***
Жаклин выставила документ под нос пожилой женщине и затараторила прежде, чем та успела сказать хоть слово:
— Жаклин Врана, полиция Стокгольма. У меня к вам несколько вопросов. И первый вопросом не является. Почините дверь, если не можете так долго ее отпереть. Я слышала, как вы подошли к ней, когда звонила вашей соседке, Наташе Гуттенберг. И второе, тоже не вопрос. Налейте мне кофе. Желательно эспрессо без сахара. Но если есть ореховый или ванильный сироп, можете добавить пару капель. А теперь перейдем к вопросам, которые лучше задавать сидя.
Старуха застыла с приоткрытым ртом, и девушке пришлось чуть отодвинуть ее в сторону и переступить порог. Квартира выглядела действительно намного лучше соседской. С ремонтом и встроенной техникой. Она даже напомнила Жаклин дом сестры. Такой же обильно обставленный и в розово-персиковых тонах. Выбежала навстречу и принялась облизывать нос ее сапога маленькая собачка. Из собак Жаклин предпочитала только крупные породы, маленькие откровенно ее раздражали. Поэтому следователь тряхнула ногой, так, что та отлетела к стене, и нагнулась, чтобы протереть сапог от слюней одноразовым платком.
— Тинкерли, — кинулась к животному хозяйка. — Будьте осторожнее с моим сокровищем. Она очень любит гостей.
— Сомневаюсь, что это взаимно. Я сяду на диван в той комнате. Он мне больше нравится.
— Пожалуйста, — пропустила ее старуха.
Жаклин села на подушки. Хозяйка прибежала из кухни с чашкой эспрессо.
— Моя машина все делает.
— Я за нее рада.
— И капучино, и мокачино.
— Разве что сироп не добавляет, — отпила Жаклин. — И мелет зерна?
— Нет, — проскрежетала старуха.
— А моя мелет, — равнодушно призналась девушка, не замечая, как потемнела хозяйка, и отставила чашку на стеклянный столик. — Итак, фру...
— Называйте меня просто Молли, — приторно улыбнулась та.
— Я могу вас называть как угодно, только для отчета требуется полное имя.
— Молли Якобссон, — снова потускнела женщина.
— Для Молли вы откровенно стары. Значит, коренная шведка.
— В отличие от соседей, я никакая не иммигрантка, — воздела подбородок она. — А вот у вас имя и фамилия далеко не шведские. Жаклин...
— Нет, правильно Жаклин, — исправила она с паузой между слогов.
— Жаклин, — повторила она, как и в первый раз.
— Жаклин. «А» короткая, «и» тянется. Жаклин. Я, знаете ли, горжусь французскими корнями. Хотя не знаю, с какой стороны им взяться. Скорее всего, от бабушки по материнской линии.
— Так вы метиска? — чуть заметно поморщилась та.
— Вы даже не представляете, насколько.
— А фамилия какого происхождения?
— Чешского. И хотя это вас не касается, была зачата в Праге. Информация не конфиденциальна, поэтому могу добавить, что дед по стороне отца — норвежец, а по стороне матери — исландец.
— У вас полная сборная солянка в крови.
— В крови у меня эритроциты, а кофе у вас отвратительный. Но это к слову. А теперь к вопросам. Как хорошо вы знали подозреваемого?
— Я знаю, что он был большим лентяем. Мало работал и много развлекался. Настолько ленив, что даже семью не успел к своим сорока с лишним завести. Эта квартира досталась ему от матери.
— Она жива?
— Сомневаюсь. В последний раз я видела ее пятнадцать лет назад, и уже тогда она была старше, чем я сейчас. Может, вы неохотно поверите, но мне уже шестьдесят.
— Почему же не поверю? — простодушно удивилась Жаклин. — Весьма охотно. Я думала, больше. Значит, в данный момент ей должно быть около восьмидесяти.
— Я не сказала, насколько больше. На тот момент ей было за семьдесят. Нет ее сейчас в живых. Люди столько не живут.
— Почему же? В Швеции довольно приличная продолжительность жизни.
— Но не до ста же лет! — возмутилась фру Якобсон.
— Кто знает?
— Я знаю, — поджала губы старуха. — Никому не хочется жить так долго.
— С этим я согласна. Особенно если позаботиться о тебе некому.
— О ней этот эгоист не заботился. Не то, что мой милый Влади.
— Сын часто вас навещает?
— Не так, чтобы часто... Зато он много чего здесь купил, — поспешила добавить она. — Да-да, вот это все — то, на чем вы сидите, из чего и что пьете, — привозит он.
— Значит, забота для вас определяется материальными подарками.
— А для вас нет? — натянула улыбку старуха, скрывая дрожь в голосе.
— А для меня все равно, — равнодушно призналась Жаклин. — Ваш сосед, вероятно, поджарил электричеством одну из своих знакомых.
— Он кого-то убил? — упала челюсть фру Якобсон.
— Вы не замечали его в компании с женщиной?
— Разумеется, нет! Вряд ли он мог позволить что-то, кроме бутылки пива. Нет, прекрасное ему было чуждо. Иногда он снимал каких-то дешевых проституток, но только по праздникам. Он мало работал и, как следствие, мало зарабатывал.
— Действительно дешевых или это какое-то очередное фигуральное выражение? — аккуратно задала свой больной вопрос Жаклин.
— Самых дешевых! Страшных, как... Даже моя жизнь не настолько страшна.
— А никто из них не мог, скажем, внезапно разбогатеть?
— Сомневаюсь, что одна из них нашла иной способ заработка.
— Ни с кем из них у него конфликтов не было? Вы не слышали криков из его квартиры?
— Ему даже скандалить было в тягость, а вы говорите о спланированном убийстве! Все, что он хотел от жизни, так это умереть и спать спокойно. Я, кстати, была на его похоронах. Кроме меня никого на них не было. Приставной судья и какой-то тип, крадущий права на его квартиру. Какой-то государственный чиновник. Ни одного родственника или близкого. Думаю, на его могиле цветов нет совсем, а единственный букет, который, кстати говоря, мой, уже давно завял. Печально, когда никто о тебе не вспоминает после смерти. Печально и страшно. Будто и не жил вовсе.
— Будто и не жил вовсе, — завороженно повторила Жаклин. — Да, досадно.
Взгляд ее оставался стеклянным, когда она покидала квартиру старухи. Она представила себя на месте мужчины. Себя, на одиноком кладбище с единственно загнившим букетом цветов от какой-то незнакомой соседки, такой же одинокой и брошенной. В компании с червями, медленно пожирающими ее плоть. Такая готика ей по вкусу не пришлась, и она подумала написать завещание, в котором просила себя кремировать. На случай внезапной смерти от пули преступника.