III
- Мое детство было довольно однообразным. Хоть я и родилась в конце девяностых - того времени не помню, и знаю подробности мировых событий из телевизора, учебников, книг и со слов родных, - начала я свой рассказ, сидя в мягком кресле, пока Император оценивал мое состояние пронзительными темными глазами.
Молодая англичанка слушала внимательно. Гром разрывал небеса, дождь заливал уставшую землю.
- Как правило, многие знаменитости на смертной одре начинают свою автобиографию с самого детства. Я не буду исключением из правил. Росла вместе с бабушкой и дедушкой, мать бросила меня еще в роддоме, когда узнала, что у нее дочь, а отец в один прекрасный день перебрал с алкоголем и попал под поезд, переходя железнодорожные пути неподалеку от нашего поселка.
Я была слишком активным ребенком со слов бабушки. Сейчас таким детям врачи ставят СДВГ, но, на мой взгляд, они перебарщивают с поспешностью решений. Дети должны чувствовать и проживать свой единственный период искренней радости и веселья, пока есть такая возможность.
С пяти лет мне начали прививать "законы жизни". Меня били за малейшую провинность, хотя современный мир кричит, что нельзя заниматься рукоприкладством, нужно же объяснять, что и как. Вот только мне не повезло. Я родилась не в то время, и не в том месте.
Но я отвлеклась, прошу прощения.
Моя бабушка была человеком слишком мягким, божественным, одухотворенным. Порой мне казалось, что она очередная мученица на этой грязной земле, которой после смерти суждено стать одной из святых. Признаться, меня тошнило всякий раз, когда я видела, как она смотрит на небо и что-то шепчет про себя... Будто меня рядом не было вовсе.
Мы ходили с ней в церковь каждую неделю по воскресеньям. Я, не смотря на ранний возраст, соблюдала все каноны, правила, старалась улавливать отдельные слова в песнопениях и не садиться, а уж тем более не шевелиться, пока идет процессия со священником во главе.
В те моменты я была счастлива. Наверное. Или мне хотелось так думать.
Атмосфера церкви, ощущение быть причастной к чему-то высшему, чистому и доброму затрагивали мою душу. Находясь там, я задавалась вопросом о безграничном зле и беспричинном добре.
И не находила ответа.
В моей голове шла ожесточенная борьба, ведь я сама не обладала теми свойствами характера, которые были у святых и мучеников. Хотя подозревала, что ответ на вопрос кроется где-то рядом, стоит лишь протянуть руку - и он окажется в моей ладони.
Нужно было всего лишь поверить. Черт возьми, надо было хотя бы попытаться. Мне следовало быть как все и думать, как все.
Я была грязной, испорченной, несмотря на юный возраст. И отчётливо это осознавала. Почему? Не могу объяснить, я просто это знала. И поэтому однажды расплакалась, когда поняла, что не смогу всю жизнь прожить в бедности, помогать слабым и прощать обиды. Мой злой нрав и отвратительный характер всякий раз бунтовались в душе, и серафимы оставляли мое сердце, а ангелы уходили в тень.
Кроме этого, меня всякий раз коробило от того, что перед воротами церкви стояли обреченные люди, которым я протягивала деньги, так как того требовали правила. Они же благословляли мою детскую душу, а потом после службы шли в магазин неподалеку и покупали себе бутылки пива, уходя под тень деревьев, неподалёку от храма.
Однажды я вообще решила высказать бабушке все в одну из утренних служб. Мы разговаривали шепотом.
- Бабушка, почему за молитвы о здравии и упокоении мы должны платить? Кроме того, почему священники, прислуживающие здесь женщины ходят с корзинками и собирают деньги, даже на Пасху? Их же обеспечивает государство, как мне сказал дед. Да даже за свечки мы отдаем деньги. Разве Бог не говорил о том, что добро делается бескорыстно?..
Бабушка посмотрела на меня слишком жестким взглядом, но пряталось в нем что-то, что хотело дать мне ответ, словно оно также несогласно с действующим положением вещей, но вместо этого она грубо ответила:
- Не смей богохульничать в церкви. Мы платим за веру. Люди не обязаны молиться за твою душу просто так.
- Но ведь сама вера проистекает...
- Да, но мы должны платить за оказанные услуги, люди не должны работать за бесплатно. Ты для них вообще никто. Стой и слушай, скоро батюшка Арсений зачитает притчу.
Ту притчу я даже не слушала. Люди вокруг незаметно подслушивали наш разговор и смотрели на меня, как на забежавшего бесенка во время утренней молитвы. Мне было безумно стыдно, и в то же время я была будто бы в каком-то мрачном непонятном фильме (мне нравилось думать, что моя скучная жизнь является частью чего-то большего).
Смотря вверх на изображение ангелов, уже тогда что-то во мне треснуло. Богородица с иконы справа посмотрела совсем иначе, чем раньше - с презрением. На ее укор мне нечего было ответить.
Я была задета таким отношением, моей детской душе все это казалось неправильным, грязным и недостойным Иисуса Христа и его жертвы, ведь он ради нас умер, вознесся на небеса, чтобы прийти однажды в Судный день.
В целом, я и сейчас так думаю. Вера не должна оцениваться материальным состоянием. Ее нельзя купить или продать, но можно загасить, вновь зажечь, наклонить вбок, сделать более тусклой или, наоборот, яркой, довести до фанатизма. Свечки, иконы, обряды, конечно, являются частью огромного животного, под названием рынок, а мы, верующие, его поддерживаем: кормим и поим из позолоченной миски. При этом являемся истинными христианами, которые в современных реалиях дают не более десяти рублей у ворот страждущим, чтобы те купили себе что-нибудь, и одновременно покупаем иконы на подарок за несколько тысяч...
- В ваших словах звучит сарказм и боль, или мне показалось... - начала Нэнси, но остановилась, так как поймала мой взгляд.
- Мне действительно больно от того, что мы даже близко не достойны всего, что сделал для нас Бог, но зарабатываем на его имени миллионы, если не миллиарды.
- Простите, вы верите в Бога?
- Да, и в дьявола в том числе. А вы нет?
Нэнси состроила смешную гримасу, сморщив нос от сказанных слов, но взяла себя в руки, как и подобает вежливому журналисту.
- Нет, как и все! - она засмеялась после этих слов. - Наука давно опровергла существование Бога, ангелов и дьявола. Вся религия не более чем одна большая сказка о происхождении мира для наших предков. Дьявола не существует, - добавила Нэнси более тихим тоном.
Я опустила глаза и погладила кота. Император молча взирал на девушку, но мы оба чувствовали злость.
Ведь когда-то и я была такой.
- Сейчас модно быть атеистом, а потом, когда опухоль прорвёт кровеносные сосуды в голове или бомбы будут сброшены на города - только тогда мы наконец-то вспомним о рае... или об аде. Так устроен человек. Мы верим только тогда, когда нам это выгодно, либо придумываем самим себе других богов и поклоняемся их идолам.
Нэнси при моих словах закивала, но ничего не сказала. Мы с ней поняли друг друга и без слов.
- Вот вы упомянули дьявола... Неужели вы и в него верите?
Лукавство и ирония сочились с ее маленьких губ, но я давно научилась отбиваться от подобной ерунды.
- Конечно. Разве я могу делать вид, что тот, кому я обязана всем - не существует? Вы сказали бы своему лучшему другу, что он всего лишь иллюзия? Каким бы гадким и злым его не представляли люди?
- Не хотите ли вы сказать, что считаете дьявола добром и своим лучшим другом? Тогда, получается, вы противоречите сами себе, считая, что мы должны верить в Бога, когда сами иного мнения... - голос Нэнси Эванс был тонок, она была ошеломлена услышанным.
- Вовсе нет. Просто однажды, хотя началось все еще давно, как раз в тот день - я поняла, что нахожусь на распутье между своими желаниями и основами морали. Дьявол предложил гораздо больше, чем мне дал Бог, но за все надо платить... Я выбрала не ту сторону, не того человека и оказалась не в том месте, где должна была быть. Запомните, Нэнси, однажды вы поймете многое, но от этого не станете счастливой.