряченное лицо в свои руки и целую. На глазах у всех. Со всей страстью и нежностью, на какую только способен. Хочу показать то, что не могу сказать словами. Приоткрываю большими пальцами её губы, касаюсь языком. Лишь бы не дать ей времени на размышления, на реакцию. Это только выглядит самоуверенно, по факту же так не боялся с самого детства.
Вокруг нас раздаются шокированные этим представлением возгласы: «Воу-воу». Кто-то позади хлопает. И только тогда я отрываюсь от губ Лики, покрытых сладким прозрачным бальзамом, но всё ещё держу в ладонях её лицо, поглаживаю большими пальцами.
Она ошарашено смотрит в мои глаза, намертво лишившись дара речи. Иногда наглость во благо.
— Лика, можно тебя на пару минут? — протягиваю ей руку. Мой голос чужой, сдавленный, как при жутчайшей ангине.
Она берёт меня за руку и молча выходит из столовой. В шоке? Или просто не хотела продолжения публичного спектакля? Но за руку-то взяла, а могла бы не брать. Соберись! Психу она больше не доверится.
Алиса с Дариной тут же начали перемывать мне кости, наверное. Сороки. Вижу их через стеклянную перегородку, Дарина прямо перегнулась через весь стол.
Лика
Тим стоит напротив меня на безопасном расстоянии. Он в чёрной кожаной куртке, такого же цвета узких джинсах-скинни (Тим длинноногий, они ему очень идут) и белых кроссовках с крыльями по бокам. Его новая прическа дополняет стильный и слегка небрежный образ.
«Крутой и опасный парень», — сказала бы я, увидев его впервые.
В носу усиливается тот самый фантомный запах дыма.
Жду очередной дерзости, обвинений, ультиматумов, но Тим сообщает совершенно неожиданные новости. Он собран, голос уверенный и, видно, что держит себя в руках. Но на всякий случай не смотрю ему в глаза, чтобы не подпасть под чары. И мне это легко удается, ведь я гораздо ниже Тима и сейчас разглядываю замочки и металлические пуговицы на его косухе, медиатор в чехле, как и прежде болтающийся на поясе.
— Лика, пожалуйста, послушай меня и не перебивай. Не знаю, почему и в какой момент всё стало так сложно между нами. Всегда ведь было легко вместе. Проведи со мной всего один день. Пожалуйста. Алекс уговорил маму продать нашу квартиру. Им с Максом не хватает денег на звукозаписывающую студию. Мама переезжает к соседу снизу, а нам на той же площадке купила однокомнатную квартиру. Сегодня они с дядей Игорем лепят пельмени и ждут нас на обед, чтобы попрощаться с домом и отпраздновать новый этап отношений. Мама не знает, что мы с тобой в ссоре, и ждет тебя. Если не из-за меня, то хотя бы ради неё. Прошу. Дома безопасно, никто из знакомых твоих родителей не увидит нас вместе.
Впервые слышу про этого дядю Игоря и переезд пацанов.
— Тим, я ничего не понимаю. Почему твоя мама переезжает к соседу? А как же твой отец? Где он жить будет?
— Лика, папы больше нет, — его голос вздрагивает, будто сейчас он заплачет, но нет, глаза у Тима сухие, челюсть сильно сжата, проступили желваки.
— Когда? Когда это случилось? — Может, когда он целую неделю пропускал пары?
— Ещё летом, — его ответ меня шокирует. — В тот день, когда не смог приехать за тобой. Не было возможности рассказать об этом. Разговор как-то не клеился. Да я и не мог обсуждать его смерть тогда спокойно. В этом причина моего бешеного поведения после твоего дня рождения. Это не оправдывает, но я был в полном раздрае, — он говорит всё это, повесив голову, крутит кольцо на пальце.
Тянусь, чтобы обнять его и пожалеть, хотя всего пять минут назад готовилась дать отпор. Тим не строит из себя железного дровосека, не сопротивляется, наклоняется, льнет своей головой к моему плечу, и я глажу его по волосам, пока один из преподавателей не проходит мимо и начинает демонстративно покашливать.
Сказанное Тимом погружает меня в глубокие размышления на протяжении всего пути к его дому. Получается, мы оба не чувствуем друг друга, не договариваем, не делимся скорбями, понимаем всё по-своему. Оба эгоисты.
На входе нас встречает радостным лаем лабрадор Рич. Мне от этого только страшно, поэтому собака отправляется отбывать срок на балконе.
Мать Тима широко улыбается, вытирая руки, испачканные в муке, о фартук, подходит и заключает меня в крепкие объятия.
— Ну здравствуй, девочка с щечками-яблочками. Ты теперь Златовласка? Красоту ничем не испортишь. Наконец, опять встретились. А то Тим прячет от нас. Наверное, ревнует и боится, что старшие братья украдут. Они вечно у него забирали игрушки в детстве, — заливаясь смехом, произносит последнюю фразу брюнетка.
Тим тем временем хватает из вазы большое красное яблоко и откусывает от него, сок бежит по его пальцам, капает на пол. Мать прикрикивает на него: «Куда грязными руками? Мойте руки. Мы с Игорем уже почти закончили».
Замечаю за столом худощавого мужчину с седыми вьющимися волосами, на глазах очки с толстыми стёклами. Странно, но он лепит пельмени при полном параде: в голубой рубашке и серых классических брюках. Только тапочки в виде собачьей морды не вписываются в его строгий образ. Наверное, одолжил у кого-то из пацанов.
У них такое своеобразное свидание? Да, люди хотят любви в любом возрасте.
Повсюду стоят картонные коробки, перехваченные скотчем. Всё готово к переезду. Интересно, что чувствует Тим? Он провёл здесь своё детство, а теперь начисто лишится личного пространства и будет делить одну комнату с двумя другими не самыми спокойными и правильными братьями.
У стены возле спальни Тима стоит дверь, её просто прислонили. Наверное, хотят забрать её в съемную квартиру.
Захожу в ванную и включаю горячую воду. Руки дико замёрзли на улице. Следом за мной входит Тим с виноватым и пристыженным видом. Дом старой советской постройки, вдвоем у раковины не уместиться.
Тим подступает все ближе к моей спине. Убирает пряди моих волос на одно плечо, утыкается носом в шею, и шепчет: «Боже, как ты пахнешь. С ума схожу от этого аромата. Ты знаешь? Лучший запах в мире».
Он остается позади меня, но не дожидается, пока я отойду от раковины, чуточку наклоняется и протягивает руки по обе стороны от моей талии к воде, берёт мыло. И при этом чмокает меня в макушку. Дурачится, делает вид, что сейчас укусит за плечо.
Тим такой высокий. Мне нравится наше отражение в зеркале. И его глаза, которые сейчас такие нежные. Он даже не пытается скрыть удовольствие от моего присутствия. Тим тоже смотрит на нас в зеркале. Не могу сдержать беглую улыбку, хотя хотела выглядеть строгой и неприступной. Ведь не сказала, что простила его. Знаю, что веду себя непоследовательно, но я нужна сейчас ему.
Усиливающийся в носу запах дыма вызывает тревогу, но я подавляю её. Сейчас же полный дом людей. В этот раз ничего не случится. Тим вытирает руки и разворачивает меня за плечи лицом к себе, пока горячая вода продолжает утекать в раковину.
Открываю рот, чтобы что-то сказать. В такие моменты отчаянно чувствую, что надо говорить, неважно что, лишь бы не молчать и не стать ещё ближе, надо разорвать магнетизм. Разбавить словами накатывающие желания и мысли. Но Тим нежно прижимает свой палец к моим губам, потом водит им от кончика моего носа до переносицы:
«Ч-ш-ш, детка... — уже от того, как ласково он меня назвал, тело начинает пульсировать. — Не бойся... Ты веришь мне? Так по тебе скучал, так скучал. Кажется, целую вечность не видел этот идеальный нос так близко».
Коротко смеется и опускает голову мне на плечо, видимо, всё ещё боится смотреть в глаза и непроизвольно вздрагивает, когда я провожу пальцами по его затылку. Но тут же облегченно выдыхает носом и весь расслабляется. Он медленно гладит меня по лицу, рисует кончиками пальцев узоры на ладонях. И всё не глядя. Дыхание перехватывает, голова кружится. Я тоже закрываю глаза. Такие же ощущения, когда экстремальный аттракцион резко останавливают, а ты висишь головой вниз, задерживая воздух в легких. И ждешь. Ждешь, что будет дальше. А дальше тебя закружат с ещё большей скоростью.
Тяжело удерживать тело на ногах. Слабость в коленях, шум в ушах. Я по нему безумно скучала. По аромату его цитрусового парфюма.
«Расслабься. Не думай. Ты слишком много думаешь», — шепчет Тим, склонившись над моим ухом, и мурашки бегут по телу, он прижимается своим лбом к моему, массирует напряженные плечи. Мне так хорошо с ним. Больше всего на свете, больше всего в этой жизни я хочу остаться с Тимом.
И я сдаюсь, подставляю ему шею для поцелуев.
«Прошу только об одном шансе. Если опять накосячу, обещаю, сам оставлю тебя в покое», — шепчет он мне, прикасаясь губами к чувствительной коже. И от этого я непроизвольно встаю на носочки, тянусь ближе к нему.
Его руки такие осторожные, такие нежные. Они скользят по моим ключицам, лопаткам, сжимают за талию. И я его не останавливаю. Разве может что-то случится здесь? За дверью полно людей. Его ладони уже на моих бедрах, но я свожу колени вместе.
Не могу, не хочу сопротивляться, не хочу больше его отталкивать.
Он ведь обещал больше меня не обижать. Что плохого в происходящем? Это ведь ещё не настоящий секс, верно?
Щелчок. Я вздрагиваю. Это Тим наощупь закрывает дверной замок, пока его губы осыпают мою шею влажными, требовательными, быстрыми поцелуями. Мне стыдно от того, как тяжело дышу, как горят щёки, как предательски дрожит всё тело, как оно выгибается.
— Скажи хоть что-нибудь, Лия? — шепчет Тим и кладет мои ладони на свою грудь под майкой, я слышу его бешеное сердцебиение, он накрывает мои руки своими, водит по коже и каждый миллиметр его тела под моими пальцами вздрагивает от прикосновений, наши ладони спускаются к его рельефному прессу, и теперь уже моё сердце готово выпрыгнуть из горла. — До чёртиков тебя хочу, — прерывисто произносит он, даже его вдохи звучат рвано, с дрожью.
До чёртиков... От незнакомых ощущений в теле, от откровенности Тима у меня непроизвольно дрожат колени.
Пытаюсь найти тысячу отговорок, чтобы оправдать себя, чтобы разрешить ему делать то, что он и так уже делает.
Разве не люблю его? Разве мне не нравится? Разве захочу после такого быть с кем-то другим, кроме него?
Тим расстегивает верхнюю пуговицу на моей блузке.
Это проявление любви, так ведь? Или я выйду замуж за другого? Нет, конечно. Брак с Тимом родители не благословят. Он прав, другого выхода для нас не существует.
— Можно или нельзя? — нетерпеливо спрашивает он, как змей в Эдемском саду, и кусает мои губы. — Можно или нельзя, Лика? — И я притягиваю его сильнее за плечи.
Ждать просто нечего. Он не будет больше ждать. Сколько раскованных, свободных от условностей девушек крутится в ночных клубах, где Тим выступает с братьями.
Он расстегивает вторую пуговицу.
Головой понимаю, что надо его остановить, но боюсь потерять. И моё тело кричит о его любви, хочет, чтобы Тим касался меня, обнимал, любил, нуждался во мне, как нуждается сейчас. Ещё ни разу не видела его таким горячечным, исступленным, зависимым, одержимым мной.
— Умоляю, скажи, что тоже хочешь меня, — на мгновение замирая, говорит Тим охрипшим голосом и проводит носом вдоль моего уха, шумно вдыхает запах волос.
А если я скажу, что так же сильно хочу тебя, но... НЕ МОГУ? Что это неправильно, что это не вовремя. Что тогда? Ты опять взбесишься, выгонишь меня отсюда, прикажешь убираться из твоей жизни, запретишь говорить с тобой? Что тогда делать мне? Сжиматься от нестерпимой душевной боли?
Вместо ответа подношу к губам его ладонь и целую. Целую каждый его палец. И мне страшно. Из меня будто выкачали всю силу воли и забрали голос, как у русалки. Одновременно таю и в то же время злюсь. Злюсь на Тима.
Третья пуговица выскальзывает из петли. Я чувствую его напряженные ноги своими бедрами, как сильно он прижимает меня к себе и к раковине. На спину через тонкую ткань блузки летят обжигающие брызги воды из-под крана.
Да не всё ли равно, один и тот же грех? Смотреть с вожделением — то же, что и заняться любовью на самом деле. Даже царь Давид, друг Божий, не удержался и переспал с чужой женой, красавицей Вирсавией, а после известия о беременности убил её мужа. Я, по крайней мере, никого убивать не собираюсь.
Тим скользит пальцами под бретельки бюстгальтера и одну за другой спускает их с моих плеч.
У Адама с Евой не было свадьбы.
«Офигеть», — говорит Тим, чуточку отстраняясь и с восхищением разглядывая меня в наполовину расстегнутой блузке.
А я думаю: «А как же ночь Есфири с царем Артаксерксем, который выбирал себе будущую жену из сотни самых красивых девушек города Сузы? Откажись она от этого, не исполнила бы своё призвание, историческую роль и всех евреев там бы перебили».
Тим шепчет мне на ухо, что я роскошная, когда через ткань бюстгальтера прикасается к моей груди.
А я убеждаю собственную совесть: «Кто сказал, что нужна подпись в ЗАГСе, чтобы сочетаться друг с другом? Можем ли мы быть в брачном завете лишь пред Богом, если другого выхода нам не оставили?»
Его рука на моем затылке, его глубокие поцелуи не дают мне сосредоточиться, опомниться, одуматься. И хочу этих поцелуев, больше всего на свете хочу его, но это билет в один конец, билет в преисподнюю. Я приношу слишком большую жертву.
Тим ведь не клялся, что останется со мной до самой смерти. Какой же это завет?
Если сейчас остановлю, он точно вспылит, решит, что нарочно издеваюсь. Раньше надо было тормозить.
Дьявол кроется в деталях, лжец и искуситель, знающий, что напеть двум сгорающим от страсти людям.
Тим
«Упс. Прости», — говорю я про её колготки. По ним поползла стрелка из-за ногтей, которые отращиваю на правой руке и подпиливаю особым образом (без них гитара звучит плоско, глухо).
Запотевшее от пара зеркало, наши волосы влажные, бешеный пульс, капельки пота над губой Лики и мокрые глаза, но она всё-таки не плачет. А я так и стою в наглухо застегнутых джинсах и в майке. Не об этом она читала в своих английских романах. Да, скорее, ей было совсем не «вау». По крайней мере, в конце.
Лика вышла из ванной с лицом такого же цвета, как и её бордовая блузка. Глаза стали только прекраснее, горя лихорадочным огнём, запах сочных фруктовых с кислинкой духов усилился на влажной коже. Её и моей коже.
Садимся за стол напротив друг друга. Как раз сварились пельмени. Лика вымученно улыбается маме. Боюсь смотреть ей в глаза после всего, что произошло. Но я уже заплатил за это ценой трех лет воздержания. Да, черт, в конце концов, хочу знать, что она теперь только моя и больше ничья. Совесть не позволит Лике обмануть другого мужчину и выйти замуж за него, потеряв девственность со мной. У неё действительно ещё ничего не было с этим Эриком, сегодня я убедился.
Лика лишилась девственности, а я нет. Даже не спрашивайте, как такое может быть. По-настоящему ей было бы ещё больнее в первый раз. Она свыкнется с этой мыслью. Не сразу, но свыкнется. И станет нормальной. Терпеть дальше уже невыносимо. В следующий раз всё получится правильно, ещё лучше.
Когда обед окончен, Лика скромно прощается со всеми и не остается на чай. Просит не провожать её и даже отказывается взять яблоко с собой, которое ей предлагает мама. А ведь она их так любит, может по два за один раз сгрызть. Лика обо всём пожалела. Точно пожалела.
_________________________________
Примечание. Несмотря на упоминание интимных сцен в главе, у меня радикальная позиция на этот счёт. Насколько бы современный мир не уверял, что близость до брака - нормальное и естественное явление, я смотрю на этот вопрос иначе. Так же, как и многие исследования в области брака и семьи, как и консультанты-психологи, как и любой отец дочери. Даже работодатели делают доступными льготы работникам такие, как медстраховка, спортивные корпоративные программы, место на парковке, только после прохождения новичками испытательного срока, а не в первый же день работы.
Посыл главы в том, что сильные и принципиальные люди не могут быть достаточно непоколебимы сами по себе в провоцирующих ситуациях, один на один друг с другом, хотя и убеждены в обратном.