Исповедь Самбервилля

Амели никогда не грызла совесть. В отличии от Марты, которая всегда была мягкотелой и часто что-то лепетала по поводу того, что их карма испорчена, как и судьбы тех людей, которых они обманули.
Амели всегда уверяла подругу, что ничего не случится. Что если у тебя есть десять яблок, грех не поделиться парой.
Бог приказал делиться. Уж кто-кто, а Марта должна это знать наверняка.
Но эти слова мало вдохновляли ее. Лишь только то, что благодаря деньгам, она сможет приблизиться к своей мечте, заставляло  снова творить грязные дела.
Марта была вступительной частью. Серым кардиналом, троянским конем.
Любой состоятельный человек, привык к повышенному вниманию. И даже больше: они любили это.
Напичканные "от" и "до", деньгами, эти звезды без славы, всегда были готовы дать интервью.
О, они летели в ловушку, не понимая, чем окончится для них эта беседа с журналистом.
Марта входила в доверие, и назначала встречу. Представлялась лицом из известных журналов, кружа голову безумной популярностью, которая обязательно упадет, как снег на голову, после выхода экземпляра, в печать.
Затем, вступала в игру Амели. Сценарий всегда был примерно одинаковым.
Они изучали объект, его привычки и предпочтения.
Хобби и слабости.
А дальше, все было проще некуда.
— Он согласился, — с придыханием влетела в комнату Марта, — согласился, черт бы его побрал!
— Я же говорила тебе, — зевнула Амели, — они всегда ведутся. Всегда покупаются. Каждый раз, чем меньше ты веришь в его непреклонность, тем больше я уверена, что он даст это гребанное интервью.
— Он избегает прессу. Не фотографируется для журналов. У нас есть всего одна фотка. Смотри, что Алекса нарыла.
Рыть, разнюхивать, искать информацию о клиенте — было  обязанностью Алексы. Иногда, когда чары Амели не срабатывали, огненная бестия была на подхвате. Вероятность того, что обеспеченный мистер отошьет двух красоток — была равна нулю.
Если клиент, после бурной ночи, был мало сговорчив, то в ход шел шантаж. Но обычно, глупые мотыльки хотели подольше понежится в лучах лампочки, теряя при этом несколько миллионов.
Питер, и еще несколько человек, всегда были готовы пробить объект по базе данных, узнать сколько у него хранится на счетах, ну и в конечном итоге, когда все карты были у девушек на руках — перевести наличку.
Черные короткостриженые волосы, легкая щетина, темно-синие, будто океан перед бурей, глаза, сдержанный деловой костюм, скрывающий достаточно привлекательное тело — это то, что увидела Амели, когда явилась в назначенное время, в ресторан.
Это было совсем не то, что ей тыкали подруги, показывая Блейка Вильямса, на фото.
Скорее всего, поиск, просто-напросто выдал Алексе однофамильца, и та, особо не углубляясь в подробности, решила, что это и есть их объект. Или же, здесь была какая-то ошибка и на встречу явился не он, а кто-то другой.
В любом случае, у Амели не было другого выхода, кроме как строго действовать по намеченному плану.
Белые длинные волосы, были накручены крупными локонами, макияжа было минимум, а светлое, песочное платье, выглядело неброско и скромно.
Амели сняла все кольца, а в ушах оставила маленькие сережки-гвоздики.
Он ни в коем случае не должен был догадаться, кто перед ним. Богатые мальчики давным-давно, пресытились охотницами, светскими львицами и накаченными силиконом дивами.
Амели сидела как раз напротив столика Блейка, и роняла слезы в свое давно растаявшее мороженое. Иногда, она прикладывалась к бокалу, в котором по всей видимости, был мартини.
Около нее стоял еще один бокал и тарелка с недоеденным чизкейком. Но стул рядом пустовал.
Вильямс кинул пару взглядов в сторону одинокой мисс, но все чаще поглядывал на часы. Назначенная встреча явно была на грани срыва. Блейк терпеть не мог людей, лишенных пунктуации.
Грустная блондинка встала из-за стола и опустив взгляд, убежала в сторону уборной.
Кофе уже остыл, терпение подходило к концу. Блейк вложил в кэшницу купюру и собрался уходить.
Резкий толчок в грудь, и запах сладостей, ударил ему в нос.
— О боже, простите, я такая неуклюжая,— длинные густые ресницы были опущены, а щеки густо порозовели.
— Ничего, я переживу, — ответил Вильямс, не спеша покидать интимную зону, которая образовалась между ними.
— С вами все в порядке? — Указательным пальцем он приподнял подбородок незнакомки, заглядывая ей прямо в заплаканные глаза.
— Если я скажу, что со мной все хорошо, вы поверите? — Грустно улыбнулась девушка и слеза соскользнула с ресниц, отправляясь в путешествие по ее лицу.
— Может быть это слезы счастья, — пожал плечами Вильямс, — и я сейчас нарушаю вашу внутреннюю идиллию. Но если это не так, то чем я могу помочь?
— У меня есть полбутылки мартини, — незнакомка указала на свой столик, — если бы вы отвезли меня к воде, и оставили там, то я обязательно выпила бы за ваше здоровье.
Приятный, но грустный голос, непривычно ласкал слух, а нежный медовый аромат, просто манил, заставляя вдыхать его глубже и глубже. 
— Хорошо, — согласился Блейк, почему-то понимая, что по-другому он бы и не смог.
Не смог бы отказать этому сладкому меду.
Девушка забрала со стола бутылку, и смахнув с лица лишнюю влагу, отправилась за Вильямсом.

"Птичка клюнула, можете выпить за мой профессионализм".

Амели бегло написала сообщение, отправляя его подругам.
— Как тебя зовут? — Спросил Вильямс, когда они уже сели в машину.
От него не скрылось то, с каким восхищением незнакомка, рассматривает салон.
— Меня зовут Би, — улыбнулась она, переводя взгляд на своего спасителя.
— Я Блейк, — усмехнулся Вильямс, поражаясь такой иронии судьбы, — может быть, Пчелка расскажет мне, почему она плакала?
— У нас все было не так гладко, — пожала плечами блондинка, — но я думала мы все сможем преодолеть. Трудности ведь должны укреплять отношения. Какая же я дура. Идиотка.
— Не могу не согласиться, — усмехнулся Вильямс, — могу сказать только одно: принимай все, как должное. Если ваши пути разошлись, то на твоей тропе тебя обязательно ждет много нового и интересного. Если бы ты теснилась рядом, шла по непротоптанному, то рано или поздно, застряла бы. И он бросил бы тебя одну. Это было бы гораздо хуже.
Он свернул на узкую дорогу, а Амели смотрела на полоску бескрайнего океана.
Она всегда приезжала к воде, когда ей было плохо. И наигранная грусть, вдруг стала реальной.
Ни один мужчина в ее жизни, не пытался утешить ее. Ни один из них, не старался понять. Сопереживание и понимание — это то, что напрочь отсутствовало в ее кавалерах.
Жить и быть никому не нужной — страшно до боли в висках. До учащения сердцебиения. До сведения судорогой желудка.
Она обернулась в сторону Блейка, который все так же осторожно подбирал слова, пытаясь ее утешить, и внимательно следил за дорогой.
— Спасибо, Блейк, — чистосердечно и искренне.
Вот так.
Просто.
Без основания.
Всю неделю, Амели парила в облаках. Как настоящая пчелка.
Блейк Вильямс давно не имел никаких отношений, но встретив малышку Би, ощутил, как что- то щелкнуло внутри, предохранители перегорели, а вместе с ними и здравый смысл. Он шутил, что должен срочно разыскать того, кто решил развести его, и расцеловать.
— Никогда не давал интервью. Я не звезда, и не политик. Не занимаюсь благотворительностью. Я простой рабочий. О чем со мной можно говорить? — Пожимал плечами он, и кормил Амели круассанами, — Но ведь дернул черт. Черт тебя послал мне или бог?
Он приближался к ее лицу, проводил губами по щеке, и Амели таяла как горячий шоколад в ее булочке.
— Медовая моя, — он заправлял белоснежную прядь, за ухо, открывая доступ к шее.
— Блейк, люди смотрят, — смеялась Амели, когда он жадно целовал ее.
Он не спешил и не подгонял ее. И это нравилось. Это подкупало. Он не поставил ее раком в первый же день, не распускал руки, не отпускал грязных намеков.
Нежные, искренние поцелуи — это все, чем довольствовался Блейк Вильямс.
Это все, чего ждала Амели, когда приезжала к себе в дом и оставалась наедине с собой.
Спустя месяц, на ее пальцах, уже было парочку колец, с бриллиантами, сережки, и всякая приятная мелочь, которая грела душу. Блейк не скупился, и обещал обязательно отправиться в путешествие, чтобы со всех сторон, их окружали только пальмы и вода. И ничего лишнего.
Он упорно трудился, но каждую свободную минутку, уделял своей Пчелке.
Амели передергивало от умиления и от отвращения к самой себе, за всю эту ложь.
Однажды вечером, когда она и не ждала, в ее квартире раздался звонок.
— Блейк! Ты же говорил, что улетел на переговоры.
— Они окончились раньше, чем я ожидал. Можно я приеду к тебе?
Он был каким-то взволнованным и возбужденным.
И потом, когда он появился на ее пороге с огромной коробкой роз и бутылкой мартини, Амели поняла, почему его брала дрожь.
— Все началось с бутылки мартини. Помнишь, как мы сидели на берегу и по очереди жаловались на жизнь? Сегодня, я хочу, что бы мы поблагодарили ее. Хотя бы за эту встречу.
Ночь в его объятиях опьянила Амели сильнее, чем любое мартини. Зависимость к его касаниям остро прогрессировала.
— Я люблю тебя, Блейк, — глотая слезы, выдавила из себя девушка, понимая, что не сможет.
Не сможет довести дело до конца. Не сможет обмануть его. Не сможет предать.

"Я больше не могу врать. Не хочу".

Когда Вильямс уснул, Амели отправила сообщение Марте и Алексе. Они должны знать, что ничего не получится.
Амели готова была пожертвовать дружбой. Ради него, она готова была пожертвовать всем, что у нее было.
Пчелка нашла свой цветок. И хотела купаться с ним в нектаре счастья.

***
— Рич, что ты делаешь? — Возмутилась Алекса, и отобрала у него кусок сыра, который он бессовестно стащил со стола, — Скажи, разве так трудно дождаться пока приедет Марта и мы вместе пообедаем?
— Эй, это всего лишь сыр, — Рич опять схватил кусочек, и прежде, чем Алекса успела перехватить, отправил его в рот.
— Ты нарушаешь идеальную картину. Теперь тарелка смотрится не так красиво.
— У твоей подруги проблемы с желудком. Думаю, еще долгое время ее будет интересовать только жидкая каша и капельницы с глюкозой.
— Ей нужно правильно питаться, — возразила Алекса.
— Малыш, по-твоему, этот жирный кусок мяса — правильное питание? — Усмехнулся Рич, и тут же словил на себе злобный взгляд, от своей огненной подружки.
— Врач сказал набирать массу.
— Массу, а не жир, — поправил ее Алертон, целуя девушку в шею. А потом немного ниже.
— Хватит, сейчас придет Марта, — простонала Алекса, чувствуя, как губы Рича, становятся все более и более настойчивыми. Это всегда значило только одно. И заканчивалось только одним.
— Кстати, — Алертон отвлекся на минуту, оставляя девушку в покое, — у меня есть для тебя сюрприз. Подожди минуту.
— Сюрпризы я люблю, — проговорила Алекса, поправляя и без того ровно стоящие тарелки.
— Вот, открывай.
Алертон занес в к комнату две коробки перетянутые подарочными бантами.
Одна из них была обернута  черной матовой бумагой, с красным атласным бантом, её Рич отставил в сторону, а вторую, с зелёной оберткой, под цвет глаз Алексы, поставил перед девушкой.
— Что там? — Она нетерпеливо улыбнулась, касаясь изумрудного банта.
— Загляни.
Аккуратно справившись с лентой, Алекса откинула крышку в сторону, и едва не завизжала от удовольствия.
Нет, то что она увидела перед собой, не было новинкой. Такого добра у неё, в её Аризонском доме было достаточно. Обычно, она наведывалась туда и собирала багаж, примерно раз в четыре года, но оказавшись запертой здесь, долгое время не могла вырваться к своей роскоши.
Ее пальцы прошлись по гладкому меху цвета "мокко", он блестел на дневном свете, и был невероятно приятным на ощупь. А ещё, эта вещь приобретала ещё больший смысл. Рич заботился о ней, думал, переживал...
Она достала из коробки полушубок цвета кофе, и накинув его на плечи закружилась по комнате.
— Она прекрасна, Рич.
Алекса подбежала к парню, и поцеловала его в щеку, обхватив руками.
— Мне идёт?
— Без одежды мне нравится больше, но и так сойдёт.
Алекса ещё раз обхватила парня, задыхаясь от вспыхнувшей внутри нежности, и наполняясь счастьем, от его глухого смеха.
— А что в той коробке? — Как нетерпеливый ребенок спросила она.
— А об этом нам с тобой нужно поговорить.
— Что-то не так? — Алекса нахмурилась и сильнее прижала к себе мех.
— Это..., — Рич запнулся, не зная, как сказать.
Как правильно сказать.
— Это шуба для Марты, — выдохнул он и тут же продолжил, замечая в глазах Алексы всю палитру чувств от ревности до ненависти, — это Самбер. Его подарок. Но она не примет, если узнает об этом. Поэтому, он попросил подыграть ему. Скажем, что ездили в соседний город и купили тебе и ей подарок.
— А она? — Алекса сняла свою шубу и положила ее на кровать,- она тоже куплена мэром?
— Нет. Это для тебя. Я выбирал. Возможно, она не такая шикарная, как у пассии мэра. Но не мех здесь главное. А ты. Ты — самое драгоценное украшение любой вещи.
Алекса не смогла сдержаться, и как ни пыталась скрыть свои чувства, но улыбка все же просочилась на ее губы.
— Ты только что, чуть не испортил идеальный момент, — надув губы проговорила Алекса.
— Потому что, кое-кто слишком любопытный, — Рич нежно щелкнул её по носу.
— Хочу посмотреть, какой у мэра вкус, — Алекса потянула руки к подарку Марте, но Рич попытался её перехватить.
— Не наглей, — нахмурил он брови, — это нам не принадлежит.
— Ага, — фыркнула Алекса, — ну тогда ты понесешь её обратно, к законному обладателю. Потому что, Марта в жизни не поверит, что я мало того, что прикупила для неё обновку, но ещё и обвязала её красным бантом!
— Это же подарок.
— Какой подарок, Алертон? У нее день рождение в июле, — не обращала внимания на его протесты, Алекса.
Растерзав бант, она вскрыла коробку.
Серая, длинная шуба из шиншиллы, притягивала магнитом. Хотелось скорее дотронуться и пощупать.
— Я хочу примерить, — воскликнула девушка, хватая изделие.
— Алекса, нет, пожалуйста.
Рич откровенно нервничал. Он видел ценник. И от него, ему становилось плохо.
— Как я тебе? — Она восхищенно покрутилась перед зеркалом, не переставая гладить мех, который больше был похож на пух.
— Здорово, ты очень красивая, а теперь, пожалуйста, давай положим ее на место.
— С чего это вдруг, мэр решил сделать такой щедрый подарок, нашей скромнице? Может быть, то, что она была у Эммы всего лишь прикрытие? — Алекса положила шубку на место, и с неким разочарованием на лице, закрыла коробку.
— Это уже не наше дело, и пожалуйста, не стоит в этом копаться.
— Да ладно, ладно,  может и к лучшему, если Марта переключится на кого-то другого.  О, легка на помине, — Алекса улыбнулась отворившей дверь девушке. — А мы тут ждём тебя. С возвращением!
Марта удивленно посмотрела на парочку, и окинула взглядом стол.
— Как ты? Я так переживала, когда узнала...
— Да я и сама ничего не поняла... — Марта присела на стул, сняв верхнюю одежду,  — так больно стало, думала это уже последнее, что я чувствую.
— Что сказал доктор? — Вмешался в разговор Рич, проявляя участие.
— Язва, — развела в стороны руки Марта.
— Не удивительно, — фыркнула Алекса.  — Ты же совсем ничего не ешь.
— Я всю жизнь ничего не ем. Удивительно, что только сейчас это произошло.
— Ничего удивительного. Рано или поздно это бы случилось. Нельзя наплевать на свой организм, а потом удивляться, что он дал сбой. Но я, обязательно позабочусь, чтобы впредь, ты не забывала хоть что-нибудь класть в рот, — Алекса придвинула к подруге тарелку с салатом.
— Я совсем неважно себя чувствую. Еда — это последнее, что я хочу видеть, — простонала Марта, ощущая тянущую боль в животе.
— Кстати, — Алекса замялась и взглянула на Рича, — у нас тут есть небольшой подарок. Знаешь, город открыли, и мы выбрались в магазин. Может быть, хоть на это ты захочешь взглянуть.
Она взяла в руки коробку и положила на колени Марты.
— Открой.
Если честно, единственное чего хотелось Марте, это пойти и лечь, но внимание друзей было приятно, и ей не хотелось их огорчать.
— Что ты уже придумала, Алекса? — Марта провела рукой по матовой коробке.
— Давай уже, открой эту крышку, — девушка нетерпеливо переминалась с ноги на ногу.
Она расплылась в улыбке, когда увидела как зрачки в глазах Марты расширились.
— Невероятно, — прошептала она, касаясь рукой искрящегося меха.
— Ну давай же, примерь, — Алекса выхватила из рук коробку, расправляя шубу, и помогая надеть девушке.
— Как для тебя специально сшили!
— Это же наверное дорого, сколько я должна тебе? — Марта завороженно посмотрела на свое отражение.
— Пустяки, — отмахнулась Алекса. — Это в качестве извинения, и благодарности, за то, что ты вместо меня сидела трое суток в доме на отшибе.
— Трое суток? — Марта не совсем поняла, что подруга имеет в виду.
— Ну да, тебя же столько времени не было дома?
— Не знаю... — Марта апатично сняла шубу, складывая её обратно в коробку.
Она, если честно, даже не задумывалась об этом. Все как- то накрылось липкой пеленой, и потеряло значение там, в том доме. Кроме единственной одержимой пульсирующей мысли в её голове. Кроме веры в то, что ей тут помогут...
— Эй, с тобой все в порядке? — Вырвала её из размышлений Алекса.
— Да, просто немного задумалась, — Марта постаралась переключить свое внимание. — Я на днях видела мистера Самбера, похоже на то, что между ними с Амели что-то есть.
— Кто бы сомневался, — Алекса села за стол, присоединяясь к проголодавшемуся Ричу, — эта своего не упустит.
— Зря ты так, — с укором посмотрел на нее Алертон. — Девчонка настрадалась.
— Да ладно, — насмешливо протянула Алекса.
— Что ты имеешь в виду? — Марта обеспокоенно присела напротив.
— Она ведь жила в отеле.
— И что? — Алекса чувствовала как закипает. Ей совсем не нравилось, что ее Рич, защищает другую женщину.
— Отель практически всегда пуст, особенно тогда, когда город был закрыт. Из работников там оставалась одна девушка. Да и то, приходила раз в день, убедиться что все в порядке, поинтересоваться не нужен ли повар.
— Давай ближе к делу, Алертон, или ты думаешь, что я сейчас начну сопереживать одиночеству бедной сиротки?
— В отель поселился муж Джес. Тим Флемингтон.
— Это тот самый мужчина, чья смерть считалась первой в городе? — Марта округлила глаза.
— Да. Под ногтями у Джес, были его следы.
— Но как это возможно? — Не могла поверить Марта.
— Ублюдок инсценировал свою смерть.
— Но зачем?
— Мы пытаемся выяснить причины, но огромный пласт информации, он унес с собой в могилу.
— Бред какой-то, — Алекса отложила в сторону вилку, чувствуя что еда больше не лезет.
— Он покушался на Амели, — проговорил мрачно мужчина. — Возможно, мы не успели бы, не появись на месте Самбер.
— Ты сказал унес в могилу? — Все еще пребывая в шоке, спросила Марта.
— Самбер его застрелил.
Услышанное никак не хотелось укладываться в голову.
— И как она? — Пересилив себя спросила Алекса.
— Жива. Латает раны, ей здорово перепало.
— Значит, теперь все хорошо? Можно быть уверенным, что угроза миновала?
— А вот этого я обещать не могу, — прожевав, ответил Рич. — Мы по прежнему не знаем мотивов.
— Амели теперь не станет с нами разговаривать. Мы оставили её одну в трудную минуту, когда ей была нужна помощь, — выдохнула Марта.
— Значит мы квиты, — процедила Алекса, — ставя одна на одну тарелки. — Мы пойдем, наверное, ты вся какая-то зелёная.
— Мне прилечь надо, — Марта коснулась тянущего живота.
— Если станет хуже, звони обязательно, поняла? — Алекса коснулась руки подруги.
— Спасибо за подарок, ещё раз, — Марта слабо улыбнулась, — извините, что так вышло.
— Главное, что Рич наелся, — подначила мужчину Алекса. — На связи, — девушка изобразила в воздухе телефон.
— Договорились, — Марта закрыла за друзьями дверь, пытаясь отогнать неприятные мысли.
"Позитивное мышление, и вера в лучшее..." — словно мантру она повторяла звучавший в голове голос Эммы.

***

С раннего утра, народ подтягивался к храму, почтить память святого. Только вот Кристиан, практически не был готов к богослужению. Словно сам Бог, не желал с ним сотрудничать, и тихо вышел, затворив в душу дверь. Внутри было обжигающе пусто. Прожжённая дыра зияла распахнутой пастью, и не света больше не излучалось ни благодати.
Он прикрыл пустоту рясой, пригладил волосы, взял в руки крест.
Он уже знал, что там, за стеной люди ждут его помощи. Только что он им мог дать, жалкий герой "Божественной комедии", которого сам Данте скинул с седьмого неба, прямиком в адский котёл?
Кристиан вышел, молчаливо оглядывая людей. У всех что-то было в глазах: надежда, вера, цель, желание, мечта... жизнь.
Он методично, с какой-то маниакальной потребностью, исследовал взглядом каждое лицо, пытаясь ухватиться за ту самую жизненную нить, и взять немного себе, совсем чуть-чуть.
Он всматривался в глаза каждого пришедшего, пока не столкнулся с пустотой, размером в черную бездну, уместившуюся в чёрных зрачках, и ему показалось, что он посмотрелся в зеркало.
— Монсеньор, — кто-то деликатно прокашлялся, пытаясь обратиться к святому отцу, но он больше ничего не слышал.
Не слышал и не видел, кроме аккуратной тонкой фигурки, сидящей практически у самого выхода.
Он был пьян ненавистью. Она едва пошатывала его, Кристиану даже казалось, что ненавистью пахнет у него изо рта, поэтому, он предпочитал молчать. Она однажды уже практически убила его, а теперь вернулась, закончить начатое.
Все мирское, что долгое время было чуждым, осыпалось на его голову, и перебило хребет. Он хотел схватить её хрупкое тело, и перемолоть в муку, за то что обманула. Соврала. За то, что позволил ещё раз поверить, и он, своей же верой, распорол себе живот.
Он видел, как Марта встала, направляясь прямиком к нему. Собранная, сосредоточенная, не опускающая больше глаз, только обхватывающая себя руками, как будто ее знобит, от такой же ненависти как у него.
— Жду тебя в ризнице, —  бросила Марта, проходя мимо, словно ставила ультиматум, а не просила.
Она вошла в небольшое помещение сбоку алтаря, в котором хранились священные сосуды и богослужебные облачения священнослужителя. Ее священнослужителя, и услышала, что он идёт за ней следом.
— Вход во время мессы мирянам недопустим, — услышала она за своей спиной, не в силах разжать руки.
Твердый, низкий, такой родной. В каждом сне, каждый, кого она видит, говорит только этим голосом.
Она и без него знала о любом самом малозначимом правиле поведения в храме.
— Ты отлучил меня от церкви, Кристиан, на меня это больше не распространяется.
Марта прошла вперёд, касаясь руками риз.
Если он и сейчас ничего не предпримет, если не попытается оправдаться, если обещания Эммы окажутся пылью, она сожжет это хранилище веры, потому что хранить будет больше нечего.
— Ты заслужила это.
— Чем же?! — Не выдержав, Марта развернулась.
Так хотелось видеть его глаза, так хотелось утопать в них. Самостоятельно, своей же рукой, опускать голову в темный омут, пока последние пузырьки воздуха, не всплывут на поверхность.
— В чем моя вина, Кристиан?
Марта сделала шаг вперёд, чувствуя как ломает пальцы, стоит только представить, что он позволяет другим женщинам прикасаться к себе. Такой не доступный для неё, и такой открытый для чужих.
И он чувствовал тоже самое. То невыносимое напряжение, которое повисло в воздухе, усиливалось от звона утреннего колокола, и Кристиану казалось, что он звонит по нем. Что если он сейчас не скажет всё, что думает, он просто умрёт на месте от интоксикации остро вспыхнувших чувств.
Но Марта его опередила, она всегда была смелее его.
Его девочка...
Чушь, бред. Никогда не была его.
У него был только Бог. Всего лишь Бог, мало правда? Черт возьми, с каких пор этого стало так ничтожно мало? Возможно тогда, когда чертыхающийся в храме священник, больше не испытывал стыда перед самим собой?
Все-таки уничтожила. Добила.
— Я знаю зачем ты выезжал из города, — Марта продолжала съедать его взглядом. — Я готова простить тебе это.
— Это? — Кристиан нахмурил брови.
— Каждую женщину,к которой ты касался, — сжав зубы проговорила она. — Я же одержима тобой, любому фанатику плевать, что творит его кумир. Убивает, трахает кого-то, или сочиняет дерьмовые песни, один взгляд на тебя, такого мелкого, незначительного у его ног, особенный, как будто только тебе принадлежащий, и ты готов принять все!
Марта подошла к нему совсем близко, цепляясь руками за грубую рясу.
И он не выдержал. Засмеялся, почти по-мальчишески. Вначале беззаботно, а после отчаянно и обреченно.
— Ты жаловалась мне на то, что господин мэр преследует тебя, а в итоге, переступила порог того, что было мне дорого, и запятнала здесь все своим предательством!
Священникам чуждо мирское. Священникам чуждо мирское!!! К чертям все эти каноны и догмы, когда вера действительно распластана и распята.
Какой здравомыслящий человек продолжит молиться истекающему кровью трупу?
— Как ты могла здесь, с ним?!! — Кристиан прижал её к шкафу, и церковная утварь жалобно задребезжала. — Для чего заставила поверить себе? Подтолкнула к самому сложному решению, и снова отняла все?!!
Он прижался к ней своим лбом, чувствуя как дрожит изнутри, как глухо грохочет сердце… Его проклятие было материальным. Его можно было касаться, его можно было любить, с его рук можно было принимать гибель...
А ещё, его можно было уничтожить.
Навеки.
Остановить горячее дыхание обжигающее его кожу, его проклятие было смертным...
— У меня никогда и не с кем ничего не было, — проговорила Марта, чувствуя как погибает от невыносимой близости, — ты всегда можешь это проверить, всегда можешь забрать то, что принадлежит только тебе.
Его рука скользнула по темным, как сама ночь волосам, по белоснежной как мел коже. Демоны боятся мела...
Зло не может иметь такую белую кожу.
— Одежда лежала не на месте, — проговорил он, чувствуя как каждое слово даётся с трудом, как каждый мускул жаждет сжать её как можно сильнее и вытрясти правду. — А потом пришла та, кто расставила все на свои места, и прорезала глаза слепцу.
— Амели... — Выдохнула Марта, продолжая тереться щекой о его руку.
Это было так интимно. Гораздо интимнее примитивного секса, гораздо глубиннее. Простые прикосновения, заставляющие дышать глубоко в унисон.
Господи, почему если ты всепрощающий, то бесконечно посылаешь нам такие наказания? Не для того ли, чтобы получать удовольствие от невыносимых мучений своих рабов?
— Она обманула, Кристиан, они обманули нас...
— Тише, — его палец коснулся пухлых губ, и дышать стало совсем нечем.
А после его губы накрыли её и произошел взрыв.
Грехопадение.
Вознесение.
Благодать и проклятье.
Гамма чувств и эмоций, разрывающая на мелкие осколки.
Он целовал её губы, пытаясь убедить себя, что действительно первый, кто ощущает этот вкус, но не мог. Не мог убедить себя и поверить, дрожа от внутриутробной страсти, целуя так сильно, как будто душит то, что слова Амели не были правдой.
Он уже проклят небесами, ему уже никогда не будет прощения.
А Марта сгорала, плавилась по его рукам раскаленным воском, обжигая кожу, втираясь елеем, вбиваясь в поры ладаном. Цепляясь за его крепкие плечи, вонзая себе в ладони ногти, чтобы убедиться, что не спит. Что не бредит в больничной палате, что не обитает между двумя мирами в доме на отшибе, принадлежащем женщине с серыми глазами.
Что во рту у неё так сладко, потому что сама любовь ласкает её неба, что в ребрах так остро больно, потому, что сердце разрывают через кожу сводящие с ума прикосновения.
— Прости, я не могу, я не должен был так, — Кристиан резко отстранился от нее, и Марте показалось, что в небольшое помещение ворвалась вьюга. Живот свело подступающей судорожной болью.
— Кристиан, — Марта протянула руку, касаясь его плеча, проводя по спине, — Кристиан, тебе не зачем извиняться...
Марта почувствовала как ее глаза обожгло, а потом они начали мироточить.
Но он не оборачивался, словно превратился в каменное изваяние. Словно те нити, которыми его притянуло к ней кто-то безжалостно оборвал. Разрубил, задевая Марту и кромсая её в клочья.
— Мне нужно поговорить с ним, прежде.
— С кем? — Марте было не выносимо от того, что она больше не чувствует его так близко, как пару мгновений назад. Это наркотик, опиат, пара мгновений и зависимость до изламывающих судорог.
— С Самбером, — глухо ответил он, толкая дверь, и проносясь мимо смиренно сидящих людей, ожидающих службы.
Марта бросилась за ним, но острая боль пронзила изнутри.
Это ли не побочное действие ее желания?
Она пыталась крикнуть, но в легких было недостаточно воздуха, будто его кто-то выбил одним ударом.
"Если вам станет хуже, не пытайтесь залечить боль таблетками, звоните в больницу"...
"Если облегчение не настанет, то придется оперировать"...
Слова доктора проносились в ее мозгу, но не дотянуться до телефона, ни тем более позвонить своему врачу, у нее не было сил.
Марта сделала пару шагов, ловя на себе заинтересованные взгляды прихожан. Перешёптывание.
Однажды, бог уже не уследил, и Ева с Адамом, придались искушению.
Он не смог предотвратить это в саду, который сам и воздвиг.
А теперь, история повторялась. Искуситель проник в храм божий, и соблазнил того, кто клялся служить господу до последнего вздоха.
И если теперь,  искусителю суждено умереть, если ее постигла божья кара, то Марта была готова ее принять.
Все, что она чувствовала, это пронзающая боль и сладкий привкус на губах, от поцелуя монсеньора.

Погода поутихла, на улицах чистили снег, а Кристиан, уверенно шел к дому Самбера. Он не знал, что будет говорить, не знал, как потребовать от него правды, но не сделать этого, он не мог. Не мог поверить на слово той, которая превратила его жизнь, в ад. Которая была послана дьяволом для того, что бы искушать и предавать  греховному унынию.
Слишком много стояло на кону. Слишком.
Это было равносильно тому, что бы всадить в себя пулю. Ты хочешь верить в то, что жизнь после смерти существует, что тропа приведет тебя в Эдем, но ты не знаешь этого НАВЕРНЯКА. 
Что, если после выстрела, наступит темнота? Что, если после, ничего нет?
Этого и боялся Кристиан. Отречься от Бога, уйти из храма, бросить все ради нее, взвалить на себя страшный грех... Что если, после этого, он не обретет ту любовь, о которой так мечтает во снах? Что если ее поцелуи и ласки будут предназначены не только для него? Что, если однажды, маленькое зло явится у него на пороге, и скажет, что это было ошибкой?
Кристиан открыл ворота, во второй раз в жизни, переступая порог господина мэра.
В первый раз, он приходил сюда много лет назад, когда Самбер был не таким, каким стал и каким его знал каждый.
В этом доме, тогда, он видел его отчаяние. Его боль. Видеть боль человека, который никогда не проявляет никаких эмоций, который является жестоким и черствым — это как наблюдать лунное затмение. Солнце и луна не должны пересекаться, не должны соприкасаться и становиться одним целым.
Но это случается. Раз в сотню лет.
Кристиан зажал дверной звонок, готовясь, возможно, к самому важному разговору в своей жизни. Он был готов, что ему начнут тыкать в лицо тем даром, который он так и не смог унести на своих плечах. Но сейчас, его волновало совсем не это.
Пусть мэр города и не обязан был перед ним отчитываться, другого развития событий, Кристиан бы не принял.
Он повторно зажал кнопку, и громкий звук звонка, было слышно даже снаружи.
— Здравствуйте...
Дверь резко распахнулась, и вся решительность и готовность к бою, хаотично начала трансформироваться во что-то иное.
Его взгляд бегло пробежался по завязанной на животе рубашке, и коротким домашним шортам, по небрежному пучку на голове, и яркой щетки для пыли.
Кристиан лишь молчаливо приподнял бровь. В конце концов, он большую часть жизни учился усмирять свои страсти.
— Ты оказалась настолько милосердна, что нашла в себе силы простить изменника? —Проговорил он, не отводя своих глаз.
Он смотрел прямо и ровно, в отличии от взгляда Амели, который стал метаться как птица в клетке. 
— Проходите, монсеньор, вы ко мне?
— Я к хозяину дома. Мне не было известно о вашем примирении.
Кристиан принял приглашение, переступая порог. Столько  времени прошло, а ощущение было, что не коснулись годы этого дома, оставляя все неизменным.
— Его сейчас нет, — Амели отошла в сторону, судорожно размышляя, что же ей делать.
Причина визита, как-то сразу стала ясна и прозрачна, и грозила ей безжалостным молотом, разрушить те хрупкие ступени, которые удалось ей выстроить.
— Когда он будет? Я приду позже, — Губы Кристиана сложились в прямую  линию.
— Вы хотите поговорить о Марте, да?! — С отчаянием выкрикнула Амели. — Я могу рассказать все, что вас интересует, поделиться всей правдой! Не нужно впутывать в это Кайла.
— Кайла? — Кристиан громко рассмеялся, — я так редко слышу это имя, что оно режет слух.
— Все, что я наговорила вам — ложь. Марта не была с ним, да и вообще ни с кем не была, — проговорила Амели, пряча от стыда глаза.
— А вот это уже интересно. Можно поподробнее? Начни, пожалуйста, с того момента, когда ты решила впутать меня в ваши грязные интриги.
— Простите, — выдохнула Амели, — я не ищу себе оправдания. Вы вправе  держать на меня обиду.
— Я просто не понимаю, какого…,— Кристиан чувствовал, что находится на грани.
Ему казалось, что все вокруг вступили в тайный сговор, пытаясь обеспечить его грехопадение как можно больнее. Так, что бы внутренние органы лопнули от удара, а сердце остановилось.
— Какого хрена, ты пришла ко мне? — Он схватил Амели за плечи и больно сжал, — почему именно ко мне? Зачем?
— Потому что нашла самое больное место Марты, и ударила по нему! — Выкрикнула Амели. — Я злопамятная и подлая. Потому что, видит Бог, нет ничего страшнее обиженной женщины. Она сказала мне... Нет, не так. Она выплюнула мне в лицо, насмехаясь над моими чувствами, что Самбер хочет ее. Хочет быть с ней. Что ходит за ней по пятам. Нет ничего больнее, для влюбленной женщины, чем слышать подобное!
Кристиан увидел, как слезы плещутся в голубых глазах и отпустил её плечи.
— Вы же как никто другой, должны понимать каким сложным и необходимым является прощение. Я смогла простить Марту. Сможете ли вы сделать то же самое?
Кристиан отошел от девушки, запуская руку в волосы, для того, чтобы не ударить ее по губам. Заставить замолчать. Они поистине с Самбером два демона во плоти.
Идеальный тандем.
— Она любит вас. Одержимой, маниакальной любовью. И мне жаль того, что это все зря. Жаль, что вы не сможете ни утешить ее, ни излечить.
Марта, в отличии от меня чиста и перед собой и перед Богом, в которого так отчаянно верует. Вы её Бог, монсеньор...
Амели попыталась коснуться его руки, но он одернул свой рукав, не давая ей этого сделать. В этом доме все было окутано ложью. Коснешься чего-то, и ты окончательно пропал. А Кристиан не хотел этого.
— Не называй меня так, — процедил он, сжимая кулаки.
Точка поставлена.
Решение принято. И назад дороги больше нет.