Глава 1. Знакомство
Нетрудно попасть в магический мир, в котором каждое твоё желание может осуществиться...
трудно в мире, полном искушений, суметь сохранить себя.
Aliis inserviendo consumor.
Светя другим, сгораю сам.
***
Разлепив глаза, я первым делом осмотрелась по сторонам, но толку от этого было немного: вокруг была кромешная тьма, а голова раскалывалась на тысячу кусков. Поэтому подвох я заметила не сразу, только когда попыталась снова уснуть, но вдруг почувствовала, что кровать какая-то... жёсткая, неудобная, маленькая. Простыни были ужасно грубыми, таких даже у моей бабки в деревне отродясь не было, а вокруг был какой-то едва уловимый запах сырости и плесени.
Вскочив, я уже более внимательно огляделась, силясь разглядеть что-нибудь в светлевшей предрассветной тьме, и каждая новая деталь заставляла волосы на голове зашевелиться. За маленьким окошком постепенно светало, и обзор становился всё лучше и лучше. Я была в маленькой комнатушке, буквально четыре или шесть квадратов, обставленной невероятно убого. Внутри были лишь кровать, на которой я проснулась, небольшой покосившийся шкаф и маленький письменный столик.
«Да мой кабинет в деревне и то был больше! — возмущённо подумала я, встав посреди «комнатки», судорожно соображая, где же всё-таки оказалась. — Что за хрень?! Где остальные?! Это что, какая-то очередная дрянная шутка?!»
Разозлившись, я быстро направилась из комнатки в коридор и с удивлением заметила, что в него из таких же комнатушек выходят дети различных возрастов. Но всех их объединяло одно — одинаковая невзрачная поношенная одежда, худоба и какая-то внутренняя злость в глазах. Оторопев, я так и встала посреди коридора, а за мной раздался противный женский голос:
— Мисс Лэйн, немедленно оденьтесь!
Я ошеломлённо обернулась и уставилась на среднего роста худенькую женщину с проседью в тёмно-русых волосах, одетую в скромное коричневое платье до щиколоток грубого покроя, и почему-то в мозгах всплыло имя: «Миссис Коул». Та ещё более сердито посмотрела на меня, стоявшую в простой сорочке до колена, и воскликнула:
— Мисс Лэйн, вы меня слышите?! Марш в свою комнату одеваться, завтрак через пятнадцать минут! Опоздаете — будете до обеда ходить голодной!
— Хорошо, — потрясённо выдохнула я и вернулась в свою комнатку, в которой, как мне показалось, было безопаснее, чем в коридоре.
«Мисс? — ошеломлённо повторила я про себя. — Что за херня?! Это что... английский?»
Но в прострацию мне не дал впасть громогласный голос, раздавшийся, казалось, на всё здание:
— ЗАВТРАК!
«Твою мать, поесть всё же надо, а то чёрт знает что творится!» — сообразила я и кинулась к покосившемуся шкафу.
То, что оказалось внутри шкафа, повергло меня в ещё большее уныние, чем обстановка «моей» комнаты. Внутри висело на деревянных вешалках два маленьких простых платьица: одно тёмно-серое, бывшее, видимо, когда-то чёрным, а второе светло-коричневое, бывшее когда-то тёмно-коричневым. Ещё там были потрёпанные и сто раз зашитые чулки, поношенные чёрные туфли, а на одной из полок лежала лента для волос и расчёска. Скривившись, я тяжело вздохнула, а затем взяла серое платьице в руки, решив, что выбирать особо и не из чего. Но платьице было таким миниатюрным, что я как-то сильно сомневалась, что оно на меня налезет. И тут я заметила своё отражение в мутном зеркале, висевшем на внутренней дверце шкафа.
Крик, что вырвался из моей глотки, был примерно сравним с тем, который звал всех на завтрак, хотя мой мог позвать на завтрак всех жителей не то что этого странного дома, но и всего города. Через минуту ко мне ворвалась ещё одна женщина предпенсионного возраста, худая и злющая, и уставилась на меня.
— Что ты орёшь, недотёпа? Опять паука увидела?!
«Пауки?! Блять, да что происходит?!» — чуть не заорала я, а тётка проворчала:
— Шевелись пошустрее, остальные будут попроворнее тебя, ничего опять не останется! — и, хлопнув дверью, ушла из моей комнаты.
Но мне уже было как-то не до завтрака. Подойдя на негнущихся ногах к шкафу, я ошеломлённо уставилась на девочку десяти-одиннадцати лет, худую и находящуюся на грани обморока. А учитывая, что ещё вчера я была двадцатисемилетней женщиной с сорок восьмым размером одежды, то увиденное повергло меня в шок. Ту девочку и меня объединял разве что цвет волос: тёмно-каштановый, почти чёрный. Глаза же у меня раньше были серыми, необычными, я ими всегда гордилась, потому что они были довольно редкими, особенно у брюнеток. А сейчас мои глаза были обычного карего цвета, без намёка на индивидуальность. Да и черты лица были самыми обычными, не грубыми и не красивыми, в общем, сама посредственность.
Я глубоко вдыхала и выдыхала воздух, пытаясь успокоиться, а в голове одна за одной рождались нехорошие мысли.
«Так, во сколько обычно дебют шизофрении? Да у всех по-разному, смотря какая форма... ещё и бабка насчёт своей семьи не особо рассказывала, может, в роду и были шизофреники... Но если я больна, то мне такие мысли не пришли бы... или пришли? Интересно, а врачи болеют шизофренией? И как они это понимают? А понимают ли вообще?»
Но надеяться, что мне снился настолько реалистичный сон, не приходилось — щипки давали боль, а противное чувство реальности и запахи не давали никакого шанса на фантазии. Так я и простояла минут десять или около того в ступоре, а потом деревянными руками стала надевать платьице и чулки.
Когда я вышла в коридор, то никого уже не было, но мне было как-то всё равно на это. Я отрешённо направилась к убогой лестнице, ведущей вниз, в холл, и где-то на середине пути чуть не столкнулась с каким-то парнем, поднимавшимся по ней. Обогнув его, я сделала два медленных шага вниз, а тот тихо и насмешливо сказал:
— Я бы на твоём месте, Лэйн, туда не спускался, всё равно там уже ничего не осталось.
«Чёрт... — выдохнула я, остановившись на середине пролёта. — Да и ладно, не сильно-то и хотелось».
— Эй, подожди! — отчаянно воскликнула я, и парень удивлённо обернулся в ответ. — Подожди, пожалуйста!
Тот замер точно так же, как и я, а мне пришлось подняться на семь ступенек вверх, чтобы поравняться с ним. Мальчику было где-то лет пятнадцать или около того, и он был чертовски красив, вот прям очень. Чёрные ровные волосы, идеальные черты лица, чёрные глубокие глаза... не все актёры обладали такой внешностью, и увидеть такого ангела в подобном богом забытом месте было равносильно чуду. И я решила, что это был знак.
Парень недоуменно и даже высокомерно посмотрел на меня, а я, набравшись смелости, выпалила:
— Где я?! Где мы находимся?
Чёрная изящная бровь вопросительно изогнулась, а с губ слетел ядовитый вопрос:
— И ты заболела тифом, Лэйн?
— Что? — удивилась я. — Каким тифом? Я не... — я потрогала лоб, чтобы убедиться, что у меня действительно не было лихорадки, и кожа была обычной температуры. — Я не больна тифом. Я здорова.
— Тогда почему задаёшь дурацкие вопросы? — издевательски спросил он, а затем развернулся и шагнул на одну ступеньку вверх, но я сразу бросилась за ним.
— Подожди, как же тебя!..
— Ты забыла моё имя? — не оборачиваясь, засмеялся парень. — Да ты точно не в себе, Лэйн. Держись от меня подальше...
Но в сознании опять всплыло смутное воспоминание: «Том», и я отчаянно крикнула:
— Тебя зовут Том!
Он снова остановился, повернулся, посмотрел на меня как на умалишённую и высокомерно сказал:
— Я знаю, как меня зовут. И все остальные в этом приюте тоже, так что не надо так орать.
«Приюте?!» — чуть не взвизгнула я, но мигом взяла себя в руки и произнесла:
— Слушай, Том, а мы можем... поговорить где-нибудь... наедине? Мне очень нужно поговорить с тобой! Прямо сейчас!
Том, казалось, выпал в осадок не меньше, чем я с утра, но интуиция подсказывала, что передо мной был именно тот человек, который сможет помочь мне. Хотя какой-то гаденький голосок в глубине души, носивший название «здравый смысл», протянул, что если бы передо мной оказался любой другой человек, то моя «интуиция» говорила бы ровно то же самое.
— О чём мне с тобой говорить, Лэйн? — скривив красивое личико, надменно выдохнул он и опять сделал два шага по лестнице, но я уже чуть не плача воскликнула:
— Пожалуйста, Том, умоляю!
— Ладно, пошли на чердак, а то ты так и будешь орать на весь приют! — буркнул Том, и я облегчённо выдохнула и помчалась следом на самый верх, поскольку шаги моего нового знакомого были довольно широкими.
Том юрко забрался на полупустой чердак по хлипкой лестнице, а когда туда забралась и я, он скрестил руки на груди и требовательно произнёс:
— Ну?
«Так, приют... мисс... английский... я где-то в англоговорящей стране, но вот где именно?!» — размышляла я, но Том уже собрался было уйти обратно вниз, так что я воскликнула:
— Слушай, не подумай, что я сошла с ума, но... я не понимаю, как здесь оказалась! Меня зовут Катя, мне двадцать семь, я из Новгорода...
Красавец ошеломлённо посмотрел на меня с минуту, когда я замолчала, чтобы перевести дух, а потом резко направился к лестнице, по дороге кинув:
— Совсем с катушек съехала, Лэйн!
— Я не сумасшедшая! — взвизгнула я, и тут откуда ни возьмись поднялась воздушная волна, и лопнуло одно малюсенькое окно. Я ошеломлённо замерла на месте, буквально чувствуя, что как-то к этому причастна, а Том медленно развернулся и оценивающе взглянул на меня.
— Так откуда ты там, говоришь?
— Из Новгорода, — настороженно выдохнула я, испугавшись не только взрыва окна, но и резких перемен в настроении Тома.
— Это где? — непонимающе спросил он.
— В России.
— В России? — удивлённо переспросил Том, сделав шаг вперёд, а затем вновь скрестил руки на груди. — Ты имеешь в виду Советский Союз, который воюет сейчас с Германией?
«Твою мать... — выдохнула я, обречённо закрыв глаза. — Мало того что я оказалась в чужой стране, так ещё и не в своём времени...»
— Какой сейчас год? — без единой эмоции в голосе спросила я, и Том, всё ещё внимательно изучая меня, сказал:
— Сорок второй, Лэйн... или как тебя там?
— Кейт, чего уж мелочиться... — проворчала я, переделав своё имя на западный манер. — Где я?
— В Лондоне. В сиротском приюте. И я понятия не имею, как ты здесь оказалась, раньше мы не общались, если что, — всё в прежней, надменной манере ответил Том, а я буквально чувствовала, что он здесь местный королёк.
— Блять... — проскулила я, осев на пол, совершенно не зная, что делать дальше. Он же усмехнулся и ядовито заметил:
— Надо же, как грубо. Ладно, я пошёл... Кейт. Удачи!
— Нет-нет, подожди! — взвизгнула я, сразу вскочив на ноги, едва Том сделал первый шаг. — Ты что, не видишь, у меня жизнь на глазах рушится, как ты можешь просто уйти отсюда?!
— Легко, — хмыкнул он, но я уже догнала его и схватила за руку.
— Нет, постой-ка! Ты должен помочь мне! Неужели в тебе нет ни капли сочувствия?!
— Нет, — на мгновение задумавшись над моим риторическим вопросом, ответил Том, но я сдаваться не собиралась.
— Ты не можешь уйти! Мне сейчас очень нужна моральная поддержка! У тебя есть девушка?
— Нет, — ещё больше изумившись, повторил он прежний ответ, и я оценивающе взглянула на него и спросила:
— Значит, ты по мальчикам?
— Что? — вежливо выдохнул он, и только когда на его красивом лице вырисовалась гримаса гнева, я поняла, что Том догадался о сути моего вопроса. — Мне не интересны ни те ни другие, — холодно и невероятно ядовито процедил он, вырвав запястье из моих рук, и я буквально взмолила:
— Стой, не уходи! Слушай, мне вообще неважно, кто там тебе нравится или не нравится...
— Мне никто не нравится, и тема закрыта, — отрезал Том, и я сразу поддакнула:
— Да, конечно, всё ясно. Просто ты можешь постоять вот здесь, — я отвела его поближе к выбитому окну и подальше от спуска с чердака, а сама отступила от него на несколько шагов и сказала: — Вот, стой здесь. Всё, что от тебя требуется, — это стоять, кивать с периодичностью раз в полминуты, делать вид, что тебе интересно, и искренне жалеть меня, а когда я подам условный сигнал...
Я подняла большой палец правой руки, и он опять недоуменно изогнул бровь.
—...ты скажешь: «Да, конечно, мне очень жаль, что так получилось, это ужасно». Всё ясно?
— Нет, но тебе же это неважно, да? — скривившись, сказал Том, и я красноречиво посмотрела на него в ответ и проговорила:
— Да, мне это неважно. Итак. Я ШЕСТЬ, ШЕСТЬ, вашу мать, грёбаных лет проучилась в меде, в итоге мне не хватило каких-то два чёртовых балла до ординатуры по неврологии, и я целый год, ГОД, проработала в селе участковым терапевтом! Целый чёртов год бабки с гипертоничкой имели мне мозги с восьми утра и до пяти вечера, а если им было скучно, то они вызывали меня ещё и по ночам, как какую-то проститутку! Пить таблетки? — Не, не слышали!
Я эмоционально вздёрнула руками, а Том в это время замер словно восковая кукла и боялся пошевелиться, но мою гневную тираду было уже не остановить.
— А ещё я была единственным, ЕДИНСТВЕННЫМ, КАРЛ, молодым врачом на ближайшие тридцать километров, и ко мне ползла вся нечисть, какая только могла доползти! А фельдшер, гад, пил не переставая, и я была одна на всю эту нежить, которая в махровые девяносто лет чувствовала себя лучше, чем я в свои двадцать! Они целый год пили мою кровь и имели «пер ректум»[1]! Я принимала роды у коровы, чтоб ты понимал всю мою безысходность! У КОРОВЫ, КАРЛ! А всё почему? Правильно, потому что ветеринар ушёл в запой с фельдшером! Слава богу, всё обошлось. А потом, когда все об этом узнали, ко мне поползли настоящие роженицы! Я, мать вашу, участковый терапевт, роды видела один раз за всю учёбу и то мельком, но акушерка же тоже пьёт, а как они в город поедут на сохранение, тут же муж сразу в запой уйдёт и переспит с соседкой?! ТЫ ЖЕ ВРАЧ! ТЫ ДАВАЛА ГИППОПОТАМУ!
Немного переведя дыхание, я зло посмотрела на своего нового знакомого, словно это он был виноват во всех моих проблемах, а затем продолжила изливать желчь:
— Целый год я варилась в этом аду, где из санавиации была только лошадь, а потом мне дали эти чёртовы сто баллов, и я всё-таки поступила в ординатуру! Я два года отпахала в отделении, истории писала, училась! Хотела быть НЕВРОЛОГОМ. И вот, я получаю долгожданный диплом, сертификат, устраиваюсь в стационар — и решила отметить это дело с друзьями. Ну да, выпили чутка лишнего, но с кем не бывает? Да по сравнению с тем, как бухал мой фельдшер с тем самым чёртовым ветеринаром, мы всего лишь закусили! Засыпаю я, значит, с Мишей, а просыпаюсь где? Здесь, твою мать! В каком-то приюте в сорок втором, КАРЛ, году!
При упоминании Миши у меня сразу же поднялась вторая волна гнева, и я, не прерываясь, продолжила ходить перед Томом и громко разглагольствовать:
— Миша, чёрт подери! Я пять лет раскручивала его на предложение, этот подонок всё тянул что-то, то ему не нравилось, это... «давай подождём, я пока не готов, не нагулялся»! Знаю я, как он не нагулялся, да он просто другие варианты искал, получше! Да, готовила я не очень, по ночам дежурила, фигура у меня была так себе, зато грудь!..
Тут я замерла на месте, посмотрела на окончательно остолбеневшего Тома, а потом медленно опустила взгляд на ноги, но ничего их не прикрыло.
— Моя грудь! — взвизгнула я, схватившись за грудную клетку, но на том месте, где у меня раньше были красивые молочные железы третьего-четвёртого размера было... пусто. Два прыщика и больше ничего. Нет, у меня было десять (ладно, пятнадцать) лишних килограмм от идеальной массы тела, но упругие ровные сисечки как-то компенсировали лишние сантиметры в талии. И теперь не было ни лишних сантиметров, ни груди. — Где?!
Я снова зло посмотрела на Тома, как будто это он украл её, но на него в этот момент было вообще жалко смотреть: видимо, с женщинами он до этого дела точно не имел.
— Где они?! Чёрт подери! Приют — ладно. Вторая мировая — да пёс с ней! Но сиськи за что?!
Закрыв глаза и всхлипнув, я подняла большой палец, но ничего не произошло, и я опять сердито посмотрела на Тома. Он же, замешкавшись, выдавил наконец:
— Да, я понимаю... это ужасно.
— О, Том, спасибо за поддержку, ты такой душка! — воскликнула я и, сократив дистанцию между нами, прижалась к нему, а он брезгливо поморщился. — Что бы я без тебя делала!.. Так ты мне поможешь?
— Да... помогу... только отстань от меня! — Том сделал шаг назад и зло на меня посмотрел, но я совершенно не понимала причин его злости. — Дети меня интересуют ещё меньше девушек и юношей, так что не смей больше так делать!
— Но ты мне веришь, да? Ты мне поможешь? — я с надеждой, граничившей с отчаянием, смотрела ему в глаза, а он на минуту всерьёз задумался, потом повернулся и посмотрел на выбитое окно, а затем вновь оценивающе посмотрел на меня.
— Да, я помогу тебе, — наконец задумчиво протянул Том, но было в его голосе что-то... предостерегающее. А я вдруг подумала, что на самом деле, выслушав подобный бред, мало кто из нормальных людей согласился бы помочь. И выводы следовали сами собой: или передо мной был такой же псих, как и я, или у него была какая-то выгода. А судя по тому хитрому взгляду, которым он в третий раз посмотрел на окно, скорее второе. — И для начала, будь умницей и не рассказывай больше никому то, что ты только что рассказала мне, ясно? А то тебя быстро упекут в психушку и даже проверять ничего не будут. И кстати, я Том, а не Карл...
— Это разумно, — согласилась я, а тревога в душе только росла. — Прости, это местный прикол, ты не поймёшь. Что ещё?
— Сколько тебе лет, Кейт? — вдруг спросил он, и я сразу выпалила:
— Двадцать семь, чем ты меня слушал?!
— Да нет же, дурёха, сколько тебе сейчас лет? Ах да, тебе же на прошлой неделе стукнуло одиннадцать, всё ясно... — Том снова ушёл в глубокие раздумья, а я настороженно ждала его дальнейших слов. — Так, значит, к тебе скоро должны будут прийти...
— Кто? — не выдержав, воскликнула я, но он лишь усмехнулся и произнёс:
— Увидишь кто.
Но весь внешний вид моего «помощника» выражал такую... лисью хитрость и опасность, что я осторожно спросила:
— Зачем ты согласился мне помочь?
— Ты же сама об этом попросила, забыла? — огрызнулся он, направившись к лестнице с чердака. — Женщины!
— Но ты мог и не соглашаться, — возразила я, всё больше обдумывая сложившуюся ситуацию. — Зачем ты это сделал?
— Чтоб ты спросила, Кейт или как там тебя. И да, ты права, я согласился не без выгоды, — Том, уже почти спустившись, выглянул и кинул напоследок: — Но какая именно у меня выгода — не твоё дело. Молчи и не высовывайся пока, а дальше посмотрим.
Поджав губы, я проводила его взглядом, а на душе скребли кошки. Вроде хорошо, что кто-то поверил мне, предложил помощь, но... каким-то мой помощник казался теперь... ненадёжным. Не к добру всё это было, не к добру.
***
В течение недели я узнала много чего интересного. Например, что моё полное имя было — Эллен Лэйн. Мне действительно на прошлой неделе исполнилось одиннадцать, было это двадцатого июля, но никто не праздновал, да и понятно почему. В приюте, в котором я внезапно оказалась, никто особо между собой не дружил, время было плохое, голодное, люди умирали пачками, и каждый крутился как мог. Но вот в одном все придерживались единого мнения: все сторонились красивого пятнадцатилетнего юношу Тома Реддла, который учился в какой-то особой закрытой школе и приезжал сюда только на полтора месяца летом. И от рассказов про него от других у меня волосы зашевелились на голове, но было поздно что-то менять: Том уже дал мне слово, а у меня не хватило бы духу попросить его отстать от меня, тем более что он слишком много знал обо мне.
Выживать приходилось в прямом смысле этого слова. Поскольку Вторая Мировая была в самом разгаре, то продовольствия было очень мало. Дефицит продуктов был вызван в основном тем, что приют святого Вула был негосударственным учреждением и спонсировался за счёт церкви неподалёку, которую мы каждое воскресенье стабильно посещали. По сути, приют всё это время выживал с помощью благотворительности прихожан. Но как только началась война, производство товаров упало почти вдвое, произошёл кризис. Люди выживали как могли, мало кто уже был способен жертвовать церкви деньги или продукты. Так что скоро я прониклась этой гонкой по утрам за завтраком и старалась прийти на кухню раньше всех, чтобы мне хоть что-то да досталось. Но первым всегда появлялся Том, и я абсолютно никак не могла понять, как он это делал. Было в нём что-то странное, определённо.
Люди боялись, что немцы могут скинуть на город бомбы, как это было три года назад в сентябре тридцать девятого года. Тогда от бомбёжки затопило целую станцию метро, в которой прятались люди. Погибло больше тысячи человек. В том же тридцать девятом году началась массовая эвакуация приютов, и детей перевозили на время в сельскую местность. Приют святого Вула и ещё несколько церковных приютов отказались от эвакуации из города, аргументировав свою точку зрения следующей фразой: «Вы бежите не к убежищу, но от своих страхов! Не будьте с их стадом — они лукавы, они прокляты! Навлекли на себя свой ад и унесут вас в бездну с собой». И все последующие годы воспитанники приюта жили в Лондоне, в страхе и нищете.
Жилось... хреново. Одно дело, когда ты ребёнок и много чего не знаешь, а другое — когда ты взрослый человек из другой, считай, эпохи, и знаешь, что может быть по-другому, но... возможностей нет. По сравнению с этой моей новой жизнью год в деревне участковым врачом показался мне курортом. В конце концов я могла в сложных случаях отправить больного в областную больницу, где были все обследования и лекарства, каких не было в нашей дыре. Теперь же этого в принципе не было. Я не могла сделать ничего.
Как раз в сорок втором году разразилась вспышка тифа. Сыпного, как я потом догадалась. Ослабленные, истощённые дети гибли один за другим, словно старуха с косой ходила за нашими спинами и косила оставшихся. Но те, кто выживал, тихо радовались, ведь теперь еду нужно было делить на меньшее количество людей, и каждому доставалось больше. Мне было так противно от этого, но эта радость была и у меня. Каждый выживал как мог. А причина была банальна до безобразия: вши и крысы.
Возбудители сыпного тифа переносились вшами, а их было достаточно. Я как сумасшедшая каждый вечер старательно вычёсывала длинные волосы и проверяла складки одежды, боясь подхватить эту гадость и умереть, как все остальные. А самое противное было в том, что я знала, как лечить тиф! Я, чёрт побери, знала! Антибиотики группы тетрациклинов — и все дела. Только вот проблема была в том, что на тот момент был известен только пенициллин, да и то его использовали только для нужд военных. Для какого-то жалкого приюта, на который всем было начхать, его точно не выделили бы. Сапожник без сапог, что называется, и это было мерзко.
Дети в приюте должны были работать. Были выделены дни дежурств на кухне, уборки этажей и санитарных комнат (туалетов и душевых). На каждого воспитанника приходилось два дня работы и день отдыха, и каждое воскресенье было выходным, потому что нас заставляли идти в церковь. Во время одного из дежурств на кухне я узнала про карточную систему, действующую в то время в Великобритании. Суть была в том, что продукты первой необходимости — картофель, морковь, лук и тому подобное — можно было получить, только обменяв на купоны, и для этого надо было отстоять огромную очередь. Несколько воспитателей с группой «добровольцев» раз в неделю ходили за продуктами и тащили их на своём горбу в приют. Порой овощи были подпорчены от ненадлежащего хранения, а иногда были объедены грызунами, и от этого бывали вспышки иерсиниоза и других болячек. Хлеб, полученный в начале недели, к концу её портился, но поскольку выбора в еде не было, то приходилось есть и такой.
Следующая беда подкралась незаметно. В приют приходили рожать беременные, в основном истощённые нищенки, которым было некуда идти. Как я потом узнала, мать Тома пришла точно так же, и так он здесь и остался. Кем были мои родители — неизвестно, меня просто нашли в коробке на пороге под проливным дождём. Поначалу я шарахалась от родов, но крики женщин было слышно в любой комнате, а потом ещё какое-то время приходилось смотреть на их трупы, ведь выживали единицы. Думаю, они и рады были умереть, потому что выжить в таких условиях с младенцем... было нереально. Но всё же во мне заговорила совесть, безумство, не знаю что. И я стала помогать миссис Коул принимать роды.
Хотя как «принимать». Управляющая приютом обычно ничего не делала, ждала, когда ребёнок выйдет сам, а если случались проблемы или, не дай бог, тазовое предлежание, то всё, мать умирала от разрывов и кровопотери. Страшная смерть. И я стала помогать. Сначала на меня рычали, потом плевались, откуда я могла всё это узнать в одиннадцать лет, а потом просто не трогали, списав это... не знаю, на что списав. Не скажу, что от моей помощи смертность сильно понизилась. Если до этого умирало восемь из десяти, то теперь шесть-семь. Но две женщины в итоге приходили в себя и уходили... без младенцев, разумеется. А миссис Коул гневно смотрела на меня, потому что на неё свалился ещё один нахлебник.
Всего за лето я приняла восемь родов, из них выжило три женщины. В один из последних случаев роженица долго не могла разродиться, я вертелась как могла, судорожно вспоминая школу жизни в деревне, и младенец всё-таки появился на свет. А я, присмотревшись внимательно к коже женщины и к самому младенцу, отдала его экономке и сказала рассерженной миссис Коул:
— Не смотрите на меня так, он всё равно скоро умрёт.
Та только фыркнула на мои слова, а я ушла отсиживаться в своей комнате или на чердаке, куда любила приходить по вечерам или утрам до завтрака. И через три дня мой напряжённый покой нарушил незваный гость.
— Как ты смогла так быстро определить, что тот младенец умрёт? — тихо поинтересовался Том, когда я молча на него посмотрела.
— Умер, значит, да? — задала я встречный вопрос, и Том, усмехнувшись, ответил:
— Полчаса назад. Так как?
— А ты откуда знаешь, что я такое сказала? — не сдавалась я, так как этот пройдоха в последнее время начал меня сильно раздражать. Он никогда и ничего не делал просто так, и было понятно как божий день, что и сейчас он не без причины пришёл ко мне на чердак.
— А я люблю смотреть, как ты мучаешься с роженицами, — широко улыбнувшись, зловеще, сказал Том. — Ты такая смешная в такие моменты!
— Тебе смешно... когда женщины гибнут в родах? — тихо, но зло уточнила я, медленно осознавая, какой же моральный урод стоял передо мной, но Том оценивающе посмотрел на меня и возразил:
— Нет, мне смешно смотреть, как ты тщетно пытаешься спасти их... и у тебя ничего не выходит. А когда всё же получается, то у тебя такое лицо, будто ты совершила подвиг. Но на самом деле, ты лишь обрекла ещё одного человека на такую же жалкую жизнь, как и наша с тобой. Что, приятно жить в приюте, Кейт?
— Погано, — выдохнула я, подперев кулаком щёку.
— То-то же, — хмыкнул он, встав передо мной. — Так как ты узнала?
— У неё был сифилис, — безразлично ответила я. — Вторичный, там уже была сыпь. А ребёнок родился с врождённым. У него была пневмония, пороки нервной системы... он был обречён. Зря старалась, надо было сразу на кожу посмотреть, меньше проблем было бы.
Том лишь усмехнулся моим словам.
— Вот это цинизм...
— Зачем ты пришёл сюда? — буркнула я, так как его присутствие начало меня раздражать.
— Если ты будешь так огрызаться на меня, то я откажусь помогать тебе, — безразлично протянул он, как кукловод дёрнув за нужную ниточку, и я обречённо вздохнула и сказала:
— Прости, я не хотела тебя обидеть.
— Так-то лучше. Скоро, думаю, завтра или через день, к тебе должен прийти необычный человек. Он расскажет тебе... странные вещи, но ты соглашайся со всем, это правда. Но не говори ему про то, что ты... из другого времени. Я тоже приду к тебе в комнату, только чуть позже, и вызовусь помочь тебе, а ты соглашайся, скажи, что мы давние друзья, я всегда тебя опекал. Если всё получится, то осенью ты уедешь из этого кошмара до следующего лета. Всё ясно?
Я помолчала немного, сильно сомневаясь, что ему можно верить, но делать было нечего, так что выдохнула:
— Да, всё ясно. Я точно уеду?
— Шансы есть и довольно неплохие, — туманно ответил он и направился к лестнице с чердака. — Не облажайся, Кейт.
— Очень постараюсь, — хмыкнула я в ответ, судорожно соображая, что же задумал этот чёрт.
Но к удивлению, он оказался прав, и на следующий день ко мне в комнату действительно пришёл странный человек...