Освобождение
До вечера Эмма металась по магазинам, ощущая себя загнанным зверьком в лабиринте. Она, человек, привыкший к тихим книжным полкам и одиноким прогулкам по парку, теперь сражалась за место под солнцем в душных, переполненных народом строительных супермаркетах. Список покупок, составленный наспех на полях философского эссе, предательски мялся в ее кармане.
Выбор обоев — пытка для перфекциониста, которым она, к сожалению, являлась. Сотни рулонов, кричащие расцветки, навязчивые продавцы. Ей хотелось просто убежать, но перспектива жить еще один год в окружении обшарпанных стен и унылого линолеума заставляла ее стиснуть зубы и продолжать поиски. В итоге, она выбрала простые, светло-серые обои с едва заметным текстурным рисунком.
— «Минимализм»,— уговаривала она себя, — «Ничего лишнего, никакого хаоса.» — Хотя какое там, через неделю все стены будут обвешаны холстами с ее картинами.
Затем — краска. Ей нужна была краска для оконных рам и двери, и здесь ее ждали новые муки выбора. Белая? Серая? Или, может, рискнуть и покрасить в какой-нибудь яркий цвет? В итоге, она остановилась на спокойном, приглушенном синем для дверей и обычной белой для оконных рам, надеясь, что это добавит немного тепла и уюта в ее серое существование.
Потом — инструменты. Кисти, валики, шпатели, наждачная бумага, клей для обоев... Список казался бесконечным. Она бродила по магазину, чувствуя себя совершенно беспомощной, словно маленькая девочка, заблудившаяся в лесу. Ей приходилось спрашивать у продавцов, смущаясь от их снисходительных взглядов и непонятных терминов.
Пару дешевых элементов декора: белая прикрованная полка для книг, которую нужно будет еще собирать самостоятельно, пару вешалок и... твикс. Это уже скорее для себя, а не для декора, но она слишком долго ждала этой стипендии, что бы ограничивать себя в сладостях.
К вечеру, когда она, наконец, добралась до дома, Эмма чувствовала себя совершенно выжатой, как лимон. Пакеты с обоями, краской и инструментами тянули руки вниз, спина ныла, а ноги гудели от усталости. Поднимаясь по ненавистной лестнице, она проклинала и ремонт, и Бруклин, и весь этот безумный мир, который заставлял ее сражаться за каждый сантиметр пространства и каждый глоток воздуха.
Открыв дверь, она свалила покупки на пол и рухнула на диван, чувствуя, как на нее наваливается усталость и изнеможение. Скинув с себя пальто, она обернулась пледом, и под расслабленные веки решила, что ремонт подождет до завтра.
***
Солдат притих, этим фактором попытался воспользоваться доктор Фитс, что бы вколоть ему снотворное, безопасно исправить все неполадки крепежей и поставить новые шокеры.
Тихо, почти на цыпочках подбирается к спящему Солдату Доктор Фитс, и легко потряхивает рукой перед опущенной головой Зимнего, убеждаясь, что тот крепко спит. От волнения, шепотом, доктор нервно повторяет:
– Он спит, спит. Все хорошо, он спит...
Аккуратно приоткрывая массивную дверь камеры, Лео лишь медленно просовывает руку, держащую шприц, к ноге Зимнего, которая полностью закована в железные крепления. Уже готовый вставить шприц, доктор Фитс вдруг чувствует металлическую хватку на своей руке и резкий хруст его сломанной кости.
Ком боли и крика подобрался к горлу, как и вторая рука Солдата, уже выбравшаяся из оков, крепко вжимающаяся в трахею, не давая возможности закричать.
— Я не сплю, — сухо и грозно процедил Солдат, быстрым движением откидывая уже бездыханного Лео Фитса в сторону. Солдат срывает металлические держатели со своих ног и шеи.
Через Минуту завизжала сирена, все здание ЩИТа залилось красным светом и со всех комнат выбегают вооруженные военные. Зимний Солдат быстрым шагом пробирался к лестнице, выбивая уже заблокированные перед собой двери. Вооруженная группа встала на лестничной клетке и, трясущимися руками, направила на Барнса автоматы.
Солдат лишь на секунду замер, продумывая каждый свой следующий шаг и резко сорвался вперед, сразу же вырубая одним ударом бионики двоих ближайших военных. Остальные начали немедленный огонь, Зимний лишь выставил свою руку перед собой и словно щитом, отбивая пули и по пути раскидывая военных пробирался к выходу.
В голове вакуум. Случайные обрывки памяти, бессмысленные проекции врезаются в мозг, вызывая резкий скачок напряжения. В центре — образ: Стив. Лицо, искаженное помехами, знакомое и чужое одновременно. Стив. Имя не вызывает ничего, кроме слабого, раздражающего отклика.
«Почему образ не стирается?»
Солдат стискивает челюсти, подавляя нежелательные импульсы.
«Тревожность — дефект программы. Избавиться.»
«Необходимо устраниться от источника раздражения.»
«Видеть — нежелательно.»
«Вспоминать — опасно.»
В голове Солдата сново знакомая программа, которая сбоит ошибками и помехами. Голова болит от напряжения, но Зимний с абсолютно равнодушным лицом идет дальше.
«Вопрос: дальнейшее функционирование без внешнего контроля. Ответ: не определен.»
«Вопрос: вероятность повторной активации Гидрой. Ответ: высока»
«Имя: Баки. Идентификатор принят.»
«Солдат продолжает движение.»
Хмурый лес — несущественная декорация. Сырость — не ощущается. Единственная задача: двигаться вперед. Программа без задачи просто ломается, в голове полый бардак, с которым придется разобраться. «Но как.?»
***
Прохладный ветерок бился в окна, легкое солнышко выходного осеннего дня пробивалось через кирпичную стену соседнего дома и, лишь частями, лучи прорезались и падали на серый диван.
На диване лежал бесформенный комок пледа, из-под которого в беспорядке выбивались каштановые волосы. Тело под пледом изредка шевелилось, выдавая присутствие жизни.
Внезапный, яркий луч солнца, словно лазерный прицел, полоснул по лицу, и Эмма, инстинктивно отвернувшись, неловко перекатилась к краю дивана. Мир перевернулся. Она с глухим стуком рухнула на пол, больно ударившись коленом о что-то острое и задев плечом угол журнального столика. Сквозь пелену боли она пробормотала какое то ругательство, с трудом разлепляя глаза.
Эмма приподняла голову, бросив на предательский край дивана полный укора взгляд. Словно он, а не её собственная неловкость, был виноват в этом внезапном падении. Опираясь руками о холодный пол, она с трудом приняла сидячее положение. Несколько долгих секунд её взгляд был прикован к серой, обшарпанной стене напротив. Сознание словно просыпалось после долгого анабиоза. Она пыталась вспомнить, почему уснула, не раздеваясь, на диване. Почему вокруг разбросаны пакеты и свое имя.
Потерев глаза, Эмма еще раз огляделась и тут резко вспомнила:
–Точно, ремонт! — хриплым и сонным голосом воскликнула девушка и медленно, но уверенно пошла в ванную.
Стоя у раковины, Эмма открыла кран и настроила теплый поток воды. Подставив руки, она принялась умывать лицо, на скорости запихнув в рот зубную щетку с маленькой капелькой зубной пасты.
Эмма снова протёрла глаза и, наконец, посмотрела в зеркало. Светлая, но не болезненно бледная кожа, ровные, достаточно плавные, черты лица, усыпанного еле заметными веснушками, которые она так любила. Прямой нос с чуть вздернутым кончиком, пухлые губы, обветренные осенним холодом. Тёмные, слегка растрёпанные волосы, ниспадающие до талии, резко контрастировали с её большими, серо-голубыми глазами. И под глазами — синяки, верные спутники её маниакального стремления к отличной учёбе в университете, где она и так умудрилась получить бесплатное место. Оторвавшись от уже запотевшего зеркала, девушка закончила чистить зубы и покинула ванную комнату.
Разглядывая пакеты, Эмма лениво потягивала остывающий кофе, тщетно пытаясь сложить в своей голове хоть какой-то вразумительный план этого необдуманного ремонта. Первым делом, конечно же, стены и покраска. Потом плитка в ванной, замена кранов на умывальниках — от этих ржавых монстров её уже тошнило. И, наконец, финальный аккорд — вымыть и оттереть всё, что ещё не сияет от чистоты. В теории всё казалось просто и логично, но вот на практике...
С этими мыслями Эмма поставила кружку с кофе в умывальник, и под песню «I'm still standing» — (Elton John) принялась за ремонт.