Наркоторговец

***

Посидев на пристани ещё несколько минут, думая об очередной встречи с Тэхёном, и снова провальной, Чонгук всматривается в бушующие волны моря и тяжело вздыхает. Ветер вьюге подобен, разгоняет тучи и свой одинокий вой доносит в самые далёкие уголки. Тёмные волосы парня, взъерошивает и холодными языками воздуха ласкает раны. Губа разбита, на щеке ссадина, но почему то болит где-то внутри, там где лекарства не помогают, там, где не дует ветер и не волнуется море. Где-то между рёбер шипы выросли, они протыкают Чонгука, выпускают кровь. Его сердце отчеканивает самую быструю мелодию в этом мире, что заглушает уши. Для Чонгука нет другой реальности, он не хочет представлять, что было бы, если бы он не решил пройтись по краю моря. Не позволяет себе думать, что Тэхён собирался покончить с собой. Ведь кроме Гука здесь больше никто не находился и спасти Тэхёна тоже было некому.

Чон так устал от всех вопросов и раздумий, от постоянных проблем и путей их решения. Виски снова адско пульсируют, доставляя острую боль, а ноющая рана на руке от стекла жутко гудит из-за попавшей в неё соленой морской воды. Парень кулак сжимает и разжимает, пытаясь утихомирить рану, шипит и мокрые волосы назад зачёсывает, вдыхая морской бриз.

— Я спас его... — шепчет, будто ведёт диалог с кем-то, — ...а он лишь послал меня? Что мне нужно было сделать? Оставить? Чтобы он захлебнулся в воде? — холодный ветер прогоняет бурю мурашек на коже, заставляя вздрогнуть, а мокрая одежда только усиливает холод. — Этот придурок. Что он вообще... — до Чонгука только сейчас стал доходить полный смысл слов Кима. — Уехать? Как он может сейчас уехать?

— Хэй, — прервал детский голос позади него, — вы в порядке?

Маленький мальчик лет девяти медленно, но очень смело подходит к Чонгуку и руки в кулачки собирает. Его волосы цвета горького шоколада, такие же тёмные, как у Чонгука. Глаза мальчика бездонные, глубокие, Чонгук в них заглядывает и падает в бездну со своими детскими воспоминаниями. Этот мальчик курточку синюю у шеи сильнее застёгивает и встаёт прямо подле Гука. Он внимательно разглядывать мокрую одежду, раны незнакомого ему мужчины и песок на нём.

— Да, всё нормально, — Чонгук старается не спугнуть, разговаривает аккуратно, чтобы мальчишка не испугался, его внешнего вида. Но мальчик явно из храбрых, и кровью его не спугнуть.

— Ваше лицо... на вас напали?

— Нет, я... упал в воду, когда ходил по пристани, и поранился.

— На улице очень холодно, а вы промокли, — мальчик рукой на одежду Гука указывает. — Вам бы переодеться.

— Да. А ты почему один здесь?

— Я с папой. Каждое утро у нас пробежка, — он улыбается, глядя на Гука так искренне, что одному из самых чёрствых людей планеты становится приятно и тепло на душе.

— Как тебя зовут? — спрашивает Чонгук, но мужской голос в стороне перебивает.

— Сын, ты чего там делаешь? Пошли домой, в такую погоду здесь находится не стоит.

— Да, папа. Пока, — вновь улыбнувшись, он машет Чонгуку и бежит к отцу.

— Пока...

Чонгук смотрит ,как радостно бежит к своему отцу это дитя, видит, как мужчина ребёнка к своему сердцу всеми силами прижимает и треплет густую шивелюру. За отдаляющимися людьми следил, пока те не скрылись из виду. По телу, несмотря на холодный ветер, разливалось тепло и радость, дикое волнение и сердце сжалось. Чон никогда не думал о детях, да и не хотел, но сейчас поймал себя на мысли, что, если бы у него всё-таки был ребёнок, то Чонгук бы сделал всё возможное, лишь бы он не терпел столько боли, сколько Гук когда-то. Чонгук бы свою жизнь на стол самому Дьяволу выложил и взамен лишь о счастье сына попросил, предоставил бы себя всего в вечные слуги Ада, только бы знать, что его дитя никогда в жизни не потеряет близких людей в столь юном возрасте и такими ужасными способами. Чадо своё лелеял бы, ласку и нежность дарил, и ему, как единственному смыслу жизни, позволил бы всё.

Брюнет поднимается на ноги и хочет набрать Хён Сику, своему водителю. Но вспомнив, что его телефон был в кармане штанов, когда он прыгнул в воду, наверняка, тот уже насквозь промок.

— Айщщ... — Чон достаёт телефон и тихо матерится, что мобильник не включается. — Дьявол, — со всей силы кидает телефон в море.

Понимает, что придётся идти пешком. Утром. Да ещё и в таком виде. Чонгук развернулся в сторону дороги и пошёл прочь от этого моря. Всю дорогу парень думал, о словах и поступке Тэ. Пока он шёл и безразлично бросал взгляд в никуда, прохожие, в свою очередь, пялились на него. Естественно, не каждый день увидишь, как глава крупной компании гуляет по улицам с разбитым лицом и мокрой одеждой, тем более после новостей, в которых говорилось, что Чон Гын Сок умер от сердечного приступа на фоне нервов. Мало ли что у его сына теперь в голове. По большей мере, глаз не могли оторвать молодые девушки, ведь мало того, что он красивый, так ещё и мокрая футболка выделяла шикарно отточенный рельеф. Чонгуку не до этого, ему надоели все эти люди, он поймал такси, но денег, конечно, не было.Чон сказал водителю, что заплатит на месте. Шофёр согласился, ведь редко удаётся такого богатого человека подвозить.

— Жди. Сейчас принесут деньги, — такси подъехало к особняку Чонгука и он вышел.

Зайдя в дом, приказал домработнице заплатить таксисту. И она быстро выполнила указ, сказав, что в гостиной его ждёт Джин. Чонгук прошёл в глубь дома и встретился взглядом с разгневанным хёном, который закинув ногу на ногу ждал хозяина этого дома. Но как только увидел его внешний вид сразу же подскочил с расспросами.

— Что за... — Джин подходит к Гуку. — Что произошло?

— Я в душ, — Чон только игнорирует Джина и идёт в душ.

— Где ты был? — Джин пошёл следом за младшим. — Доктор сказал, что ты ушёл ещё рано утром.

— Гулял, — Чонгук стягивает футболку и, не закрывая дверь в ванную, лезет в тёплый душ, а Джин стоит около двери, облокотившись спиной к стене.

— Я звонил. Почему ты не брал трубку?

— Потерял.

— А с лицом что?

— Джин. Свали нахуй, — Чонгук поднял голову, чтобы струйки воды попадали на лицо, смывая запекшуюся кровь и придавая облегчение. Он не в настроении выслушивать нотации и вопросы, ему плевать на всё, что говорит Ким.

— Можешь хоть раз, блять, мне нормально ответить? — Ким взъерошил волосы и тяжело вздохнул. — Скоро похороны, — вода резко выключается и тишина заполняет помещение, даже дыхание не слышно. — Я не думаю, что тебе стоит туда идти, — через пару минут Гук вышел из душа в полотенце и пустым взглядом смотрел на Джина.

— Что?

После смерти отца Гук подозревает всех. Больше нет тех границ, что сам себе нарушать прежде запрещал. Чонгук больше не отсеивал подозреваемых привыкшим: «Только не он...». Раны затягиваются, боль утихает, но ожоги на сердце от предательств навсегда оставляют память о себе. И достаточно обжечься один раз, чтобы навсегда утерять доверие ко всем окружающим людям и миру.

— Пойми, ты хочешь срыва? Оно тебе надо? Там будет много людей и...

— Я пойду туда в любом случае, — перебил его Чон.

— Чонгук...

— Я сказал пойду! Если собираешься и дальше мне мозги выносить, то лучше проваливай, — Гук джинсы с бордовым свитером оверсайз достаёт и надевает.

— Снова не слушаешь, — Джин развернулся чтобы уйти, но остановился. — Там будет Сону со своей семьёй.

— Мне плевать.

— Вы не виделись уже давно, она же тебе была дру...

— НИКТО ОНА МНЕ, ПОШЁЛ ВОН ОТСЮДА, ПРИДУРОК!

Чонгук срывается на крик, ибо сейчас он хочет только тишины и покоя, а не допросов и нотаций от Кима. Джин просто молча вышел из дома, ведь разговаривать с Чонгуком в таком состоянии нет смысла. Джин сел в машину и поехал на фабрику следить за протекающими делами с новой порцией кокаина.

***

— Юнги, может мне тоже пойти? — интересуется девушка, сидя на краю просторной кровати.

— Нет, Юнджи, — Юнги перед зеркалом рубашку чёрную застёгивает и в отражении на девушку поглядывает, — там будет много лишних людей, наверняка, и репортёры припрутся.

— Дай помогу, — Юнджи легонько улыбается и поднимается с кровати, подходит к нему и помогает застёгивать пуговицы, пока Мин ей за ухо волосы заправляет. — Но всё же... я бы хотела поддержать Чонгука.

— Поддержать?

— Да. Что тут такого? Просто ему, наверное, сейчас очень больно.

— Больно.

Юнги взгляд в сторону отводит, в окно смотря, задумчиво разглядывает природу. День относительно спокойный, совсем не предвкушает похорон. Однако, реальность сурова. Все собираются проститься с Чон Гын Соком и проводить в последний путь. Вот только половина людей приходит на такие события просто, чтобы пропиариться. Старики будут толкать речь, женщины артистично плакать, а остальные ждать завещание. Всё как обычно у богатых людей. Принятая норма, ставшая традицией, законом. Эти люди никогда не были добры, нет чувств к умершим, есть лишь желание к их наследству.

— Юнги...

— Да?

— Я понимаю, что сейчас не время, но... — девушка замялась.

— Что такое?

— Мне нужно сказать тебе сейчас, потому что потом будет уже поздно, — Юнджи нервничает и переживает, реакции парня боится.

— Говори уже.

— Я... Я беременна, — светловолосая закрыла глаза руками и села на кровать. Горючие слёзы в холодные ладони льёт и дрожит, впервые за долгое время она плачет. И плачет потому, что боится, сама не зная чего.

— Что? Прости, что?

Мин призраком на месте стоит, его будто не хотят замечать, не отвечают и просто игнорируют. Парень на неё шокирующим взглядом смотрит и медленно приближается, аккуратно касаясь тыльной стороной ладони нежной щеки Юнджи. В груди цветы расцветают, Юнги тех бабочек в животе из сказок чувствует. Буря эмоций то пламенем вспыхивает, то ветром все прежние предрассудки к чертям сносит. Взглядом ещё даже на не появившийся живот любимой зачарованно смотрит. Пытается сердцебиение родного человечка услышать, хоть понимает абсурдность. Но Юнджи волнуется, неизменную мимику Юнги видит и ещё больше дрожать начинает, поскольку не знает, что он сейчас чувствует, о чём думает.

— Если... если тебе не нужен этот ребёнок, я сделаю аборт, — плачет она.

Наконец, до Мина доходят слова, его окаменелость в миг рушится стоит услышать ужасную фразу об убийстве ребёнка. Его ребёнка, в котором течёт та же кровь, что и по венам Юнги.

— Ты больная? — Юнги подхватывает блондинку на руки и глубоко целует. — Какой ещё аборт? Только попробуй даже сигарету в рот взять.

Мин обрадовался, что у него будет ребёнок. Раньше сомневался, что рождение детей будет уместно, но после того, как Юнджи заговорила об аборте, все мерзкие мысли Юнги пропали в бездне сознания.

— Я думала, — вытирает Юнджи слёзы, — что ты будешь злиться. Ведь твоя работа...

— Замолчи. Теперь у меня только три вещи, ради которых я живу.

— Какие?

— Хочешь знать?

— Конечно.

— Первая ты, вторая ребенок, — спокойно, шёпотом, ухмыляясь прямо в поцелуй, говорит Юн.

— А третья?

— Справедливость.

— Справедливость? — Юнджи не понимает, что он имеет под этим ввиду, брови к переносице сдвигает и в недоумении хмурится.

— Да, — Юнги подарил девушке нежный и очень ласковый поцелуй, закладывая в него всего себя. — Мне надо идти, — он нехотя отстранился и опустил её на землю.

— Тебя ждать вечером?

— Айщщ... Я забыл сказать тебе.

— О чём?

— Мы с Чимином едем в Пусан, — Мин отвернулся от Юнджи и направился к выходу. — Это ненадолго. Буквально пару дней. Так что ложись раньше и кушайте хорошо. За двоих! — улыбаясь, обратился к двум самым важным для него людям.

— Папа рад тебе, — гладя живот, шепчет будущая мамочка, а на глаза снова нахлынул новый поток слёз. Слёз взрывающего лёгкие счастья.

***

Сумрак потихоньку стал сгущаться, птицы на сухих изломленных от старости ветвях давно не посещают это место, только вороны изредка слетаются понаблюдать за очередными похоронами. На огромной чёрной калитке у входа вырезаны по металлу божественные символы и лики святых людей. Высокие могилы вычищены до блеска местными работниками, которым платят за это огромные деньги. Людей с деньгами даже хоронят на дорогих участках, считающимися элитными, но в сырой земле все люди сравниваются. Они перестают делиться на «богатых» и «бедных», для смерти нет этих определений, она не разделяет людей по статусу, выдуманым человеком. В земле всё становится иначе, есть только мёртвые, и червям глубоко наплевать на количество заработанных денег при жизни человека. Пожирать они их будут одинаково, равными друг другу.

На кладбище собралось много народу: партнёры с жёнами, репортёры, высокопоставленные сотрудники компании, парни и их отцы, но Чонгука до сих пор не было. Люди нервничают и оглядываются, высматривая человека, которого ждут здесь больше всего. Сын не был на похоронах матери, и для журналистов смерть отца Чонгука и последующее его не появление на похоронах — отличный заголовок для топовой статьи. Они соберут несколько сплетен, добавят пару собственных фраз и многотиражная газета готова.

— Джин! — окликнул его Намджун.

— Привет, — парни пожали руки друг другу, и Джун остановился возле Джина.

— Столько людей, — говорит Намджун.

Они внимательно смотрят на оживлённую толпу людей, ожидающих начала похорон, и Намджун замечает огромные тёмные синяки под глазами Джина. Сокджин не спал уже много суток, он не помнит, когда в последний раз ел хотя-бы кусок хлеба, чего уж говорить про мясо. Все мысли только о смерти Гын Сока, о странном поведении Чонгука и истериками Чимина, который каждый день кричит на работников, критикуя их работу и обвиняя в бездельничестве. Телефон Джина разрывают постоянные звонки: от чиновников, родителей. Все они хотят уладить шумиху в прессе о смерти Чона и о поехавшей крыши безутешного сына, что гуляет по столице Кореи в мокрой, рванной одежде и с разбитым лицом.

— Да.

— Я уже всех встретил, но... Чонгук. Начало через пару минут, а человек, которого здесь ждут, так и не явился.

— Что? — Джин удивлённо поворачивается к Намджуну и вскидывает вопросительно брови. — Странно. Я сегодня был у него дома. И он сказал, что пойдёт.

— Погоди, он же...

— ...в больнице? — перехватил он мысль Джуна. — Ты же знаешь его. Гук свалил оттуда ещё рано утром, и похоже, успел куда-то вляпаться.

— В смысле?

— Пойдёмте, начинается, — неожиданно подошедший со спины Чимин, позвал парней к могиле и, подойдя к родителям и Юнги, перебирающему в руках венок, стали ждать.

— Где Чон? — спросил отец Чимина Пак Сохэ.

— Не знаем, — Джин в сероватые глаза престарелого мужчины виновато смотрит и голову опускает вниз.

— Он не пришёл? — возмущается Юнги, не отрывая глаз от венка в руках.

— Пришёл.

Намджун в сторону, где стоял Чонгук и, видимо, не хотел подходить, кивает, заставляя всех обернуться. Чонгук под высоким старым деревом стоит и на гроб отца пристально глядит. Он не надел показушного чёрного костюма, галстука, и не принёс цветов. Огромное чёрное худи мешком висит на нём, капюшон закрывает голову, а тёмные джинсы до конца сливают силуэт Гука с иссохшим деревом. Чонгук здесь не давать интервью пришёл, он отца в последний раз хотел увидеть, запомнить черты лица: густые тёмные брови, вечно смещённые к переносице из-за недовольства, короткие волосы, просвечивающие лысину на макушке, впалые глаза и немного морщинестую кожу лица от старости. Парень не помнит чёткие очертаний матери, поэтому хочет запомнить отца, но подойти к гробу не может. Не хочет видеть всех этих людей, потому что именно сейчас там есть тот, кто убил Гын Сока.

— Я сейчас, — Чимин хотел подойти к Чону, но Джин схватил его за локоть.

— Не трогай его, пусть стоит там.

— Здравствуйте! — начал отец Юнги Мин Джусу. — Сегодня мы собрались здесь, чтобы проводить в последний путь достойного человека, — журналисты направили свои камера на него. — Чон Гын Сок был мудрым и смелым человеком. Никогда не боялся рисковать и благодаря этому добился высокого положения. Был хорошим отцом и мужем. Мы были не просто партнерами, но и друзьями, — на этих двух предложениях Чонгук ухмыльнулся, ему казалось всё это полной ересью. Потому что знает, что Гын Сок не был примерным отцом или любящим мужем, тем более друзей не имел. Отведя взгляд на дорогу, он заметил Тэхёна и замер.

Тот тоже стоял в чёрной толстовке и капюшоне, смотрел на всё со стороны и, наверняка, забавлялся льющейся без грани лжи. Тэ увидел Гука и они встретились глазами, но уже через минуту Тэхён развернулся и ушёл, не желая начинать разговор.

— Поднял компанию, — всё продолжал Мин, — хоть мы начинали вместе, но именно он был основателем. Но, к сожалению, нервы и слабое сердце дали о себе знать. Давайте простимся с ним.

Четверо мужчин за канаты удерживали гроб Чон Гын Сока и медленно начали спускать в яму. Люди собрались вокруг могилы и клали цветы что-то шепча в землю. Как и ожидалось, жёны этих людей пускали искусственные слёзы, когда на них наводили камеры. Похороны длились полчаса. Вскоре все начали расходиться и сразу же забывать об этом. Все были удивлены, что его сын так и не явился, а репортёры разочарованны. Такой сюжет пропал. Чонгук обратил внимание на Сону, которая стояла и ухмылялась, после чего она заметила давнего друга и решила подойти к нему.

— Стоишь? И даже не попрощался с отцом до того, как его зарыли.

— А тебе, я смотрю, весело, — Чонгук всё также неотрывно смотрит на могилу отца.

— Да, — Чон повернулся к ней, со злобой в глазах осуждал и презирал. — Но по другой причине. Все они ведь только и ждут, когда огласят завещание, надеясь на свой кусок. Наивные. Он всё переписал на тебя. До капли, — Чонгук не выдал никакой эмоции на слова Сону. — Не удивлён? Хотя это было ожидаемо.

— Мне плевать, — Чонгук развернулся и пошёл домой. Ему хотелось поскорее покинуть этот цирк. Но Мин Джусу остановил его, перегородив дорогу собой, на что Чонгук зубы от злости сжал и, как разъярённый бык дышит.

— Здравствуй, Чонгук. Прими мои соболезнования. Мне правда очень жаль.

— Жаль? — улыбнулся Чон, вглядываясь в горящие глаза мужчины. — Всем тут жаль только о том, что не получат денег.

— Зря ты так, — Джусу достал сигары «ARTURO FUENTE OPUS» и протянул одну Чонгуку. — Держи, расслабься, — парень лишь подозрительным взглядом осматривает сигару, а после в глаза отцу Юнги заглядывает, пытаясь выведать что-то. Чонгук вспомнил заключение смерти отца, где говорилось, что он отравился через дыхательные пути.

— Курение вредит здоровью...

— А что в этом мире не вредит здоровью? — Мин пожимает плечами и сам берёт сигару в рот, а Чонгук просто обходит Джусу и идёт домой.

Чон сел в машину и, закрыв дверь, положил руки на руль. Он схватился за голову руками, а после со всей дури бил по рулю, от чего тот издавал резкие звуки гудка. Глаза застилает пелена ненависти, Чонгука раздражает абсолютно всё. Он выжимает из машины по максимум, давя на педаль чуть ли не до хруста в ноге. Мысли были не с ним, он думал о тех сигарах, но будь они отправленные, Мин Джусу бы не стал курить их сам. И это сбивает с толку, Чонгук потерян, опустошён. Не понимает, кто вырезает всю его семью, что происходит вокруг него и что делать дальше тоже не знает. Доверять людям больше не может, подозрения падают на всех: Джин спрашивать о здоровье станет, а Чонгук начнёт задумываться, что хён что-то замышляет, Юнги в поздний час за документами зайдёт к Чонгуку в кабинет, и тот уже подозревает друга в подлых намерениях, Чимин сигарету попросит — Чонгук к ремню за пистолетом невольно тянется. Он сходит с ума, сам это понимает, его пугает собственное отражение в зеркале, ибо в нём виден параноик.

Через двадцать долгих для Гука минут, он уже был возле дома. Собирался выйти из машины, как увидел чей-то силуэт около двери. На улице давно стемнело, поэтому слабо видно человека, находящегося там, но ожидать можно уже кого угодно. Он выходит из машины и спокойно и очень аккуратно подходит ближе. Стало понятно, что это девушка, и, по всей видимости, она не решалась позвонить в дверь, переступала с ноги на ногу и каждые две секунды подносила палец к звонку. Гук подумал, что это Сону и уже был готов наорать и прогнать её, как девушка, резко поворачиваясь, видимо, передумав звонить, врезается в него и напугано кричит.

— Ты? — кого угодно, но встретить здесь Ким Чонгук явно не ожидал. — Ты что здесь делаешь?

— Я... я... я пришла из-за Тэхёна, — заикается, всё ещё отходя от испуга. Чонгук резко наклоняется к ней и смотрит в глаза, наводя страх ещё больше.

— Ты серьезно такая глупая? Пришла в логово такого монстра, как я?

— Утром я... — Чонгук всё также внимательно продолжал смотреть ей в глаза. — ...ходила к Тэхёну домой, но по пути... Я встретила его, он был мокрый. Я хотела подойти, но он говорил сам себе, что должен ненавидеть тебя, что нужно уехать. Ты опять что-то с ним сделал?

Дженни видит нулевую реакцию со стороны Чонгука, она мешкается, наблюдая за отточенным хладнокровием. Лицо его не меняется, а глаза изучают Дженни, словно рассматривая картину. Её напрягает такой Чонгук, молчит, не огрызается и не острит. Просто смотрит и слушает.

— А ты его телохранителем заделалась? — Гук Джен отодвигает и открывает входную дверь.

— Я переживаю за него. Он хороший человек, не то что ты! — парень открыл дверь и вошёл в дом, не закрывая её.

— Да. Мы разные. Он ангел просто. А я... — Чон направился к мини-бару. — ...просто выпей со мной.

— Я не стану пить с тобой!

— Только не говори, что не пьёшь! — кричит ей в ответ через всю гостиную. — Под стойками в клубе ты трезвая что-ли валялась?

— Айщщ... — Дженни забегает в дом, возмущённо крича на наглого парня, что позволил себе лезть в чужой телефон. — ТЫ СМОТРЕЛ МОИ ФОТКИ? ДА КАК ТЫ... ЭТО ЖЕ ЛИЧНОЕ, У ТЕБЯ СОВСЕМ СОВЕСТИ... нет?

Зайдя в гостиную, девушка ошарашенно уставилась на подавленное состояние Чона. Он сидит в тёмном углу комнаты на полу, поджав к себе ноги, и перебирает в руках стакан с виски. Не моргает, голос тихий и севший, изучает жидкость в стакане и залпом выпивает, запрокидывая голову назад к стене.

— Не ори, мне было любопытно.

— Тебе десять лет что-ли? 

— Что ты здесь делаешь? — спросил Чонгук.

— Я же сказ...

— Нет... — Чонгук на ноги поднялся резко и быстро подошёл к бару, наливая виски в ещё один стакан. — ...я спрашиваю, что ты делаешь? Зачем пришла? Чего ты хочешь?

— Оставь его в покое.

— Ты же меня не оставляешь, — он прокатил стакан по барной стойке к Дженни, который Ким благополучно ловит. — Пей.

— Я не оставляю?

— Да. Ты ведь под меня копаешь, — Чон сделал пару глотков и, допив второй стакан, с громким стуком поставил. — А знаешь, что? Спрашивай. Давай, спроси меня. Что тебе интересно? Зачем столько жертв?

— Спросить? — брюнетка ближе к барной стойке идёт и, внимательно разглядывая Чонгука, задаёт самый волнующий за все эти годы вопрос: — Мой папа. Его убили?

— Да...

Чонгук только опускает взгляд, но сразу подняв, закусывает нижнюю губу, кивая головой. Улыбка, что была на его лице пару секунд назад, быстро спала, а у Дженни в глазах собирались болезненные слёзы и она, взяв стакан, залпом выпила коньяк.

— Кто? — дрожащим голосом спросила она, а Гук тяжело вздохнул, ему не просто рассказывать это.

— Мой отец. Он узнал лишнего и... поэтому...

Чон прекратил говорить, как только увидел горькие слёзы на лице девушки, он взял её стакан и налил спиртного до краёв. Чувствует всю ту боль, что испытывает Ким, понимает каждую эмоцию и не осуждает за ужасные мысли.

— Урод, ненавижу...

Джен в слезах захлебывается и снова выпивает стакан залпом, а Чонгук себя виноватым чувствует. Все поступки отца — это непосредственно его ответственность тоже, и если можно было бы вернуть всё назад, Чонгук бы исправил ошибки.

— Я не могу тебе запретить так думать, — налил себе ещё стакан и тоже выпивает сразу. — Единственное, что я могу, так это извиниться. Прости, — она вытерла слёзы и, хлюпая носом, посмотрела на Гука.

— Прости? А ты бы простил?

— Нет, — однозначно отвечает он, а Джен к окну подходит, засматривается на вечерний сад за окном и тихо носом шмыгает.

— Это больно.

— Больно... — он смотрит на Ким с пониманием. Ему казалось, что сейчас только она его понимает.

— Каждый раз, когда думаю о нём... становится невыносимо больно, слёзы рвутся наружу, хоть я и понимаю, что нельзя. Если я заплачу, то это значит, что я слабая, — парень вслушивается в каждое слово, мысленно соглашаясь с ними. — Эти воспоминания, словно соль на открытую рану. Почему так больно?

Дженни вновь заплакала, а Чонгук осторожно подошёл сзади и обнял за талию, прижав к себе очень сильно, а голову положил ей на плечо. Дженни шокированно стоит, не двигается и нервно сглатывает, хотя испытывает тепло и уют, как и Чонгук.

— Потому что ты живая. Давай залечим раны? — шепча на ухо, произнёс парень.

Чонгук плавно развернул Дженни к себе лицом и, аккуратно взяв за подбородок, посмотрел в её глаза, а после на слёзы. Парень нежно провёл рукой по щеке девушки, вытерев солёную жидкость с лица. Медля, словно боясь причинить боль, Чон касается чужих губ нежным поцелуем. Дженни закрыла глаза, отвечая взаимностью на трепетный, но в тоже время страстный поцелуй. Желанные, горячие губы Дженни сводили парня с ума.
Гук больше не медлит и берёт всю инициативу в свои руки, подхватив Ким на руки, несёт её в комнату. Казалось, что одежда на двух разгорячённых телах могла сейчас просто расплавиться. Поэтому, не донеся её до постели, Чонгук кладёт Дженни на барную стойку, скидывает одним движением руки все бутылки на пол, вдребезги разбив, и нависает над девушко делая небольшую паузу, но после с жадностью впивается в солёные от слёз губы с новой силой. Жаркие поцелуи постепенно опускаются к шее млеющей девушки, он прикусывает и оставляет бордовые следы, срывая с губ девушки первые стоны. Это заводит ещё больше. Парень стягивает с себя худи, оголяя накаченный торс. Дженни снимает с себя такие ненужные в данный момент вещи. Чон медленно проводит языком от низа живота до груди, оставляя мокрую дорожку на разгорячённом теле, вызывая бурю мурашек. Кареглазый не сдерживается и срывает лифчик с груди девушки, прильнув губами к соскам прикусывает их, заставляя Дженни выгибаться в спине и истошно стонать. Она расстёгивает ширинку на брюках Чонгука и, чувствуя, что он уже полностью готов, сжимает пах в своей руке. От ловкой манипуляции парень просто рычит и резко стягивает с неё джинсы, а после и свои. Он снова срывает с Дженни последнюю деталь нижнего белья, а сам остается в одних боксерах. Чонгук раздвигает ноги темноволосой и освобождает отвердевший член от нижнего белья, в котором уже так тесно. С жадностью, до боли сминает грудь Джен. Он смотрит на неё, будто ожидая согласия. Чону важно знать, готова ли она, и когда девушка кивнула, то Гук стал мучительно медленно входить в неё, вырывая с желанных губ громкий стон. Толчок за толчком доставляют им головокружительные ощущения, заставляя сердца биться в бешеном темпе. Чонгук резко входит и выходит почти во всю длину члена, с каждым разом всё быстрее и быстрее.

Гук вдалбливается в неё с такой силой, что ноги девушки вздрагивают и она ногтями раздирает кожу на спине Чонгука, оставляя кровавые полосы. Эта щипающая боль доставляет лишь больше удовольствия в безумном порыве страсти. Чон ускорил темп, Дженни невольно пришлось вцепиться за края барной стойки, чтобы не свалиться на пол. Она выгибается и чувствует, что ещё чуть-чуть и она достигнет пика наслаждения. В комнате стало слишком жарко и душно, громкие стоны слышались за пределами стен. Им до безумия хорошо, они чувствуют друг друга, будто одно целое.

Спустя продолжительное время громкие крики стихают. Пару сильных толчков, Чонгук вытаскивает член и одновременно кончает с Ким. Он кладёт свою голову ей на влажный от пота живот и тяжело дыша, закрывает глаза, а Ким устало зарывается пальцами в мокрые волосы парня, пытаясь отдышаться. Пара чувствует полное умиротворение и спокойствие в объятиях друг друга.