Романтизация зла [18+]

СОЦИОПАТ

ПОСЛЕ ТОГО, КАК АНИКА покинула коридор, меня одолела некая злость от её отказа прогуляться со мной. Но вместе с тем внутри разгорелся настоящий интерес, жуткое любопытство.

Ещё никто из тех девочек, которыми я пользовался, чтобы удовлетворить свои потребности, не смели мне отказать. Никто и против никогда не был провести со мной время, будь то прогулка, просто трепание языком или же секс.

Но пока я смотрел в хрупкую спинку уходящей Аники, я понял, что вижу это всё как забавную игру. Игру, в которой сложные уровни, но от победы снесёт крышу, а в конце ждёт поистине стоящая награда.

Я не насильник, никогда не брал никого по принуждению, ведь в этом не было никакой нужды. Это дело только для самых слабых и ничтожных мерзавцев. А потому взять у Аники Снелл то, что мне нужно, будет как весёлое прохождение сложных уровней игры. И я, впрочем, был готов к этому.

Развернувшись, я побрёл по коридору в свою комнату, успел по дороге перехватить за локоть одну из горничных и велел ей убрать разбившуюся вазу в спальне родителей. Когда же я вошёл в свою собственную спальню, я бросил взгляд на лежащий на полу труп, пока что ещё выглядевший весьма неплохо. Несколько прядей на её голове были короче остальных, потому что я отрезал их, чтобы оставить себе как приятное воспоминание. Правда, кожа стала бледнее, ведь кровь уже не циркулировала по венам, губы посинели, глаза превратились в два стёклышка — безжизненных и холодных.

Патриша Кларк, можно сказать, стала прекраснее, когда умерла и когда лежала вот так, расчленённая, истратившая свои внутренние органы, которые горели в камине. Запах горящего человеческого мяса выходил через распахнутые окна.

Я опустился на колени возле пакета и провёл рукой по животу на лежавшем туловище; такому холодному животу, будто тело окунули в ледяную воду на несколько часов. Будто вместо крови там, под кожей, теперь возник лёд. Я провёл рукой по её волосам, и в мозгу возникли размышления о хрупкости человеческой жизни. Ведь Патриша Кларк ни за что не могла бы и подумать, отправляясь на вечеринку, что будет лежать в мусорном пакете, пока её органы горят в камине. Она бы не подумала, что я буду сейчас сидеть возле её туловища и головы и смотреть в безжизненные глаза, которыми она никогда теперь ничего не увидит, и размышлять о том, как бы избавиться от её костей.

Она бы никогда не подумала, что умрёт вот такой смертью.

А я бы никогда не подумал, что так буду воодушевлён и восторжен чем-то подобным.

Убедившись в том, что дверь заперта, я снял рубашку и пошёл в ванную комнату. Я смыл кровь с кабинки душа и взял тряпку. Намочил её и протёр пол, чтобы избавиться от луж крови, растёкшихся в некоторых местах, даже нашёл пару зубов, которые смыл в унитазе.

Процесс избавления от улик занял минут двадцать, не больше, и после всего осталось одно сердце и кусочки от лёгких, лежавшие в камине за стеклянной дверцей. Запах благодаря этому не распространился по спальне, а вышел прямиком на улицу через систему труб, проведённую за стенами особняка. Я также собрал остатки органов в пакет, закинул скомканных бумажек поверх, чтобы создать иллюзию обычного бытового мусора. А ещё всё же вернулся к изначальному плану и так же отрезал Патрише её руки и ноги, отделив от туловища, что затем закинул в тот же пакет. Потом открыл дверь.

— Добрый вечер, мистер Максвон! — весело произнесла горничная, оказавшаяся прямо возле двери в мою комнату. Её руки лежали на рукоятке мусорной тележки, при помощи которой прислуга выносила мусор на улицу почти каждый вечер.

Я не мог поверить в свою удачу.

— Как же ты вовремя, — улыбнулся ей я и бросил пакет с костями, туловищем и головой в тележку.

— А что с вашей рукой?

Я опустил голову и взглянул на руки. Между пальцев виднелась запёкшаяся кровь. Я быстро сообразил то, что нужно было сказать:

— Разбил вазу. — Далее последовал небольшой юмор: — И тебе следовало бы быстрее донести её в мусорку во дворе, пока моя мама не увидела, иначе мне конец. Это был её мне подарок.

— Хорошо, мистер Максвон, — коротко засмеялась она и пошла вперёд.

Так я быстро избавился от проблемы.

Тележка поехала дальше по коридору, и когда я выглянул из своего окна уже спустя несколько минут, горничная выкатила её во двор, к задней его части. Именно туда мистер Диккенс приезжает каждое утро понедельника на мусоровозе и забирает весь накопившийся в ящике мусор.

Я закрыл окно и провёл руками по волосам, в удивлении понимая, как сильно устал. Сокрыть убийство оказалось довольно тяжёлым делом, и если я планирую это продолжать, мне следовало бы придумать более лёгкие способы избавления от трупов.

А был ли в этом вообще смысл? Никто мне ничего и так не сделает, чёрт возьми.

Вернувшись в свою комнату, я первым делом побрёл в кабинет и заглянул в сейф, в котором по-прежнему лежало сложенное тело той милой горничной. Я его вытащил и отнёс в ванную, кладя в кабинку душа. От трупа уже несло смрадом, поэтому я вылил на него много шампуня, чтобы замаскировать омерзительный запах. Мне ужасно не хотелось выбрасывать в мусор мой первый трофей.

Передо мной встала очередная сложная задача.

Я взял рулон и вырвал один мусорный пакет. Смыв всю запёкшуюся кровь со сложенного трупа, я засунул его в пакет и плотно закрыл, после чего он вновь вернулся на своё место — в мой сейф, как ценный моему сердцу сувенир.

Первое убийство, первый труп, первое блаженство...

За дверью раздались шаги и весёлые возгласы приглашённых гостей. Громкий стук тут же повлёк за собой такой же громкий крик идиота Бобби:

— Хэй, братан! Я понимаю, что мы не вовремя, но надеюсь, вы с Патришей уже закончили кувыркаться. — Его слова поддержал коллективный смех. — Но нам уже пора ехать домой! Может проводите хотя бы своих друзей?

Чёртовы ублюдки...

Я поправил рубашку, зачесал волосы назад, вытерев выступивший пот со лба, и открыл дверь.

Бобби стоял в обнимку со своей подружкой пьяный в хлам, равно как и остальные несколько человек, едва стоявшие на ногах.

— Патриша спит. Разве Аника не предупредила о том, что Патриша останется у меня?

— Аника? — нахмурился Бобби. — А! Ты про свою хорошенькую секретаршу? Предупредила. Буквально несколько минут назад... Но как-то невежливо с твоей стороны, да и с нашей тоже, не проводить нас до выхода. Ведь так, братан?

— Вечеринка не удалась? — спросил я. — Довольно рановато для тебя, Бобби.

Он засмеялся.

— Да просто завтра меня ждут на чёртовом собеседовании. Не у всех столько бабла как у тебя, чтобы ни о чём не заботиться, чувак.

Мы все двинулись вниз, и я захватил по дороге своё пальто.

— Собеседование? — удивился я, и это удивление было совсем не притворным. — Я думал, ты слишком хорош для такого пустяка как работа.

— Да, но мой отец уже все мозги мне проел. У меня нет выбора. Либо я нахожу работу, либо он не даст мне больше ни пенса.

Мы вышли во двор, где уже царствовал холод. Облака собрались в огромные тучи, и с неба тут же посыпались пока ещё крохотные капли дождя. Ко мне тут же подоспела одна из горничных и подняла над моей головой зонт.

— Держите, мистер Максвон, — кокетливо хлопая глазами, сказала она. — Иначе заболеете.

— Возвращайся в дом, пока не заболела ты, — ответил я и улыбнулся, вновь надевая маску того доброжелательного и милого парня, которого все вокруг так любили.

Наконец я дошёл до ворот, и охрана мигом их открыла.

— Что ж, с днём рождения тебя ещё раз, братан, — пожимая руку и хлопая меня по плечу, сказал Бобби.

— И подумай насчёт того, чтобы слетать с нами в Монако, — добавила высокая брюнетка рядом с ним. — Мы летим с Патришей. Думаю, она не будет против, учитывая ещё, как вы, ребята, уже сблизились.

— У него есть дела поважнее, детка... — Взгляд Бобби устремился куда-то за мою спину, и он приветливо помахал кому-то. — Миссис Максвон тоже решила с нами попрощаться. Извинись перед ней за тот бардак, который мы устроили в гостиной.

Я развернулся и увидел лицо матери в окне. Она стояла с бокалом своего любимого вина и глядела на меня с улыбкой.

Меня одолела резкая неприязнь, и я быстро отвёл взгляд.

— Что ж, ещё увидимся! — пропищала Сандра, забираясь в машину. — Здорово повеселились!

— До встречи, — улыбался я всем, пока губы не заболели.

Дождь начал лить сильнее, а машины, одна за другой, завелись. Они выдвинулись в путь и начали исчезать среди деревьев, и единственным, что говорило об их недавнем присутствии, был свет от уходящих вдаль фар, шум мотора и весело вопящих друзей.

Стоя с зонтом под дождём, я посмотрел на мусорный ящик и думал, куда же заведёт меня эта дорога. Что мне могут сделать за два убийства? Учитывая то, что я, по меркам обычных людей, совершил убийства жестоким способом, мне может полагаться пожизненное заключение. А живи я в какой-нибудь стране вроде Штатов, меня ждала бы, возможно, даже смертная казнь.

Вдруг та игра, получившая своё начало с Аники Снелл, превратилась уже в гораздо-гораздо опасную. Она начала больше походить на игру на выживание, ведь в любой момент мои деяния могут стать известны. Теперь во мне проснулся азарт, в голову ударил адреналин, и я даже не смог припомнить, когда в последний раз испытывал нечто подобное.

Они мне ничего всё равно не сделают. Пошли они все в задницу.

Я вернулся в дом, передал зонтик подбежавшей горничной и двинулся дальше по коридору. Через приоткрытую дверь было видно, что в гостиной уже проводили уборку. Среди прочих посторонних звуков я услышал звук заполняющегося каким-то напитком бокала. А дальше последовал женский голос, назвавший меня по имени:

— Тони, милый, подойди сюда.

Я заглянул в гостиную и увидел свою мать, сидевшую перед камином на кресле, держа в руке бокал с вином.

— Что-то случилось? — спросил я.

— Нет, ничего. — Она улыбнулась и указала рукой на стоявшее перед ней кресло. — Садись. Я просто хочу провести немного времени наедине со своим сыном в его день рождения.

И я сел перед ней.

Старая сука посмотрела в окно, разглядывая капли дождя, врезающиеся в стекло, и наконец начала говорить охрипшим и каким-то мрачным голосом:

— Я помню твой тринадцатый день рождения. В тот день лил точно такой же дождь.

Я ничего не ответил, а внутри всё сжалось.

Выкинуть, выкинуть, выкинуть...

Не думать. Не думать. Не думать...

Взглянув на часы, я очень пожалел и о том, что вообще кого-то пригласил на свой день рождения вместо того, чтобы просто провести его как любой другой обычный день. На завтра у меня назначена очередная серьёзная встреча, послезавтра — мероприятие, где мне предстоит познакомиться с одним влиятельным человеком, который в будущем вполне может стать нашим деловым партнёром. А я уже сегодня достаточно уставший, чтобы вообще об этом всём думать.

— Как прошла вечеринка? — спросила мама.

— Неплохо.

— Я слышала, ты провёл время с девушкой у себя в комнате.

Впервые за долгое время я почувствовал небольшое волнение, тут же пробежавшее по спине.

— Кто тебе это сказал?

— Бобби, — улыбаясь, ответила она. Но улыбка вдруг с её лица быстро сползла. — Но как же дочка Лоусонов? Как же Жаклин?

Не твоё собачье дело, старая сука!

— Я пока ничего сказать не могу, — ответил я вместо того, что хотел сказать на самом деле. — Мне стоит хорошенько поразмышлять о том, кто действительно мне подходит.

— Жаклин очень приличная и скромная девушка. Именно такая должна стать твоей женой и матерью твоих будущих детей. А та особа, которая с радостью легла к тебе в постель без всяких уклонений, даже близко не должна подходить к тебе, милый. Остерегайся подобных девушек. Ничего хорошего от них не получишь.

Я ухмыльнулся, но сделал это незаметно. Жаклин все продолжали считать милой и скромной девушкой, когда на самом деле она была той ещё шлюшкой. Моей личной шлюшкой.

— Я сам решу, — сказал я твёрдо, но стараясь не вкладывать в голос грубый тон. — Позволь мне самому решить, кто из них достоин быть рядом со мной.

— Твоё право, Тони, — ответила мама.

Её пальцы с длинными красными ногтями сжимали бокал с вином, а глаза то и дело бегали по всей гостиной. Она вела себя так, будто что-то её тревожило. Стоило ей взглянуть на меня, как она тут же резко отворачивала голову в другую сторону.

Мне надоело сидеть здесь с ней.

— Мам, завтра мне рано вставать, — сказал я, и мне успело показаться, будто в голосе проступило некого рода пассивная агрессия, поэтому я быстро постарался исправиться: — И тебе уже пора ложиться спать. Тебе ведь нельзя засиживаться допоздна.

— Я просто хотела провести немного времени со своим сыном в его день рождения. Наш с отцом подарок уже должен был прийти, кстати.

— Подарок? — Я изобразил удивление и лёгкую улыбку, будто бы мне очень приятны её слова.

На деле же мне было плевать.

— Да. Подарок уже должен был поступить тебе на счёт.

Тогда всё стало понятно, и я вновь создал искусственное выражение радости на лице. Ещё изобразил благодарность. Чтобы показать радость, мне было достаточно вспомнить выпотрошенную Патришу, так что я просто воссоздал картину сегодняшнего убийства в своей голове.

— Спасибо, — сказал я и встал. — Я провёл бы с тобой гораздо больше времени, но мне, правда, нужно идти спать. Если я лягу позднее, чем этот час, завтра очнусь с головной болью или вообще не проснусь.

Мама встала, широко улыбнулась, оглядела меня с ног до головы и поцеловала в лоб. Я помнил, как она делала это в детстве. Тогда мне это нравилось, а сейчас же я был готов толкнуть её в сторону, приложив все свои силы на это.

Не думать, не думать, не думать, чёрт возьми...

— Спокойной ночи, Тони, — сказала она и вышла из гостиной.

Я взглянул на камин, представляя, как в нём горит огонь. Почти услышал его. Его треск был единственным звуком, заполнявшим уже опустевшую гостиную. Разве что после него я ещё слышал своё неровное дыхание. Злость могла бы взять контроль над моим разумом, стоило мне лишь вспомнить о том, как передо мной всего минуту назад сидела моя мать. Я испытывал к ней искреннюю ненависть, которую, как ни странно, старался себе не объяснять. Ненавидел её волосы, глаза, кожу...

Чтобы вспышки в голове наконец стихли, я резко встал, схватил со стола стакан с виски, залпом его опустошил и вышел из гостиной.

В доме почти воцарилась тишина, если не считать редких стуков об пол маленьких каблучков некоторых всё ещё работавших горничных. Я вдруг забеспокоился о пакете в мусорном баке, который должны будут вывести лишь в понедельник, подумав о том, что его вполне может кто-то обнаружить гораздо раньше, чем это случится. Потом я быстро взял себя в руки, успокаиваясь от мысли, что даже если отрубленные части тела обнаружат, у меня будет возможность откупиться от полиции. Ведь все люди на этом свете продажны. Деньги могут купить каждого, кто ходит по земле. Деньги правят миром, а у меня их предостаточно.

Я дошёл до своей спальни, мигом разделся и лёг на кровать, но заснуть не смог. Вся голова вибрировала от сладостных воспоминаний. Я много думал о крови, о её необыкновенной текстуре, о мягкости кожи, которую разрезает лезвие ножа. Я детально вспоминал кости, уже показавшиеся за разорванными кусками плоти.

И ещё я вспоминал волосы.

Их цвет. Именно этот цвет волос особенно радовал меня в убитых и раскромсанных мной девочках вроде той горничной и Патриши. Поэтому я с радостью принялся коллекционировать их.

Я глядел в потолок и много думал. В основном о том, почему меня вдруг начало одолевать это желание. От чего мне вдруг это дело — отнимать жизни, стоять над беззащитным телом умирающего человека, чья кровь медленно стекает на мой пол, — стало мне так сладостно и любимо? Отчего внутри всё вибрировало от наслаждения при виде запачканных в крови каштановых волос?

Я догадывался, но не признавался себе в этом.

Не хотел об этом пока думать.

Главное, что я был доволен. Здесь и сейчас.