1. Начало игры...
Кровь здесь льётся так же легко, как вода из разбитого кувшина.
Слова стоят жизни. Ошибка — стоит всего.
Те, кто выжил, научились держать нож ближе, чем друзей, и доверять только собственным инстинктам.
В этом мире свобода — роскошь, а любовь — смертельная слабость.
И если ты женщина, тебе позволено только одно — подчиняться… или стать тем, кого боятся даже самые жестокие мужчины.
Джана
Ей было девятнадцать. Арабская девушка с гордым взглядом, чьё имя — Джана — означало «рай», теперь ощущала себя узницей в собственном доме. Родители решили её судьбу: она должна выйти замуж за человека, которого даже не знала. Всё ради семьи, ради традиций, ради чести… Но не ради неё.
У Джаны был любимый. Он уехал за границу несколько месяцев назад, пообещав: вернусь за тобой, найду способ. Но время шло, а весть от него не приходила. Она знала: он был связан с мафией — теми самыми людьми, с которыми у её семьи был старый, кровавый конфликт.
Однажды вечером, возвращаясь с базара, Джана случайно стала свидетельницей встречи. На заброшенном складе в пригороде спорили несколько мужчин — и среди них был он, её любимый. С другой стороны — люди, которых боялись даже преступники. Среди них выделялась одна женщина.
Высокая. Статная. Молчаливая.
Вся сцена как будто замерла, когда она шагнула вперёд.
Зулема.
Имя, вызывающее страх. Женщина, прошедшая через ад. Арабка, как и Джана. Когда-то её тоже продали в брак — старик, кулак и холодный дом. Родила дочь. Бежала. Муж бил, угрожал, преследовал. Но свободы она всё равно добилась. Дочь… не успела спасти. Пожар. Смерть. Или — ложь?
Зулема исчезла на несколько лет. А потом вернулась. Уже другой. Сильной. Безжалостной. Грозой ночных улиц. Теперь она была одной из самых влиятельных фигур в подпольном мире.
О ней ходили легенды. Она была тем, кто не кричит, но от чьего взгляда немеют. Молчаливая, как тень, — она могла стоять в стороне, наблюдая, взвешивая, оценивая. И лишь потом, внезапно, точно и холодно — действовать.
Свобода была для неё святыней. Она не служила никому. Даже себе.
Холодная, словно сталь, и такая же опасная. И всё же — где-то в глубине, под слоями боли, страха и воспоминаний — у неё оставалось сердце.
Она любила одиночество.
И она была умна. Очень умна.
Темноволосая брюнетка лет 35 с коротким каре и чёлкой. Чёткие черты лица, выразительные тёмные глаза, в которых не отражался свет. Её красота была необъяснимая — дикая, хищная. Не женственная — смертельная.
Но за всей холодностью и жестокостью в ней было то, что невозможно объяснить. Харизма.
Притяжение.
Сила, от которой невозможно отвести взгляд.
Зулему ненавидели. Боялись. Проклинали.
Но те, кто видел её хотя бы раз — больше не могли забыть.
И даже враги, скрипя зубами, признавали: она такая, каких больше не бывает. И такая, в кого — чёрт возьми — всё равно невозможно не влюбиться.
Именно к ней Джана решила обратиться. Чтобы сбежать. Чтобы выжить. Чтобы вырваться из плена и выбрать — свою собственную жизнь.
Даже если ради этого придётся просить помощи у врага семьи…
Склад медленно пустел, словно кровь уходила из раны. Мужчины шептались тихо, едва слышно, будто даже ветер мог выдать их. Один за другим растворялись в ночи — с оружием в руках, с горечью и страхом в глазах.
Зулема стояла в тени, впитывая каждый звук. Её кожа была холодной, как металл ножа, которым она когда-то защищалась. Она любила этот момент — тишину после шторма, когда все слова лишние, а правда лежит голой и беззащитной.
Вдруг — лёгкие шаги. Кто-то шёл быстро, но не уверенно, словно тень на грани паники.
— Эй! — голос дрожал, но не сдался. — Это ты… Зулема?
Она повернулась, и холод её взгляда прошёл насквозь. Позвоночник выпрямился, словно стальной прут.
Перед ней стояла Джана — молодая, испуганная, но с решимостью, горящей в глазах как раскалённое железо.
— Я… нужна тебе, — слова рвались, но в голосе была сила. — Я знаю, вы завтра уезжаете. Я знаю, кто ты. И да — ты враг моей семьи. Но у меня нет другого выбора.
Зулема молчала — её молчание было острым, как лезвие ножа.
— Ты же знаешь, что значит быть пленницей, — продолжала Джана, голос прорезал тишину, как штык. — Ты бежала от смерти. Я тоже хочу свободы. Мои родители хотят продать меня замуж. Я люблю другого. Мы бежим.
Она не осмелилась сказать имя, оно было как яд.
Зулема сделала шаг вперёд, и холодный взгляд ударил Джану прямо в сердце.
— Что ты хочешь? — спросила тихо, но с такой жестокостью, что кровь стыла. — Чтобы я спасла тебя? Мне чужды твои страдания. Ты — чужая война.
— Но ты была такой же сломанной, — выпалила Джана, дрожа от эмоций. — Ты — человек. Я прошу.
Зулема развернулась, её шаги были похожи на удары молота, разбивающего стекло надежд.
— Эй! — крик Джаны прорвал тьму. — Не оставляй меня! Я не прошу как враг — я прошу как женщина, которая умирает!
Тишина. Пустота. Лишь пыль медленно кружилась в свете луны, словно след напомнил о том, что было сказано и о том, что так и осталось невысказанным.
За углом, среди контейнеров и теней, Зулема остановилась. Её пальцы сжались, кожа белела от напряжения. В памяти всплыла та дверь — за которой кричал муж, тот день, когда огонь пожрал всё, что она знала.
Свобода стоила слишком дорого.
Она ненавидела слабость, ненавидела просьбы. Но больше всего — ненавидела ту часть себя, что когда-то была пленницей.
— Не втягивай меня в это, — прошептала она, словно приговор.
И растворилась в ночи, оставив Джану одну с её страхом.
«Если бы Зулема была овощем, каким овощем она была бы и почему именно этот?»