привет..
тгк: кровь на наших руках
Overdrive - Techy Chan ( techno remix)
Прошел ещё месяц, а мир вокруг Нам Гю словно окутался легкой дымкой забвения. Глубокие тени на его лбу и углубившиеся ямочки на щеках свидетельствовали о том, что юноша не просто покорился течению жизни – он исчез в нем, как корабль в тумане. Оглядываясь назад, зеркало воспоминаний отражало образы, когда он с замиранием сердца ждал сообщений от нее – той, что затмила своим присутствием всю его реальность.
Эти незабываемые мгновения, теперь казались не более чем призрачными тенями, которые обступали его в часы одиночества. Мысли о ней больше не вспыхивали, как искры в сердце, а плавно, словно тени, растворялись в обыденности. В одинокой комнате, где он жил, вентилятор с ослабевшими лопастями вздыхал, как сам Нам Гю, погружая его в безмятежное выступление серых дней.
Его работа в клубе, который местные жители величали "это тот клуб, где был скандал", стала рутиной, подчеркивающей полупрозрачность его существования. Освещенные неоновыми огнями стены, пропитанные ароматами старого алкоголя и запоздалой надежды, служили фоном для того, что когда-то казалось страстью – теперь это было лишь механическим исполнением обязанностей, без искры вдохновения.
Слухи вокруг их неожиданного скандала постепенно утихли, как ветер, уносящий в прошлое необдуманные сплетни и недоразумения. Люди забыли, не успев толком узнать, а Нам Гю, скучивался в своей меланхолии, потерял свое стремление быть лучшим, заканчивая каждый день с чувством легкой опустошенности. Время шло, но его сердце оставалось застывшим на краю бездны, где осталась только она – с ее смехом, с ее светом.
Каждый раз, когда он пересекал порог клуба, его встречали колебания музыки и тяжесть пустых бутылок, разбросанных по полу. Он собирал себя по кусочкам, напоминая себе, что жизнь продолжается, несмотря на серые будни. Но в его глазах по-прежнему блестела одна-единственная звезда, затерянная в бескрайних небесах времени – ее сердце, за которое он когда-то бился, навсегда оставалось для него загадкой, в которую он не решался заглянуть.
Их переписки утихли, обещанные встречи так и не состоялись, а на экране она снова была счастлива, стояла и с замиранием сердца держала руку истощенного и уставшего мужа.
***
В опустевших стенах их квартиры царила тишина, нарушаемая только редкими всхлипываниями и звуками, доносящимися из душного уголка. Чан Мин, стройная и величественная, с длинными черными волосами, которые блестели в полумраке, осторожно приближалась к Субону. На его лице, когда-то полном жизни и энергии, теперь был отпечаток тоски, усталости и безразличия. Со времен скандала, разразившегося вокруг его имени, он словно потерял себя.
Чан Мин наблюдала за ним, её сердце переполнялось противоречивыми чувствами. Ранее, в жизни, полной блеска и веселья, она воспринимала его как часть своего успеха, но теперь всё перевернулось. За бархатной оболочкой их известной жизни скрывались глубокие трещины. Рядом с её возлюбленным, когда-то ярким рэпером Субоном, она была вынуждена столкнуться с другой реальностью — болезненной, подавляющей.
Каждую ночь, когда Чан Мин укрывалась в объятьях сна, Субон оставался в своем мире — мире бесконечных мыслей, состоящем из страха и саморазрушения. Часто он поднимался с дивана, на который забирался лишь по вечерам, и начинал бродить по квартире в поисках вдохновения. Но его муза была мертва, задушенная шумом и скандалами. Он шептал себе что-то невнятное о возвращении на верх — как оазис в пустыне, который никогда не проявился.
Чан Мин, разрываемая ненавистью и нежностью, искала способы поддержать его. Её сердце, когда-то полное ярких эмоций, предавалось саморазрушению, как и её муж. Но в то время как гнев на его слабости терзал её, нежность, явно пробивавшаяся через гнетущие чувства, становилась всё сильнее. Она задумалась, как же они оказались в таком положении, и вдруг осознала: полюбила его тревоги другим, откровенным взглядом.
На вечеринках, где они сталм появляться после громкого скандала, блистали и были самыми яркими звёздами, её платья, кажется, начали закрывать все наименее подходящие части тела. Она искала укрытие, делая каждый раз всё новое сочетание с одеждой, в то время как в душе её штормило. Лишь она знала, что это не просто модный выбор, а способ скрыть не только свою слабость, но и свои переживания. Каждый раз, когда камеры щёлкали в их направлении, она показывала миру ухоженное лицо, хотя в её глазах пряталось множество слёз и боли.
В тёмных уголках их жилья гуманность убегала, и каждый раз, когда он поднимал руку, её мир рушился. Но она прощала, вновь и вновь, потому что всё глубже погружалась в его темные дебри. Как будто этот ужасающий путь был её собственным. С каждым днём, несмотря на физическую боль, она осознавала, что любовь — это не только радость и влажные поцелуи, но и смирение и терпение.
Субон, потерянный в своих мыслях и устойчиво движущийся к самоуничтожению, зачастую забывал о том, что его супруга, его Чан Мин, всё ещё здесь. Но она мечтала, что однажды крупные слова, вырывающиеся из его уст, аудиозаписи их прошлых успехов, возможно, сумеют вернуть его к жизни — к тому, что они когда-то были.
Сейчас Чан Мин сидела в своем крошечном уголке, где тусклый свет лампы, напоминающий дрожащий огонек, боролся с тенями, заползавшими в помещение. Сгруппировавшись, как скомканные страницы ненаписанной истории, воспоминания о Нам Гю душили ее, придавая тяжести на сердце. Каждый день, погрузившись в море ностальгии, она пересматривала старые фотографии, которые остались от тех мгновений, когда они были вместе, и, казалось, мир вокруг нее исчезал.
Ее руки тряслись, когда она вновь и вновь открывала новостные ссылки о клубе, где он работал, внимая страницам, как будто они могли вернуть его обратно. "Новый вечер, новые лица в клубе Пентагон," — мелькали заголовки, но для Чан Мин это были не просто слова. Это были осколки ее любви, рассеянные по клубным огнями и музыке, что так запомнились.
Но её новая реальность несла в себе совсем другую музыку. Тихий стук шагов мужа, а порой — резкий голос, рассекающий тишину, стали фоном для ее повседневности. Каждый раз, когда она прятала синяки под слоями тонального крема, ее сердце сжималось от боли — не только физической, но и той, которая разрывала ее изнутри. Она порой ловила себя на том, что начинает бояться собственных мыслей о Нам Гю, боясь, что однажды они станут слишком громкими, чтобы их можно было задушить.
Словно проклятие, воспоминания о их любимых вечерах пронзали её сердце: смех, разговоры, когда обоим казалось, что они победили мир. Чан Мин помнила каждый нежный взгляд, каждую обещающую фразу. Но теперь эти воспоминания стали лишь раной, которая кровоточила каждый раз, когда она просматривала сообщения, застывшие в мертвой тишине.
Она знала, что Нам Гю, с его упрямым, но добрым нравом, будет продолжать искать себя, даже не подозревая, что в его отсутствии одинокая душа Чан Мин всего лишь как паутина — тонкая, но крепкая, соединяющая ее с его воспоминаниями. И в этом таинственном мире тишины она оставалась, пряча свою боль, как ставшую привычной часть своего существования, и молча мечтая о том, что однажды найдет способ вернуть их жизнь обратно, несмотря на все преграды. Она ещё месяц назад осознала, что сделанный ею выбор стал ее главной ошибкой и теперь она пожинает плоды своей же ошибки.
***
Светлые лучи утреннего солнца проникали через полупрозрачные шторы, окутывая спальню мягким золотистым оттенком. Чан Мин медленно открыла глаза, она услышала знакомый звук: Субон, активно шумел на кухне. Она потянулась, наслаждаясь ощущением легкости в своем шелковом халате, который деликатно обтягивал её фигуру и сверкал на свету, как свежая утренняя роса.
Когда Чан Мин вышла в кухню, она увидела Субона, сосредоточенно перемешивающего яйца на сковороде. Он обернулся и, с искоркой в глазах, произнес:
— Вот кто-то сегодня выглядит так, словно только что сошел со страниц модного журнала.
Его игривый голос наполнил неловкостью.
Она слегка покраснела и изогнула губы в улыбке, хотя в глубине души её раздирала усталость от постоянной суеты, связанной с его карьерой. Субон подошел, обнял её за талию и нежно поцеловал в локоны.
— Как ты ? Все хорошо? — спросил он, прижимая её к себе. В его голосе слышалась мягкость, но она заметила в нём и долю нахальства. Он спрашивал как ее вчерашний синяк на руке, когда не от злости схватил ее за запястье.
— Да, всё в порядке, — ответила Чан Мин, стараясь звучать искренне, хотя наигранная нота проскользнула в её голос.
— а Как ты? Я слышала, что после всего, что произошло, у тебя вроде как появились новые предложения?
Субон осветил комнату сияющей улыбкой.
— Да! Мне предложили новое сотрудничество. Это может стать отличной возможностью, знаешь? После всех тех слухов... — его голос был полон надежды, но Чан Мин уловила и отражение его усталости.
— Это прекрасно, я рада за тебя, — произнесла она, и в этот момент ей показалось, что эти слова звучат как-то слишком пусто, как эхо в горах. Её взгляду не оставалось ничего, кроме того, чтобы скользить по полу, мимо стопки новостей на столе — статей о Субоне, его новой музыке и незаслуженных скандалах. Она уже привыкла к тому, что вся их жизнь часто оказывается под прицелом.
— Ты меня не слушаешь. — вдруг заметил он, притянув её к себе вплотную. Его глаза искали понимание, и это было так чертовски тяжело и страшно. — Чан Мин, я хочу, чтобы ты гордилась мной.
Она ощутила, как что-то сжалось у неё в груди. Она глубоко вздохнула и постаралась выдавить искреннюю улыбку.
— Я горжусь, просто иногда... иногда это всё так утомительно, Субон.
Он нахмурился, и Чан Мин мгновенно почувствовала, как ветер переменился в их маленьком мире.
В эти моменты она старалась лишь улыбаться и надеяться, что всё мечты и призраки, которые где-то витают, не разрушат то, что они построили.
Свет в кухне стал ярче, и на мгновение она решила, что, возможно, все наладится. Но сердце её шептало что-то иное, а глубоко внутри разыгрывалась неуверенность, которую она не могла просто так игнорировать. Она уже начала уставать от того, что вечно надеется на то, что невозможно.
Этот же вечер окутал квартиру полутенью, и только вечерние огни из окна бросали непостоянные блики на мебель. Чан Мин тихо подошла к Субону, который сидел на краю дивана, погруженный в свои мысли и затуманенные наркотиками. Он держал в руке маленький пластиковый пакетик с таблетками, словно какой-то опасный тайник.
Чан Мин чувствовала, как сердце колотится в груди, когда она наблюдала за его действиями. На ней были джинсы цвета хаки, идеально облегающие ее округлые ягодицы, и простая коричневая майка, подчеркивающая линии ее тела. Она знала, что идет на риск, и всегда была на грани, но необходимость вырваться из заточения, которое устроил ей Субон, заставляла ее действовать.
— Субон, я... я хотела бы прогуляться, — осторожно произнесла она, стараясь вложить в голос каплю надежды — С Ми-На. — хотя понимала, что в глазах мужа это может выглядеть иначе.
Он резко поднял голову. Взгляд его был холодным и злым, как ночное море, готовое к шторму.
Поднимая руку, он замахнулся на нее, и его ладонь, чуть задевая, коснулась ее головы. Чан Мин привыкла к таким жестам, как привычка к вызванной боли — это было частью их жизни.
— Ещё же ума хватило спросить. – прорычал он, глаза его сверкали яростью.
Словно напуганная птица, Чан Мин замерла на месте, но в глубине души ей было страшно и обидно, и, хотя она говорила тихо, в голосе ее звучала решимость.
— Я ничего не прошу, Субон. Только час. Час для себя, — произнесла она, стараясь не упустить момент. Её голос дрожал, но в нем слышался намек на бунт.
На мгновение его злобные черты смягчились, и в нем пробуждалась тень сомнения. Он долго молчал, вздыхая, сжимая в руке таблетку. В конце концов, он молча кивнул, как будто сама мысль о ее уходе затмевала его гнев.
— Ладно, — произнес он хрипло, — только на час! И не дай бог тебе уйти слишком далеко.
Чан Мин облегченно вздохнула, и в ее глазах зажглось нежное сияние. Она знала, что это лишь маленькая победа, но в это мгновение она почувствовала себя живой, свободной, готовой вырваться из своих оков.
Ее муж действительно сошел с ума, он перестал контролировать себя и иногда казалось, что в нем сидят два человека, эта мысль пугала и заставляла кровь Чан Мин стынуть в жилах.
Чан Мин вырвалась из дома, словно птица, расправляющая крылья, но сердце её колотилось с непривычной тревогой. Ветер играл с её волосами, подгоняя к главному входу Тайм Сквер Мол, месту их встречи. Удаляясь от привычных стен и отголосков недавних неприятностей, она надеялась найти часть себя в разговоре с Ми На — единственной подругой, с которой её держала связь даже сквозь сумрачно-тягостные дни.
Когда они наконец встретились, мира вокруг не стало — остались лишь они две, и в воздухе повисла тишина, тревожная и весомая. Слезы заблестели в глазах Ми На, словно капли дождя на стекле, и Чан Мин, увидев её навсегда прекрасное лицо, ощутила, как внутри что-то трескнуло. Долгие полтора месяца разлуки превратили их встречу в пылающее пламя, в котором смешивались горечь потерь и сладость воспоминаний.
— Чан Мин! — прошептала Ми На, её голос дрожал, как лист, трепещущий на ветру. — Я так по тебе скучала...
Словно подлая тень, в их разговоре скользнула память о скандале, который разорвал невидимые нити доверия. Муж Чан Мин, словно темная туча, запретил ей общаться с подругами после той злополучной ночи, когда страсти накалились до предела. Она лишь теперь, спустя несколько долгих недель, поняла, как сильно ей не хватает этой дружбы.
Ми На, срываясь на слова, рассказывала о своих новых отношениях — о свежем дыхании в её жизни, о том, как быстро растёт её небольшой бизнес. В её глазах сияло счастье, и это заставляло Чан Мин грустить — как же быстро жизнь меняется, а она осталась в неведении, затерянная в мучительных воспоминаниях о том, что произошло с её собственным миром.
— А у тебя как? — осведомилась она, вытирая слезы подруги. Вопрос звучал не просто так, он был полон понимания и желания обнять её душу.
Чан Мин вдруг пошла по тонкому льду, принуждая себя говорить. Она пересказала свою историю — о бесконечном страхе и неспокойных ночах, когда происходили взрывы агрессии, когда её мужа охватывало безумие. Избиения, холодное отчуждение и непрекращающаяся шизофрения поглотили её и, как оказалось, единственным спасением стал этот разговор.
Таким образом, две подруги, израненные болью и предательством, делились своими историями так, как будто это были не просто слова, а бездонные колодцы, из которых черпали забытую силу. В этот день они вновь стали друг другу опорой, наполнив с каждой минутой встречу тонкими моментами надежды — ведь даже в самых тёмных водах может заблестеть свет, отражая яркие мечты о любви и дружбе.
Чан Мин и Ми На уютно устроились на скамейке под раскидистым деревом. В воздухе витала легкая свежесть, а вокруг разносился смех детей и обрывки разговоров проходящих мимо парочек.
Ми На повернулась к Чан Мин и, прищурившись, спросила:
— Ну, как там он? Тот парень из клуба. — вопрос прозвучал так просто, но его оттенки вызвали у Чан Мин прилив воспоминаний.
Ответить на этот вопрос для нее было не просто. Словно эти образы переливались в её сознание, вытягивая на поверхность яркие воспоминания о Нам Гю. Но в тот же миг пришло и чувство утраты — воспоминания о нем обернулись печалью.
— Я не знаю, — наконец, произнесла она, стараясь сдержать нарастающую волну грусти, — Я перестала с ним общаться. — Глубокий вздох вырвался из её груди, как будто она пыталась сбросить груз, который стал слишком тяжёлым. Она вспомнила, как когда-то их с Нам Гю мечты были полны надежд, но время и обстоятельства словно разорвало эти нити, оставив лишь немое ожидание и горечь расставания.
Ми На, заметив изменения в настроении подруги, мягко наклонилась ближе.
– Чан Мин, ты ведь все еще думаешь о нем? — спросила она, в голосе её сквозила понимание и сочувствие.
Чан Мин кивнула, не в силах произнести лишние слова.
Внутри неё бушевала целая буря эмоций. И она понимала, что всё еще тоскует по относительной простоте их любви, по тому, как глаза Нам Гю светились, когда он смотрел на неё.
— Я просто скучаю... — наконец, выдохнула она, не стесняясь выказать свои чувства. Слова растворились в воздухе, как пуховка, летящая от лёгкого дуновения ветра. Ми На положила руку на её ладонь, понимая всю важность и хрупкость этих чувств.
***
В этот самый момент Нам Гю устроился в углу бара, не скрывая своего недовольства. Его взгляд скользил по залу, где после недавнего распада и скандала клуб снова ожил, как ничем не приметный цветок, пробивающийся сквозь трещины асфальта. Он наблюдал, как люди, обнимая друг друга, танцевали, словно не заботясь о том, что произошло, и беззаботно смеялись, вытаскивая из глубин души остатки легкости и безмятежности. Тут все были ещё трезвы, был относительный вечер, ещё не успевший перетечь в ночь.
В этот момент к нему подошла девушка. Она была со всех сторон вульгарна: короткая юбка, открывающая слишком многое, и яркий макияж, напоминающий о куклах, потерявших конечности. Ее пальцы и ногти, накрашенные в яркий красный цвет, скользнули по его предплечьям, и в этот миг Нам Гю испытал странное чувство отвращения. Запах ее парфюма был слишком навязчивым, он пробирался в ноздри, забивая все здравые мысли и эмоции.
Но куда сильнее, чем эти приторные ароматы, его сердце сжалось при воспоминании. Словно невидимый поток перенес его в тот момент, когда другая девушка — та, которую он любил, с непередаваемым обаянием и искренним смехом, приблизилась к нему, смеясь, трогая его нежно, но без каких-либо намеков на вульгарность. Каждый ее жест, каждое прикосновение согревало его душу и внушало надежду.
«Как же все изменилось», — подумал Нам Гю, и в его груди вскипела горечь. Он отвернулся от вульгарной дамы, пытаясь скрыть свое смятение.
— Прошу прощения, мисс, мне кажется вы ошиблись. — Взгляд его метался по залу, но больше не искал утешения в улыбках, которые казались ему фальшивыми, как старая маска на карнавальном празднике. От этого жесткого контраста между прошлым и настоящим, между искренностью любви и поверхностностью нового мира, нашему герою становилось все тяжелее и тяжелее.
Он понимал, что его клуб снова заполнен, но внутри, как будто в его сердце, оставались лишь пустота и холод, элементы, которые никогда не могли бы заполнить никакие сомнительные связи и случайные интрижки.
Взгляд той дамы, полный надежды и ожидания, контрастировал с вульгарной наглостью той, что сейчас пыталась сблизиться. Нам Гю не мог избавиться от чувства, что рядом с ним всего лишь карикатура на ту истинную любовь, которую он когда-то ценил. Его сердце сжалось от тоски, и он резко убрал руку, как будто отогнал муху, шершавую и надоедливую.
— Оставь меня в покое, — произнес он холодно, хотя его голос дрожал, как листва на ветру. — Убирайся, прежде чем я позову охрану.
Она не отступала, на ее лице застыло дерзкое выражение. Смеясь, она наклонилась ближе, не понимая его слов или, возможно, игнорируя их по стыдливости. Нам Гю ощутил, как по спине пробежали мурашки. Это было не просто нежелание общения, это было глубочайшее оскорбление его памяти и чувств.
Через мгновение он поднялся, его кости скрипнули, словно старая дверь, открывающаяся в пустую комнату. Внимание толпы привлекло изменение его настроения, и он, сконцентрировавшись, позвал к себе охрану. Ноги девушки остановились, когда она увидела уверенность в его глазах, но она все еще торжествовала, словно испытывая его на прочность.
Девушку вывели, естественно, не на все время, ей дадут время прийти в чувства и затем пустят обратно, но в это время Нам Гю в зале уже не будет.
Нам Гю снова потерялся в вихре собственных эмоций, когда вколол дозу наркотика у себя в кабинете. Легкая дрожь пробежала по его телу, и его глаза заполнились огнем жизни. Он дождался, пока его охватит кайф.
В этот миг он ощущал себя абсолютно свободным, словно поднявшись на крыльях ветра. Он надел свое пальто — темное, как его неизбывные мысли, и вылетел из клуба, как фокусник, покидающий сцену в ожидании аплодисментов.
Улицы согревалась светом неоновых вывесок, отражаясь во влажном асфальте, словно это была стеклянная река, текущая сквозь городскую ночь. Ноги несли его быстрее, чем когда-либо, тонкое возбуждение наполняло его душу. Каждый шаг был как танец — спонтанным и полным страсти. Он знал, куда ему нужно идти, не задумываясь о последствиях. На этот раз мир вокруг него сжимался и искривлялся, оставляя лишь его цель в фокусе.
Собственная тень, выступавшая в качестве его единственного спутника, сливалась с вечерним сумраком. Нам Гю достал телефон и, несмотря на то что номер давно потерял свое значение, он набрал его, как будто слова могли вернуть ему утраченные чувства. Далеко-далеко в его памяти резонировал нежный смех девушки, которую он любил, и ее образ словно окутывал его теплом, заставляя забыть о морозных улицах.
Составляя номер, он чувствовал, как эмоции переполняли его — радость, печаль, нежность, страсть. В каждом гудке слышался трепет его сердца, которое как будто бы рвалось наружу, желая соединиться с ее миром. Этот спонтанный порыв был не просто желанием; это было воскрешение чувств, которые он хранил в тёмном уголке своей души, где яркость воспоминаний сталкивалась с тенью боли.
— И что, если она не ответит? — мелькнула мысль, но он внутренне отогнал её.
***
Чан Мин продолжала болтать с подругой, увлеченно делясь захватывающими новостями и легкими сплетнями, которые без труда заполняли вокруг неё пространство живого общения.
Внезапно, как гром среди ясного неба, раздался резкий звонок — знакомый, хотя и незаписанный номер. Чан Мин ненадолго замерла, а ее сердце, словно закованное в железо, резко забилось от волнения. Она взглянула на экран, и его цифры, как осколки давно забытых воспоминаний, вызвали шквал эмоций, которые заполнили её душу. Руки дрожали, словно листья под легким осенним ветром, и в этом трепете скрывалось нечто большее, чем простое волнение.
Это был он. Ее любимый. Тот самый человек, с которым их разделили обстоятельства, казавшиеся непобедимыми, как стеной мрачного серого камня. Каждый момент разлуки проносился перед глазами, как череда короткометражных фильмов — их последний разговор, нелепые поиски оправданий и беспокойные ночи в ожидании. Но сегодня все это могло изменить одно простое действие.
Собравшись с силами, Чан Мин провела по экрану пальцем и подняла трубку, ее сердце заколотилось, как будто готовясь к долгожданной встрече. В этот момент все вокруг перестало существовать.
Громкие беседы и шумные разговоры подруги слились в фоновый шум, а мир сжался до размеров этого телефонного звонка. Словно перед ней открылась завеса, за которой маячила надежда и страх одновременно.
— Привет, — произнесла она слегка дрожащим голосом, стараясь скрыть бурю эмоций, водоворотом бушующих в её груди. Эхо этих простых слов затихло, и она ожидала ответа, который мог вернуть ей все утраченные мечты и надежды.