*
— Жак? — ласково спросила Софи. — Ответь, пожалуйста, если меня слышишь. Чтобы мне, как в прошлый раз, не пришел огромный счет за твое молчание и мое ожидание.
— Да.
Она вдавила кнопку.
— Жак? — удивленно повторила сестра. — Неужели это правда ты? Я уже целый месяц не могла до тебя дозвониться. Я читала твою последнюю статью о Дании. Мне очень понравилось. У тебя удивительный талант. Тебе платят? Ну, разумеется, платят! Но сколько? Я слышала, репортеры зарабатывают не так много. Но ведь это не твоя основная работа, верно?
— Мда, — кивнула Жаклин, не вникая в речь сестры и покручивая иголки пихтовой ветви. — Да, наверное.
— Да, наверное — что?
— Наверное.
Жаклин баловалась тем, что отправляла заметки о городах, по которым путешествовала. Дома она была редко, поэтому его состояние ее заботило слабо. Она не задумывалась над дизайном квартиры и расставляла дешевую мебель по примеру демонстрационных каталогов. Угловой стол и цветастая ширма, рабочий стул и кресло-мешок, стеклянный стеллаж и подвесные лампы, вытянутые вдоль стены. Она предпочитала, чтобы о дизайне заботились другие. Даже если мебель ломалась, она оставляла ее до истечения гарантийного срока и выкидывала еще целую по той же причине. Могло показаться, что она не большая поклонница комфорта, но на деле просто не хотела тратить время на испытание вкуса.
Большую часть времени Жаклин проводила в Швеции. Но пять из двенадцати месяцев отдавала предпочтение другим странам Европы. В основном северным. Своей родине и детским воспоминаниям в Исландии, новому дому сестры в Дании, Финляндии с постоянной комнатой в отеле. Помимо Скандинавии часто навещала и те страны, языки которых умела свободно использовать: Чехию, Германию, Австрию. Иногда ездила и в более теплые южные уголки европейского полуострова. Больше всего любила отдыхать в Греции. К ней ее тянула какая-то необъяснимая сила и обаяние древности. Но там она любила именно отдыхать. В остальных странах она работала и не переставала набрасывать заметки о путешествиях в Европе, за пределы которой так ни разу и не выбралась.
— Но это была Дания, — судя по голосу, огорчилась Софи. — Значит, ты отдыхала там и между делом не могла навестить родную сестру?
— Я там работала, — спокойно ответила Жаклин.
И все же сестра привыкла подвергать сомнениям ее высказывания. Она единственная не замечала ее странностей.
— Тебе у меня не нравится?
— Нет, — призналась Жаклин. Слишком броское в розовых и персиковых тонах окружение откровенно ее раздражало. — Видимо, у меня нехилая аллергия на такие цвета, — посчитала нужным пояснить она.
Дом Софи лопался от всевозможных инноваций. Она приобретала приспособления для всего. Даже приспособления для других приспособлений. Сестра умела находить способ истратить зарплату в три счета. Она видела прелесть в мелочах, а крупное покупки ее угнетали, поскольку от них веяло чем-то обязывающим.
— Хотела бы я посмотреть, как ты живешь, — попыталась намекнуть Софи.
— Хорошо.
— Да, ну что ж... Если не хочешь меня приглашать, я могу приехать без приглашения.
— Я просто не хочу тебя приглашать, — совершенно беззлобно ответила та. — Да тут и не на что особо смотреть.
Она бросила взгляд на почти тюремную ванную, огороженную от комнаты почти прозрачной ширмой. С потертой серой плиткой и крошащимся полом. Нигде в мире она не чувствовала себя комфортнее.
— Разговор закончен? — уточнила Жаклин.
— Я хотела узнать, как у тебя дела, только и всего.
— Тогда ладно.
— Так как у тебя дела?
— Ну, — растерялась Жаклин. — Это вопрос метафорический или обязывает к ответу?
— Второе. Я хочу услышать от тебя хоть какую-нибудь реплику.
— Тогда нормально. Теперь все?
— Не хочешь поинтересоваться, как дела у меня? Так, хотя бы вежливости ради.
— Этот вопрос несет в себе негатив.
— Джерри меня бросил, если хочешь знать, — дрогнул ее голос. — Он мне изменил.
— О... Досадно. А кто такой Джерри?
— Сначала я нашла номер в записной книжке, затем позвонила на него, — пропустила ее вопрос Софи. — Ответила женщина и представилась его коллегой. Я вскрыла его переписку и... Там были такие гадости, даже передать сложно.
— Гадости? Касаемо половых сношений либо в прямом смысле? Эвфемизмом это назвать сложно.
— Я от него ушла, — закончиа Софи.
— Это должно быть по настоящему сильным для тебя ударом, ведь по сравнению с другими связями эта продлилась довольно долго.
— Я видела его своим супругом, отцом моих детей.
Ее слова прерывал стук клюва о балконное стекло. Жаклин положила трубку, чтобы приоткрыть окно, а когда вернулась, поняла, что существенных изменений не произошло.
— ... с этой шлюхой! Прямо в моей кровати. А он казался мне... Ведь он почти на руках меня носил.
Жаклин поставила телефон на громкую связь и отправилась на кухню за новой порцией кофе. Гнев Софи прорывался сквозь бурление воды отрывками.
— Это ведь... он убедил меня... он обещал, что... ведь в нем ничего... он мало... не красавец... и не такой уж умный... все, что он мне обе... как только я в него...
На последней фразе Жаклин взяла трубку, положила на плечо и зажала ухом.
— Ты ничего не хочешь добавить? — срывался голос девушки. — Утешить меня, например? Ты мой единственный родной человек.
— А как же мать?
— Она в тысячах от нас километрах. Территориально ты ближе.
— Но, если я не ошибаюсь, на телефонные разговоры пространственные ограничения особо не влияют.
— Конечно, ошибаешься! Мне бы хотелось, чтобы ты была рядом. То есть я и так тебя чувствую, но если ты положишь руку мне на плечо, это по-настоящему меня обяжет. Или хотя бы сделаешь вид, что тебе не все равно. Ведь тебе все равно?
Жаклин размешивала кофе пластмассовой ложкой. Она не умела притворяться, и сестра прекрасно это знала. Заиграла более привычная ее слуху музыка — монофония мобильного.
— Мне нужно идти, — прервала поток сестры она. — Если есть что-нибудь информативное, можешь позвонить через три минуты. Разговор с коллегами в среднем длится именно столько.
— Что? — было слышно, как хмурится Софи.
— Уже... — Она бросила взгляд на часы. — Восемь с половиной минуты я слышу одну новость в разных вариациях.
— Жак, что если я покончу с собой? Что если через день тебе придется рассматривать мое дело? Вынимать мое тело из петли?
— Судя по тону, это крупное преувеличение. К тому же люди, склонные к суициду, в действительности о планах сообщают лишь в пяти процентах. Не думаю, что ты в них входишь.
Софи замолчала, и Жаклин поспешила вернуть трубку рычагу, прежде чем та опомнится.
На экране мобильного высвечивалось имя старшего следователя Уве Ингмана. Мужчины средних лет, взбитого телосложения, грушевидным лицом и узкими глазами, затянутыми морщинами. О расследовании он узнавал первым после секретаря отдела, а уже затем сообщал девушке. В свою очередь она созывала команду, чтобы отправиться на место преступления немедленно. Ей доверяли не только по причине профессионализма и даже какого-то педантичного перфекционизма, но потому что кроме работы у нее ничего не было. Она не пыталась придумать отговорки, связанные со здоровьем члена семьи или торжества у родственников. Она не отмечала праздников, а потому могла появиться на месте преступления даже в Рождество. Ей некого было оставлять, и она могла отправиться в любой уголок Европы. Более того, у нее были минимальные потребности, минимальные требования. Она довольствовалась любыми условиями, предложенными страной-заказчиком. Своя полиция есть в каждом государстве, но не в каждой находились те, кто умел работать круглосуточно, без пищи и сна. Она не числилась полицейским, потому что не имела образования. В конторе ей присудили звание старшего детектива, но неформально, и никакая бумага этого не подтверждала. Ее могли уволить в любую минуту.
И в то же время не могли. Таких ценных сотрудников, как она, упускать никто не собирался. И несмотря на то, что она никем не значилась, ей платили. Не больше и не меньше, чем остальным. Хотя работала она страстно и не позволяла себе халтуры и малейшей лени. Жаклин не давала себе спуску и бурлила неисчерпаемым терпением и настойчивостью. Она просто не умела оставлять дело на полпути, бросать за неимением улик. Она вгрызалась в него, порой пренебрегая тактичностью. Когда требовалось сообщить членам семьи о смерти родственника, обычно пользовались только ее услугами. Она не реагировала на чужие слезы и боль, и не умела выразить соболезнование.
— Жак, у нас тело, — лаконично сообщил он.
— Спасибо.
— За что? — удивился мужчина.
— За лаконичность.
— Местоположение на твоем навигаторе.
— Спасибо.
— За что теперь? — вздохнул он.
— За оперативность.
— Успел сбросить, пока ты поднимала трубку. Так долго я до тебя еще не дозванивался.
— Здесь другое. Еще хуже.
— Верю на слово. В общем, покидай свой жирный район в центре и отправляйся на север. Там, где не так много людей и демократичные цены.
— Я живу не в таком уж и центре. Какой район? — спросила у гудков она и потянулась за ключами от машины, матово-черного «Шевроле Тахо» с мощной решеткой на бампере.