Глава 5. Бедствие
Дома больше не существовало. На его месте зияла бездонная пропасть. Пустота поглатила палисадник, тротуар и часть подъездной дороги. Я опасливо подошла к самому краю и посмотрела вниз: зловещий густой мрак был почти осязаем. Из-за критической перегрузки инстинкт самосохранения дал сбой и перешел в режим сна. Иначе как можно было объяснить безудержное желание дотронуться до этого липкого дьявольского студня. Согнувшись в коленях, я протянула руку и бездна ухватилась за нее. И если бы рядом не оказалось фонарного столба, за который я вцепилась мертвой хваткой, она бы наверняка утащила меня целиком. Омерзительная жижа поглотила пальцы и уже подкралась к запястью, но мне, все же, удалось установить шаткое равновесие. Все произошло настолько быстро, что я даже испугаться не успела. А когда уши пронзил нарастающий гул сирены воздушной тревоги, я начала тянуть с удвоенной силой.
Жизнь поистине непредсказуема. Еще позавчера я хотела наложить на себя руки, а сегодня боролась за нее, словно одержимая.
Приглушенный рев сирены плавно сменился зубодробительным визгом и нечто ослабило хватку. На фонарном столбе засвистел репродуктор, хрипло откашлялся и над районом монотонно зазвучал безучастный голос диспетчера:
«Внимание! Внимание!
День подошел к концу. Возможности упущены. Ночью ничего не произойдет.
Всем гражданам жилого квартала: проследовать к местам эвакуации.
Подразделениям гражданской обороны: предотвратить уклонения от надзора. Смертная казнь - по усмотрению.
Код: жертва, коагуляция, зажим».
Как только передача смолкла, из темных подъездов высыпали люди. Словно послушные овцы, мчались они по заросшим, едва различимым тропинкам, стекаясь в единое плотное стадо. Из тех, что мне удалось рассмотреть, глаз не было ни у кого. Впереди толпы торжественно маршировал злосчастный мальчик-иллюзионист. Одной рукой он трубил в невесть откуда взятый серебрянный горн, а другой стучал в барабан, задавая ритм толпе, которая покорно выстраивалась в шеренгу и следовала за ним.
Из-за пустыря, громыхая прогнившей обшивкой, выкатились один за другим шесть металлических кубов. Среди них был и тот, что приезжал за мной под видом службы спасения. Я узнала его, когда он остановился, по едва заметной обшарпанной надписи над люком: «ПРЕДОТВРАЩЕНИЕ, СПАСЕНИЕ, ПОМОЩЬ». Но, учитывая бесцеремонность, с которым старушку закинули в багажник, эти громкие лозунги вряд ли соответствовали действительности. Что сказать, такова цена излишнего любопытства. Меня же чудом спасла несокрушимая детская вера в защитные свойства одеяла.
Тем временем, из машин повыскакивали бесформенные коричневые увальни и выстроились перед пропастью длинным коридором, для того, вероятно, чтобы не позволить незрячему стаду сбиться с пути.
Наконец, мне удалось вырвать руку. Любопытство стоило мне правой ладони. Ее, как и дома, больше не существовало. Но боли я не почувствовала. Даже не смотря на то, что конечность превратилась в обглоданную собачью кость. Несколько секунд я держала себя в руках. Но когда люди, улыбаясь во все зубы, начали один за другим прыгать в яму, под громогласные лозунги маленького командира, меня вырвало прямо на халат.
- Всегда вперед, ни шагу назад! - прокричал он под витиеватую барабанную дробь.
Толпа громогласно повторила.
- Орлята учаться летать!
«Орлята учатся летать!» - воодушевленно проскандировали головы, прыгая в мясорубку.
- Мы, пионеры великой страны, славной традиции будем верны! - надрывая голос, отчеканил юноша и что было духу затрубил.
На город упала тень. Едва сдерживая рассудок, я посмотрела на небо: исполинская черная птица, расправив стервятничьи крылья, величественно парила над тесными дворами. Пролетев над пустырем, она плавно развернулась и устремилась навстречу обезумевшему легиону самоубийц. Пролетая надо мной, чудище накренило длинную пернатую шею и подняло грузные веки. То, что я увидела, нельзя было назвать глазом. Это было сверхмассивное сосредоточение зла. Неотвратимого, абсолютного, испоконвечного. И притяжение, исходящее от него, было настолько высоким, что я раболепно пошла следом. Сила эта разметала последние остатки воли по непроходимым задворкам разума и укрыла их погребальным саваном. В тот момент я впервые почувствовала себя марионеткой.
Когда-то я была убеждена, что в борьбе со злом можно одержать безоговорочную победу. Я всегда представляла его в образе тыщеглавого дракона, которого будет невозможно не заметить. Таким его рисовали авторы сказок, которые мама читала мне перед сном. Эти красноречивые бумагомаратели, которые никогда не называли вещи своими именами. Не потому, что хотели уберечь ранимую детскую психику от реалий жестокого мира, а потому, что боялись привлечь к себе внимание вездесущего карающего ока цензуры. Да, они были трусами. Будь бы у них хоть капелька смелости, они бы не прятали лица героев под масками овощей. Не закапывали истину на необитаемом острове. Если бы они действительно хотели подготовить подрастающее поколение к жизни, им бы пришлось сжечь всю эту бесполезную писанину и вместо того, чтобы забивать неокрепшие детские мозги бессмысленными метафорами, переписать все заново, используя буквальность, потому что дети другого языка не понимают. Зато охотно перенимают навязанные модели поведения: девочки строят из себя принцесс, а мальчики ползают перед ними на коленях. И те, и другие иногда убивают друг друга и ничего с этим не поделаешь - любовь требует жертв. Овощи не умеют говорить и поэтому смиренно загнивают на грядках, а сундуки с сокровищами продолжают заманивать спесивых искателей истины на коварные подводные рифы.
Я же сказкам не верила потому, что они были написаны взрослыми, а взрослые постоянно врали. Но образ дракона как нельзя лучше подошел невидимому врагу, к встрече с которым я готовилась всегда, но никогда не была готова полностью.
Еще с ранней юности меня начало терзать предчувствие неминуемой катастрофы. Оно лежало тяжелым камнем на груди и перекрывало воздух. В детстве я не обращала на него внимания, так как воспринимала его как неотъемлемую часть удивительного мира, который мне только предстояло узнать. В школьном возрасте оно стало причиной моей хронической рассеянности: так, чтобы крепко усвоить смысл прочитанного, мне приходилось по нескольку раз перечитывать каждое предложение или я, например, могла несколько минут оцепенело смотреть в окно, пока учитель не возвращала меня к реальности. А в девятнадцать лет это чувство зажало меня в тиски и удерживало около года. Все началось с легких головокружений по утрам и остутствия желания делать даже самые привычные вещи. Чтобы заправить кровать или почистить зубы, не говоря уже об уборке дома или стирке, мне приходилось ежедневно бороться со всенарастающей апатией, которая не только сковывала тело по рукам и ногам, но и затуманивала разум пеленой безразличия. Однажды мои силы иссякли и я обнаружила себя прикованной к постели, но подняться уже не смогла.
Не знаю, что помогло больше - таблетки или молитвы. Наверное, случилось чудо и бережно поставило меня на ноги. Но вместо того, чтобы проанализировать причины своей «комы» и сделать полезные выводы, я начала жить так, словно ее никогда и не было. Иногда я допускала мысль, что затяжная болезнь была послана мне для того, чтобы пересмотреть взгляды на жизнь, но я тут же ее отгоняла. Я не верила в карму, не была суеверной и смеялась в лицо тем, кто говорил мне что-то наподобие «не буди лихо, пока оно тихо», ведь это и вправду выглядело смешно: весь их кругозор состоял из противоречащих друг другу поговорок и заумных цитат авторитетных экспертов, имен которых они никак не могли запомнить.
Все вышеперечисленное давало мне право считать себя «особенной» и рассматривать свой недуг уже не как наказание, а как испытание, пройдя через которое я получила абсолютную свободу мыслей и пожизненное освобождение от ответственности за поступки. Поэтому с каждым годом мой распутный образ жизни, проходивший под девизом «хочу и буду», становился все более вызывающим. Я не просто пыталась разбудить «лихо», я в открытую бросала ему вызов, будучи уверенной, что в любую минуту смогу дать решительный отпор. Думала, что веду себя смело, но медленно превращалась в заносчивую самонадеянную дрянь, которая вместо того, чтобы держать язык за зубами, кричала об этом во всеуслышание, не боясь ни черта, ни Бога. Иногда, конечно, люди оборачивались мне вслед и крутили пальцем у виска, но общественное мнение меня интересовало в последнюю очередь. Главное, что вопреки болезненным опасениям, которые сожрали половину моей жизни, никакая карма меня не настигла. И уж тем более не прилетел дракон, чтобы испепелить мою нечестивую душу. Лихо не проснулось. Все кончилось куда прозаичнее.
Зло всегда находилось внутри меня. И подобно зачаткам раковой опухоли безмятежно паразитировало на дремлющих пороках. Ему не нужно было открыто объявлять мне войну, достаточно было дождаться, пока я сама разбужу их, что я и сделала. Все были довольны: я упивалась ощущением внезапно нахлынувшего счастья, а лихо терпеливо отъедалось, увеличиваясь в размерах. Но перед тем, как пустить по венам семя будущих метастаз, оно, для верности, усыпило мою бдительность чувством ложной победы: так комар вводит в прокол порцию обезболивающего, чтобы высосать из нас очередную порцию крови, пока мы спим. Вот только насекомое возьмет сколько ему надо и улетит, а зло заберет все. У этого изощренного многоликого зверя имеются тысячи подходов к разуму, и столько же ключей от воли, какой бы неприступной она не была. Ему даже не придется ничего отнимать - вы сами отдадите ему все: и волю, и разум, и душу.
Но что толку от всех этих слов, если я, вопреки им, добровольно зашла в тупик, из которого не было выхода. Чем я отличалась от лживых трусливых сказочников, если благодаря своей правде очутилась на краю бездонной всепоглощающей пропасти, над которой парила сама смерть?
Птица, тем временем, неподвижно зависла над спортивной площадкой и медленно повернула голову вниз. И увидела я темную фигуру человека, который отчаянно перебирал ногами, тщетно пытаясь скрыться, словно полевая мышь от ястреба. Но сдвинуться с места он так и не смог. В последний миг он перестал бороться и отважно вскинул голову к небу: птица камнем бросилось вниз, запустила стальные когти в сырую землю и одним махом вырвала футбольное поле вместе с дерзким беглецом. Парализованная страхом я шла и смотрела. А гигантская крылатая машина, тем временем, сбросила вниз клочок зыбкой реальности, за которую еще минуту назад я так отчаянно держалась и начала заходить на второй круг.
- Мама! - заутробный нечеловеческий голос вывел меня из транса и я обернулась.
Бесформенные увальни «службы спасения» проследили за последней отбившейся овцой, неуклюже укатившейся в черную трясину, и, убедившись, что больше никого не осталось, синхронно прыгнули следом, оставив меня наедине со своим предводителем. Мальчик отшвырнул в сторону горн и приглашающе замахал руками. Я больше никогда бы не приблизилась к этому неусидчивому отпрыску дьявола, но птица уже описала широкий круг над озером, расправила крылья и начала стремительно набирать скорость. Нетрудно было догадаться, кто был ее следующей целью. И, чтобы снова не попасть под гипнотическое влияние, я изо всех ног пустилась навстречу дерзкому зазывале.
- Это ты-ы-ы? - удивленно спросил он и указал на провал.
Я посмотрела вниз и увидела себя. Такой, какой всегда мечтала стать: красивой, бесстрашной, честной, независтливой, бескорыстной, незлопамятной, мудрой. Наверное, все эти добродетели могли бы вернуть мне потерянное счастье, но ненасытные метастазы добрались и до них. И все эти годы я надеялась и ждала, что кто-то безвозмездно поделится им со мной и я снова начну дышать полной грудью. Ждала, но не искала. А после редких неудачных попыток проклинала отца, обвиняла судьбу, грешила на небо, вместо того, чтобы сделать один маленький шаг и выйти, наконец, из собственноручно очерченного замкнутого круга. И вот нашелся тот, кто не только даром предложил мне счастье, но и показал его, без красивых слов и пустых обещаний.
- Красиво, правда? - произнес мальчик и робко прикоснулся к моему обезображенному запястью. - Мама, пойдем домой!
Я машинально посмотрела на руку и с удивлением обнаружила, что пальцы снова была на месте. Порыв теплого ветра разметал волосы по лицу, развеял тревоги и заглушил шелест крыльев за спиной. Я крепко сжала маленькую теплую ладонь, закрыла глаза и бесстрашно шагнула навстречу зыбкой мечте.