4. На равных. воскресенье. 19.10
Прихожу в себя с чувством разбитости. Мгновенно вспоминаю где нахожусь. Ещё жива.
Время ближе к полудню. Хочется призраком переместиться домой и узнать: заметил кто-то моё исчезновение? Папа должен бы отнестись серьёзно после первого похищения. Надеюсь, он меня ищет и этот Артур поможет. Хотя вовсе не уверена, что Бродерик Стенсон готов платить за меня выкуп.
Снова злость на черноглазого: как посмел он вырвать меня из моей распланированной жизни?! Пусть не очень счастливой, но не худшей точно.
Чёрт! Агенство... Это был такой шанс! Не просто разовый показ или фото в журнале. Они хотели « работать с дочерью Таэлии Сизли»... Геллофри, ты заплатишь за это!...
На что он рассчитывал? Запугать и лишить права выбора? Украсть, ослабить, влюбить в себя? Или попросту хотел красивую вещь для удовольствия?
И если он садист и психопат, каков смысл ждать? Пик моего ужаса был бы лакомым кусочком: истерика, страх, боль, торг, слабость. Что теперь? Когда завершит дела и вернётся, у него будет масса времени. На меня. Эта мысль прожаривает на медленном огне ожидания.
Сев, нахожу на тумбе бутерброды и термос с чаем, пачку мокрых салфеток, ополаскиватель для рта, гигиеническую помаду и записку. Хватаюсь за еду — моё успокоительное. Текст гласит:
«Принцесса, не совершай глупостей. Только здесь ты в безопасности»
Ага, конечно...
Но если это симпатия — он, как минимум, не убьёт меня. Зачем заботиться о губах и зубах, если жить жертве недолго?
Нужно найти то, что пригодилось бы или помогло себя защитить...
Подозреваю, что кричать здесь нет смысла, да и моя нервная система не потянет больше этого. Постоянное беспокойство выматывает. Надо думать как выбираться.
А есть ли на самом деле «похититель»? Он мог выкрасть нескольких девушек ради паники, закрыть в каком-нибудь сарае и на этом основании «спасать» меня. Затем отпустить их, если не видели его лица. Но... такие сложные манипуляции ради меня? Вряд ли.
Осматриваю ремень на запястьях. Пробую ослабить его зубами. Ничего. Но хоть не так больно, как наручники!
Наручники... Точно!...
Откуда подземелье, кровать, подготовленное для пленницы место и оковы, аж две пары?! Охватывает злость.
Значит, «просто спас меня»?! За идиотку меня держишь?...
А ведь он хотел не просто получить меня через силу, а вызвать желание щедро отблагодарить спасителя.
Изощрённая месть, черноглазый... только Стенсоны тебе не по зубам... Я подыграю тебе, завоюю твоё доверие и после сотру в порошок...
Здесь прохладно, и я даже не могу растереть плечи. Только злость помогает не впадать в отчаяние. Тянусь к прикроватной тумбе и открываю ящик. Записка и ранозаживляющая мазь.
«Моя любопытная лисица, я знал, что ты её найдёшь. Нанеси на раны на ногах, а я займусь руками»
— Так ты ещё и издеваешься, — мой язвительный тон здесь, в тишине, звучит отчётливо неприятно и раздражает даже меня саму.
Перемещаюсь, как гусеница, к другой стороне кровати, чтобы дотянуться до второго выдвижного ящика, но цепь с ног не пускает. Интересно, он это тоже продумал? И что же там? Оглядываюсь вокруг: ничего полезного. И тут вспоминаю про лифчик. Аккуратно достаю одну из косточек из места на середине.
Полукруглой формой поддеваю, как крюком, ручку с колечком и открываю ящик. Приподнимаюсь и заглядываю внутрь: там плитка шоколада и записка с крупными буквами.
«Сволочь! - хотела прозвучать рассерженно, но выходит обиженно, он ведь знал наверняка, что не достану.
А сладкого так хочется!... Вот же гад!... Не прощу насмешки!...
С силой ударяю руками по кровати и дёргаюсь всем телом от злости. Снова боль. Снова от оков, впившихся в посиневшие отёкшие ноги.
Ещё этот ремень на руках! Чёрт бы его побрал...
Лихорадочно хватаю воздух, чтобы справиться и удержаться от дальнейших ругательств. Достоинство и сила превыше всего. Я же Стенсон!
Звуки у двери загоняют сердце в тревожный галоп. Даже не успела заготовить план защиты и нападения! Только кость от лифа в руке, прячу в складке покрывала. Вся надежда на неё.
Чёртов недоносок открывает люк и спускается. Взвинчивает мою нервную систему до предела. Напоминаю себе, что играю роль покорной дуры, а не обозлённой мегеры. Может, это выиграет мне время.
— Наконец-то, я вообще-то голодна, — почти бесстрастный тон смирившейся пленницы, хотя внутри ураган страха и злости.
Каковы его планы на меня?...
— Смотрю, ты тут развлекаешься, — улыбаясь, он подходит ко второй открытой тумбочке. — Почему не съела? Не любишь сладкое?
Не срывайся! Не смей поддаваться на это! Быть глупышкой, как Фел...
— Не смогла достать, — имитирую огорчённо-вымученный тон и растерянность, показывая, как тянусь к ящику. Напряжение нарастает, пока слежу за каждым его шагом и движением.
Геллофри, будто чувствуя мои опасения, двигается медленно и расслабленно, словно ленивый кот. Подходит к ящику и достает шоколад, не спеша разворачивает и подаёт мне.
— Вот, держи. Ты всё же смогла открыть его! — он в искреннем восхищении от моей маленькой победы, нехотя засчитываю себе плюс один балл, наконец отпустив напряжение в мышцах. От него не веет ни опасностью, ни коварными замыслами, ни жестокими фантазиями.
Выждав паузу, похититель продолжает более серьёзно, тяжело вздохнув:
— Пусть хоть что-то тебя порадует, ведь хороших новостей я не принёс.
— Хочу в туалет, - перебиваю его, неожиданно ощутив нужду. Откладываю даже долгожданное лакомство. Странно, что раньше этого естественного желания не возникло(стресс?), сейчас от него буквально режет низ живота. — Срочно!
Времени прошло достаточно, но я мало пила и ноги сильно отекли... Ещё не хватало проблем с почками от той наркоты, которой он меня усыпляет!... Чёрт!...
Хорошо, - он глядит на меня с опаской и отправляется в угол за ведром. Подносит его к кровати и начинает отстёгивать мои занемевшие ноги.
— Я не могу так! Отпусти меня наверх, в нормальный туалет! Молли сказала, ты — сирота, значит, никто меня не увидит! — не могу скрыть нетерпение и волнительную надежду на согласие.
— Наверху нет туалета. И там - не мой дом! Было бы слишком глупо, не находишь? Я отвернусь, — подходит и отвязывает верёвку с моими руками от кровати. Меня сильно прижало, но хочу отвоевать хоть что-то.
— Пожалуйста, не могу так, я же не животное. Может, хотя бы выйдешь... — не помню, чтобы слышала у себя такие умоляющие нотки. Правда, гордость не главное, если смогу добиться своего.
— Селестия, я отвязал тебя полностью и не хочу сюрпризов. Я отойду и отвернусь, сосчитаю до восьми. Воспользуйся моментом, другого не будет, — голос спокоен, но твёрд, как гранит.
Сюрпризов?!... И это говорит сталкер с дерева! Я подведу тебе туда кабель под высоковольтным напряжением... Вот это будет сюрприз, твою мать!...
— Ты... ты - негодяй! И извращенец, — хочу задеть его за живое, но подлец не реагирует и уже начинает отходить, спиной ко мне.
Хватаю ведро непослушными руками придвигаю к себе. Понемногу с каждой стороны снимаю штаны вместе с трусиками, опасаясь не успеть. Ноги дрожат от слабости. Спешу присесть, чтобы вздохнуть с облегчением. Всё слышно, он не заподозрит, что могу схитрить. Потому тихонько достаю косточку из складки, сгрызаю зубами силиконовое закругление на конце железяки, чтобы сделать её острой. Затем спешно надеваю штаны назад. Он уже завершает счёт.
— Стой! Я не успею одеться, руки онемели! Слышишь?! — голос выдаёт страх, смятение и раздражение. Он стоит неподвижно и, после небольшой паузы, продолжает счёт до двенадцати.
Затянув штаны шнурочком, перевожу дыхание. Ведро накрываю крышкой и задвигаю под кровать. Забираюсь сверху. Заодно получше прячу своё единственное оружие. Геллофри оборачивается, подходит к стулу и начинает распаковывать рюкзак: достаёт еду, бутылку с чистой водой и блокнот. Но, обернувшись, вздыхает, откладывает всё и подходит ко мне. Не сразу осознаю, с какой целью.
— Мне нужно пристегнуть хотя бы одну твою ногу, — можно подумать, что он меня упрашивает, хотя выбора нет как раз у меня.
— Не нужно, — почти прося, отрицательно мотаю головой. Выставляю вперёд руки с ремнём, убеждая его: — Я и так связана. Этого хватит...
— Не сегодня. Я стану доверять тебе больше, если и ты будешь доверять. Давай обсудим это завтра? — снова уговаривает меня похититель.
— Завтра, — даю понять, что не забуду эту деталь. Смирюсь. Пока. Чтобы дать себе пространство для манёвра позже. Пусть верит, что я покорна, пускай расслабится. Мне нужно чуть больше шансов, чем сейчас.
Удивлён. Хоть бы не разгадал мой план.
— Ты не смазала их... - Геллофри с сочувствием смотрит на мои лодыжки, и в нём заметна некая борьба. Пристёгивает только одну.
— Искала способ открыть второй ящик... — невинно отвечаю, осматривая вертикальные балки на стенах.
Есть ли что-то ещё за этими стенами?...
— Расскажешь, как справилась? — усмехается, будто зная ответ. Игнорирую. Он возвращается к еде. А на смену моим опасениям приходит тревога
Здесь есть камеры?...
— Любишь следить за людьми? Похищать и мучить? — выдаю не подумав, и тут же сожалею.
Не будь упрямой дурой, Сили, не выводи его...
Тщательно обшариваю взглядом все углы и стены, но камер не нахожу.
— За тобой — да, ты притягиваешь меня с первого дня в школе. Похищать и мучить — нет, — вздыхает и углубляется в размышления, и это мне на руку.
Значит, в чём-то всё-таки согласен... Это хорошо... Вызвать в нём как можно больше сомнений и угрызений, коль они есть...
После съестного достаёт из рюкзака две книги, откладывает на тумбу у кровати, затем берёт блокнот и записывает что-то. Спрашивать нет смысла: вряд ли скажет, так только выявлю интерес.
Пока он не ведёт себя как психопат, если хоть что-то в этом понимаю... Нет агрессии, обиды и попыток причинить боль. Нет этих легко узнаваемых "голодно-шарящих по телу взглядов".
Он не пытался меня изнасиловать, что несколько успокаивает... Но что тогда ему нужно?...
— Только за мной, значит... Кого-то попроще выбрать не думал? — сквозящий в ответе сарказм всегда был моим верным спутником, всё время забываю, что здесь ему не место.
— В каком смысле? — спрашивает так обыденно, будто правда не понимает.
— Не чувствуешь некий барьер между нами? — хмурюсь и спрашиваю ещё язвительнее.
— Так ты тоже заметила свою Китайскую стену самовлюблённой заносчивости и непомерного эгоизма? — вздыхает с притворным облегчением. — Я-то думал ты безнадёжна, после того представления в школе.
Снова издевается!...
Всё ещё записывает, что ужасно раздражает. Меня разбирает любопытство. Это обо мне?
— Не строй из себя дурака, ты должен видеть разницу между нами! — по привычке начинаю заправлять непослушные пряди волос за ухо. Со связанными руками это довольно неудобно и выглядит глупо. Тут же одёргиваю себя.
Если бы у меня во рту было что-то острее зубов, смогла бы перерезать верёвку... Но что делать с ремнём и наручниками на распухших щиколотках?...
Боль становится явнее, будто радуясь, что о ней вспомнили и танцуя перед затуманенным рассудком. Отчаяние подхватывает танец и зовёт все вчерашние страхи присоединиться, чтобы включить главный хит — истерику. Нет уж! Не дождётся!
— Вижу. Но хочу верить, что тебя ещё можно вернуть к человеческому мировоззрению.
Он наконец откладывает блокнот. Высыпает содержимое неясного горшочка в тарелку и подносит мне. Нервно орудую ложкой в гуще овощей с мясом.
Ройситер тянется за мазью... Боже, ну и имя!... и принимается аккуратно, едва касаясь, втирать её в мои раненые ноги. Трепет и болезненное удовольствие, что испытываю сейчас, повергают моё сознание в шок. Даже забываю, что должна ответить.
Откуда эта чувствительность? Адреналин? Из-за ощущения опасности?...
— Да это ты безнадёжен... — пытаюсь звучать недовольно после невольно вырвавшегося стона, ведь он дарит моим ногам облегчение... и не только.
Тёплое удовольствие поднимается по ногам всё выше, и все нервные окончания сплетаются во вьющийся плющ. Хочется, чтобы он не останавливался. Чуть прикусываю щеку изнутри. Неужели возбуждение от такого примитивного действия? Я так привыкла притворяться, что сейчас в смятении от ощущений.
— Заледенели и опухли. Это плохо, нужно кровь разогнать, — хмурится, и звучит так, словно действительно чувствует вину и сожаление. — Извини, если больно, это необходимо, чтобы ты не потеряла чувствительность в ногах и не появилось тромбов. Приляг, будет легче терпеть.
Что со мной?! Он же враг!... Ещё немного я начну стонать вслух... Нельзя себе такое позволять...
И этот гад, словно читая меня, берётся массировать ноги выше, возле колен, старательно и нежно, ещё чуть выше; потом вниз — пятки и пальцы, и опять поднимается наверх. Дыхание перехватывает, внутри всё трепетно щекочет. Когда с сожалением думаю, что сейчас он прекратит, он набирает ещё немного мази. Щекотание добирается до груди и ускоряет пульс.
— Приляг, будет легче терпеть.
Громко выдыхаю от облегчения и безропотно укладываюсь назад, опираясь на локти и сама удивляясь своей покорности. Значит, он принял это за стон боли и чувствует вину. Отлично. Закрываю глаза, стараясь сохранить недовольную физиономию. Чуть вздрагиваю. Особенно чувствительны пятки: он мягко разминает их пальцами и дарит неимоверное блаженство. Пьянит.
Почему заботится о пленнице, если может силой получить всё, что пожелает? В мире всё основано на превосходстве: сильнейший получает трофеи... всегда... Как вела бы себя я, получив полную власть над другим человеком? Без свидетелей?... Над тем, кто унизил меня?...
Последний вопрос отчего-то пугает. Спешу отогнать его, сосредоточившись на ощущениях: становится теплее, затем по ногам уже идёт жар. Опасно поглощающий жар. Тело требует продолжения, но он не даёт своим рукам зайти выше, хотя свобода моих широких пижамных штанов позволяет... И я бы не смогла возразить. Не сейчас. Во рту впервые пересохло не от страха. Облизываю губы, инстинктивно. И вот, всё исчезает...
Хочу ещё!... Чертовски хочу! Что он делает?...
Открываю глаза. Черноглазый теперь занят наручниками и новым слоем мягкой материи на них.
— Не надо... — голос звучит хрипло, просяще и гораздо более жалко, чем хотела бы. Он смотрит внимательно, переводит взгляд на мои губы. Понимаю, что снова неосознанно облизнула их.
— Не стоит так делать. Хочешь пить? — от его взгляда бегут мурашки, и почему-то не могу точно сказать, приятные они или наоборот.
— Да, очень, — отвечаю растерянно.
Этот взгляд... Он будто тоже хочет меня... Значит есть шанс соблазнить его? Задурить мозги и убедить отпустить...
Почему так ведёт себя? У него власть и преимущество, а я - в изоляции и беспомощна, свидетелей нет. Почему так обходителен после всего негатива? Пытается завоевать расположение? Мне уже почти не страшно, и в ногах облегчение.
Он всё-таки защёлкивает наручник вокруг лодыжки, за второй цепляет один из браслетов других наручников и только их край закрывает на кованой спинке кровати. Так свободы у моей ноги больше.
Затем даёт мне воду. Не думала даже, что так хочу пить, пока прохладная жидкость не коснулась языка и горла. Сразу же возникают мысли о еде, как о единственном спасении от ускользающего контроля и острого желания его прикосновений. Это противоестесственно! Вспомнив о шоколадке, что отложила, голодно хватаюсь за неё. Геллофри некоторое время смотрит с улыбкой и после идёт к рюкзаку.
Какой бред! Он опасен!...
О, Боже! Шоколад с миндалём и кусочками солёной карамели. Мой любимый! Блаженство. И хоть что-то знакомое здесь.
— Не был уверен, оценишь ли: ни разу не видел тебя со сладостями, — говоря это, подносит мне небольшую тарелку с лазаньей. – Вот это тебе тоже стоит попробовать. Фирменный рецепт бабушки. Ещё принес тебе пару книг, - кивает в сторону тумбы. Я уже допускала мысль незаметно стащить одну, а они, оказывается, для меня и взяты.
Недовольно скривившись, беру вилку. Не стоит ему знать, что я не слишком избалована домашней едой. Вот только со связанными туго руками крайне неудобно пытаться отломить и набрать достаточный кусочек. Голод всё ещё зверский, словно впитывает в себя весь телесный голод. Пытаюсь одолеть лазанью, как вдруг Геллофри перехватывает вилку из непослушных пальцев, набирает идеальный кусочек и подносит ко рту.
Не хочу, чтобы меня кормили! Чёртов извращенец, я не твой питомец!...
Мы некоторое время упрямо воюем глазами. Без слов. Не хочу сдаваться. И он не настаивает, просто держит её и смотрит на меня терпеливо. Впервые сложно не отводить взгляд.
Плохо... Уверена, в поединке на силу воли и терпение он меня разгромит, не глядя...
М-м-м... Вкусно. Пока позволяю себя кормить, память охотно подкидывает информацию о Стокгольмском синдроме.
Если верно помню, синдром это естественная реакция человека на опасность, потому он не включён в классификацию психических болезней. Со мной не всё ещё потеряно.
Ясно же, что симпатия к захватчику и отсутствие проявления агрессии снижает риск быть убитым или покалеченным... Воспринимать не как врага... Вести себя дружелюбнее... Неужели возможен вариант, что он просто пытается уберечь меня от настоящего психопата?... Пока ведёт себя вполне достойно...
По сути Стокгольмский синдром подталкивает жертву принимать позицию похитителя, ведь ответная симпатия — залог безопасности. Надо укрепить его симпатию, но не переходить грань.
К сожалению, уже не чувствую где она: с его терпением и спокойным отношением, попытками облегчить моё нахождение здесь сложно убеждать себя, что он опасен. Да ко мне в родном доме и то хуже относятся! А здесь ещё и время и изоляция против меня...
— Строишь план побега? —спрашивает с располагающей улыбкой, но внимательно сканирующими глазами.
Так легко читает меня... Это жутко...
— Вот с этим всем?! Я похожа на идиотку? — демонстративно приподнимаю руки в ремне и прикованную ногу.
Я - пантера, твою мать, и от тебя мокрого места не оставлю!...
- Нет, наоборот, ты очень умная девушка, просто иногда действуешь сгоряча, а иногда творишь глупые вещи от скуки, - ласковым тоном он, кажется, старается сгладить острые углы. Недовольно хмыкаю и отворачиваюсь от еды. Отодвигаюсь от него подальше.
Вежливый похититель игнорирует мою грубость и начинает убирать тарелки, крошки и остатки еды в принесённый пакет и рюкзак, а я зависаю в своих размышлениях. Нельзя признаваться, о чём думаю. Выглядеть покорной, не внушать опасений. Значит сейчас не время нападать на него с острой костью от лифчика. В подходящий момент, когда он отходит, достаю её и перекладываю под подушку.
Придёт время, и я воспользуюсь любым шансом, чтобы выбраться отсюда...
- Что-то ты притихла...
- Задумалась о твоих словах насчёт «вернуть к человеческому поведению и мировоззрению». Что значит вернуть? Ты меня совсем не знаешь и не мог знать ранее. И что означает к «человеческому»? - как ни пытаюсь контролировать себя, а всё же начинаю раздражаться, думая об этом.
Ох, не ту я тему выбрала. Уже чувствую закипающую злость в себе, а характер свой показывать тут точно не стоит.
- Скажем проще: почему считаешь себя лучше меня, лучше остальных учеников или других жителей Саванны? Не претензия, чистое любопытство, - его любезный тон, без намёка на издевку и осуждение, сбивает меня с толку.
Я привыкла отвечать на выпад, вызов, на обвинения или агрессию. Но сложнее отвечать на простой заданный вопрос, не ощущая его интонацию.
- Это же очевидно: мы на разных ступеньках социальной иерархии. Я более умна, образованна, финансово обеспечена, красива, наконец! У меня другие цели в жизни и другие шансы на успех, - будто сама себя в этом убеждаю. Злит.
- Более, чем кто? Ты осознаёшь, что застряла во временах расизма и рабовладельческого строя. Ваша семья до сих пор воспринимает людей из сферы обслуживания рабами, и я лично с этим столкнулся, побывав у вас в доме.
- Что значит «побывав у вас в доме» ? - слегка пугаюсь и не успеваю скрыть реакцию.
Он вломился к нам в дом?...
- Годовщина свадьбы твоих родителей. Я был в обслуживающем персонале, на разливе выпивки. Даже заговорил с тобой, когда ты подошла, за что меня отчитала твоя мать и потребовала уволить. Что было дальше припоминаешь?
- Совершенно не помню ничего подобного... - и это правда. Хорошо, что его ответ несколько успокоил моё взбунтовавшееся воображение.
- Выходит, что любой недостаточно богатый человек не может общаться с тобой и твоей семьёй на равных? Почему считаешь, что выше других? Я, кстати, абсолютно не оспариваю твои достоинства, - он произносит последнее предложение как комплимент, с такой улыбкой и взглядом, что, боюсь, начинаю краснеть. - Но, по-твоему, умных людей настолько мало, что их стоит определить в отдельную касту? Или ты настолько красива, что другим необходим тест-подтверждение соответствия внешности, чтобы с тобой заговорить? Какая-то фашистская евгеника, не находишь? А степень образованности вообще понятие относительное, не подвергающееся строгому оцениванию, и, уж точно, она не является критерием принижения других людей. Задумайся, Лести, чем обусловлено твоё отношение к окружающим? - говорит размеренно, доброжелательно, изучая моё лицо и реакцию.
Лести... меня так никто не называет...
Пытаюсь разложить по полочкам вопросы, чтобы дать ответ без лишних эмоций, и... не выходит. Нельзя зависать. И злиться - как-то мелочно. Надо подумать. Его вопросы поставлены так, что в них уже и содержится ответ. Вот только меня и мою систему ценностей он не устраивает...
- Много вопросов. Я могу обдумать ответ некоторое время? - осторожно выкраиваю себе немного форы, чтобы найти чем возразить.
- Конечно, нам некуда спешить, - снова говорит со мной, как с милым нашкодившим ребёнком. Не нравится мне его заботливое снисхождение.
- Попробую ответить, не касаясь нашей ситуации: более образованные и умные люди всегда стремятся найти себе окружение из таких же индивидов. Это возможность расти и развиваться в ментальном смысле. Общаясь с менее образованным окружением, человек деградирует, - улыбаюсь с выражением лица: «что теперь скажешь, умник?»
- Это твоё личное мнение, не подкреплённое исследованиями, фактами и аксиомами людей, разбирающихся в работе мозга и его активности при разных видах взаимодействий... - слегка ухмыляется. Почему он легко находит ответ на всё, а мне нужно задумываться? Начинаю чувствовать себя глупой.
Наверное, этого он и добивается... Хочет лишить меня самоуверенности...
- Конечно, если ты поклонник кастового разделения и дискриминации по любому из признаков отличия, будет сложно убедить тебя в неверности твоей позиции, - его тембр одновременно твёрд в высказываниях и мягок в интонации. Откровенно восхищаюсь его умением достойно вести спор, не принижая оппонента, не раздражаясь, не повышая тона, не перебивая. Стоит поучиться.
- То есть, ты считаешь, что такая, как я, может запросто общаться с тебе подобными и это никак не повлияет на успех моих достижений и положение в обществе?! - выпаливаю, недовольно сощурив глаза.
Бесит, что он спокоен. Я проигрываю не в самом споре, а в ведении его, тем самым умаляя свои шансы убедить его хоть в чём-то. Ведь сама начинаю сомневаться в собственных непреложных истинах.
- Не могла бы ты конкретнее обозначить разницу фраз «такая, как я» и «тебе подобными», раз уж мы обсуждаем теорию «не касаясь нашей ситуации». Пожалуйста, - он выводит из себя, продолжая оставаться спокойным и внимательным. На слове «пожалуйста» и вовсе так улыбается, что хочется его треснуть... или...
- Ты меня бесишь! - отвечаю пламенно и едко. И всё моё существо не соглашается с выпадом. А ведь я не любитель врать, особенно себе...
- Значит, у тебя ко мне необоснованная личная неприязнь и проблема не в кастовых, физических или ментальных различиях, верно? Могу ли предположить, что у тебя такая же личная неприязнь почти ко всем жителям Саванны, кроме узкого круга твоего общения? Не замечал тебя в компании других людей, - словно насмехается надо мной своей доброй улыбкой и снисходительно-дружелюбным тоном.
- Я не сказала о личной неприязни, только о том, что ты меня раздражаешь и выводишь из себя! - нервничая, начинаю приглаживать пальцами волосы и прочёсывать их, будто это сейчас самое важное занятие.
- Могу уточнить, чем именно? - чуть наклоняется ко мне и прищуривается всё с той же улыбкой. Почему он всё время ведёт себя так, будто ловит меня на лжи?
- Да вот этим всем! - эмоционально взмахиваю связанными руками. - Ты меня похитил и лишил гражданских прав на свободу действий и передвижений, свободу выбора и свободу слова. Ты - угроза моей безопасности! - всё более возмущена его непониманием простых вещей, и чувствую, как во мне снова нарастает желание поорать и повырываться. Или побить его, за то, что пытается мне понравиться.
- Допустим. А до похищения? - и вот сейчас он уже серьёзен. Смотрит без тени улыбки, наклонившись и опершись на кулак, в позе Роденовского мыслителя.
Замолкаю, понимая о чём он. Об этом не подумала, и готовых ответов и решений в голове нет. Личная неприязнь. Чем она была вызвана?
Да не было никакой неприязни! Я просто разочаровалась, что он не соответствовал воображаемому образу и одет как попало. Не выглядел презентабельно и дорого...
- Ты ведь знаешь, что означает слово дискриминация? - снова спрашивает спокойно и авторитетно. Чувствую себя провинившимся ребёнком. Ох, как же раздражает!
- Дискриминация - негативное или предвзятое отношение к человеку, лишение его определённых прав и свобод на основании наличия какого-либо признака и неприятия его оппонентом, - автоматически выдаю определение и внезапно сама начинаю задумываться о том, что Гэллофри пытается до меня донести. Я ведь не гомофоб, не расист, лояльна ко всем вариациям населения, кроме бедных и неуверенных в себе... Упрямо твержу : - Да, я знаю, что означает это слово. У меня нет предвзятого отношения.
- И ты сейчас честна с собой, ходячая Википедия? - этот вопрос уже серьёзен, несмотря на иронию про известный интернет-словарь.
- Если ты о себе, ты просто не в моём вкусе, - отвечаю нервно, неосознанно прикусываю губу и, словив себя на этом, удивляюсь. Явный жест лгуна или того, кто хочет нечто скрыть: закусывать губы, язык; прикрывать рот; тянутся к губам или почесывать нос, щеку, поправлять волосы или галстук.
- Мы ведь говорим сейчас в целом... Но, если касательно меня и тебя, то у меня встречный вопрос... - снова смеётся надо мной.
- Кто в моём вкусе? - спрашиваю с лёгкой ироничной улыбкой, догадываясь, что его интересует.
Прости, парень, сейчас я тебя сделаю...
- Ты всегда перебиваешь в разговоре? Хотя это риторический вопрос, - слегка хмурится мой собеседник. - В твоём вкусе Фьюэр, это я и так знаю. Он гей, кстати. Меня интересует другое: ты всех людей своего окружения выбираешь по своему вкусу, и на чём он базируется, если так?
Джордан Фьюэр - гей?! Вот же... Следовало раньше догадаться...
- Мои предпочтения во внешней привлекательности и чувстве стиля, успешности, амбициозности, перспективах развития. Также в том, насколько человек интересен для меня, насколько умён, воспитан, образован, сексуально-привлекателен, - перечисляю с удовольствием, давая понять Геллофри, что ему ничего не светит.
- Из твоих слов следует, что Алиса, Кэндис и Меган воспитаны, успешны и сексуально-привлекательны в твоих глазах? Фелисити и Молли с прекрасным чувством стиля, образованы, амбициозны, умны и интересны для тебя? Вы просто одеваетесь одинаково, - слегка подначивающий весёлый тон передаётся и мне. Сжимаю губы, чтобы не рассмеяться. - А Энди, Джаред, Пол, Грэг, Кайл... Они также все сексуально-привлекательны, образованны, красивы, воспитанны и интересны для тебя? Я верно понимаю, что человек должен обладать всеми перечисленными качествами, чтобы заинтересовать тебя? - он еле сдерживает улыбку, зная, что подловил меня.
Все перечисленные люди не обладают и половиной указанных качеств. Он ловит меня на моих же словах и заставляет задуматься о сказанном. Они все примерно в равной степени обеспечены, но среди них немного по-настоящему умных и образованных, амбициозных и воспитанных. Интересны для меня далеко не все, с кем всё же общаюсь.
- В школе выбирать не приходится, - пытаюсь спасти ситуацию с серьёзным лицом.
- Тогда скажи, кроме школы: где и кого выбираешь в свой круг и всегда ли довольна общением? Какие критерии наиболее важные? Пытаюсь понять тебя и узнать получше.
- Так ты хотел быть просто моим другом? Для чего критерии? Попытаешься им соответствовать? - спрашиваю прямо, с тенью сарказма.
Вот я тебя и подловила, Ройситер!...
- Сперва, я хотел начать с тобой общаться, дабы разобраться, насколько мы друг друга понимаем. А дальше, мы бы вместе решили, во что это выльется. Я не подстраиваюсь под других людей и стараюсь не подстраивать их под себя, но ты меня пока плохо знаешь. Возможно, я подхожу под твои требования, и ты бы заметила это, не будь так упряма и эгоистична. Так это всё, что для тебя важно в друге?
- Ещё честность и надёжность, порядочность, умение поддержать и защитить, развеселить, - чем больше продолжаю, тем ярче раскрываются истинно важные для меня качества. Но есть такие, что вслух не произнесёшь...
Из всех названых им людей, меня никогда не напрягает общаться только с Грэгом и Джаредом. Но я бы не сказала, что они для меня сексуально привлекательны или достойно образованы или с хорошими перспективами. Просто общаться с ними легко и к тому же ценю, что они не лезут мне под юбку. Фел я принимаю за её непосредственность и позитив, от неё не ждёшь ножа в спину. И нет смысла скрывать, что есть своя выгода в дружбе с Хоукингсами. Остальные девушки - просто рыбы-прилипалы для количества.
Мы продолжаем спорить в спокойном русле, приводя каждый свои доводы и аргументы. Затем он предупреждает, что покинет меня до вечера, по своим делам, и уходит. А я ещё некоторое время размышляю о новых вопросах.
Он хочет убедить меня, что мы могли бы быть парой? Или друзьями? У меня в принципе друзей нет. Знакомые и те, кто считает, что мы друзья. Отец приучил меня никому не доверять, но в чём-то Ройситер, конечно, прав. Я не поддерживаю расизм и дискриминацию, но выходит, что сама же использую похожую политику при общении с другими людьми.
За размышлениями время пролетает быстро. Некоторую его часть я трачу на ковыряние замка наручников железкой от лифчика, но без успеха. Принимаю решение сильно не царапать металл, дабы не выдать попыток. Поспешно прячу косточку обратно под покрывало, когда слышу шаги, и дверь начинает открываться.
- Соскучилась? - его дурацкий магический голос вкупе с покоряющей улыбкой заполняют пустое подземелье особой атмосферой, а меня - предвкушением интересной словесной перепалки.
Не могу сказать, что мне всё ещё страшно, скорее любопытно... И сколько ещё это всё продлится?...
- Не будь о себе столь высокого мнения, - язвлю по привычке, но тут же укоряю себя.
- Может, хотя бы по человеческому общению? Я купил тебе одежду и вкуснейший в Саванне брауни.
- Брауни съем. А больше мне от тебя ничего не нужно, особенно одежды. Ты планируешь меня здесь до старости держать? - не могу скрыть, что этот вопрос и ответ на него меня пугают. Снова поправляю волосы, часть пряча за ухо, так, чтобы некоторые пряди всё же прикрывали его.
- Только пока тебе угрожает опасность.
- А если мне угрожаешь ты? Меня уже ищут и, поверь, тебе несдобровать, когда найдут, - заявляю спокойно, как бы между прочим. Парень только усмехается в ответ.
Вручает мне пирог и молоко в бутылке, присаживается со своей порцией на кровать у моих ног и, вместо того, чтоб есть, завороженно глядит на меня и улыбается.
Мама и Аманда прибили бы меня за такой ужин...
- Но у меня нет выбора... - неосознанно улыбаюсь себе, вгрызаясь в пирог и начиная кайфовать от вкуса.
- Ты о чём? - его голос приятно слышать, и, должна признать, не такой уж он и урод. Вполне обычный парень, просто немного не мой типаж.
Но признаться, я не знаю какой мой...
- Дома мне бы выели мозг за такой ужин, ведь "нужно тщательно следить за параметрами и весом" - перекривила своего самого строгого тренера - мать. А здесь у меня нет выбора. Я бы ещё чего-то съела, - говорю, слизывая последние крошки с пальцев
- Отличный аппетит, отдам тебе свою порцию. Он с добавлением соли, но именно потому мне и нравится, - передаёт мне ещё кусок пирога.
Его глубокие бархатные глаза напоминают крепкий чёрный чай. И мои щёки, чувствую, разрумяниваются, когда он смотрит на меня с такой явной симпатией, словно обволакивая меня теплом. Без зазрения совести съедаю ещё и его кусочек вкусности,стараясь не думать об этом.
- Не смотри так, сам предложил, уже не верну. С солью мне нравится, - киваю сама себе с полным ртом. - Сам, что ли, готовил? - пытаюсь отвлечь его, чтобы не затягивать неловкие паузы с подобными взглядами.
- Я смотрю не на пирог, а на тебя, - и этот взгляд странно действует на меня.
- Так ты сам готовил?
- Не-е-ет, что ты! Я не умею готовить. Пожарить овощи или яичницу, отварить кашу, макароны или простой суп - да, но на большее я не способен, - он забавляется моему предположению.
Я даже этого не могу, если на то пошло...
- Снова планируешь спать здесь? - спрашиваю как бы между прочим, но чувствую, как щёки заливает горячим соусом из смешанных чувств.
- Да, - отвечает просто, будто это само собой разумеется.
- Почему не дома? Нравится лапать беззащитную пленницу? - стараюсь звучать осуждающе.
- Верю, что сегодня обойдёмся без крайних мер, и ты уснёшь сама, без криков. Лапать - нет. Обнимать - да. Так приятнее, теплее и удобнее. Сегодня ещё один плед притащил, отдельно для тебя.
Приятнее, теплее, удобнее... Хочу возразить, и не могу... И всё же молчать тоже нельзя...
- Кому удобнее? - с издевкой бормочу.
- Я не сделаю ничего, что причинило бы тебе боль, - наклоняется и берёт мои связанные руки в свои. С небольшим опозданием высвобождаю их и гляжу на него с осуждением.
Мне нечего на это ответить. Вспомнив его объятия, чувствую странное тепло внутри. Ройситер снова аккуратно покрывает мазью и старательно растирает мои ноги, надевает свежекупленные носки и мягкий наручник, уже на вторую ногу. Затем подходит и снова привязывает длинной верёвкой мои стянутые ремнём руки к кровати, стараясь оставить побольше свободы для движения. Отговаривать его нет сил, да и массаж ног меня расслабил. Ловлю себя на мысли, что уже слишком хочу спать, чтобы пререкаться с ним. Хуже всего то, что начинаю привыкать к этим растираниям и массажам, и против своей воли ждать...
Мне никогда не нравилось, когда кто-либо прикасался ко мне...
- Который сейчас час? Это ужасно - не видеть окон и не знать время, - жалуюсь и зеваю. - Я даже в днях недели уже запуталась...
- 23.13. Воскресенье. Спокойной ночи, принцесса, - он произносит это как-то... ласково, что ли? И, выключив свет, укладывается рядом и обнимает меня аккуратно, накрыв нас обоих пледом.