пентагон / Нам Гю

тгк: кровь на наших руках

Субон стоял, оглядываясь на наполовину пустое пространство: звук пустоты, наполнявший помещение, казался глухим и угрюмым, как его настроение. В этот момент, когда его взгляд зацепился за Нам Гю снова, неодобрение и недоумение, как волны, накрыли его. Он знал, что их дружба давно перестала существовать, но горькая аура соперничества вдруг сгустилась. Вокруг них водворилась напряженность, приправленная давними обидами и неразрешенными конфликтами.

Когда Нам Гю подошел к Чан Мин, обняв ее за плечи, что-то внутри Субона треснуло вновь. Он наблюдал, как ее губы изогнулись в удивлении, когда его враг произнес:
– Я действительно считаю, что секс с тобой был лучшим за последнее время.

Эти слова были словно удар в живот, рвущее смятение внутри него. И Нам Гю сделал это специально.
Субон, роковой рэпер с жесткой натурой, вдруг почувствовал, как его эмоциональные барьеры трещат по швам. Он всегда считал Чан Мин своей собственностью, своим достижением, но теперь, в этот решающий момент, эта собственность обернулась против него.

На лице Субона отразилась не просто злость, а целая гамма эмоций: от разочарования до бездны тщеславия.
— Ты, чертов подонок, — прорычал он, его голос стал низким, как ураган, готовый разразиться. Внутри его бушевали противоречия: он давно потерял любовь к женщине, но идеализировал ее как свою «вещь», которую он не мог позволить никому забрать.

Субон не мог смириться с тем, что точка его контроля выскользнула из рук. Его репутация, его гордость — все шаталось. Он всегда был тем, кто доминировал в отношениях, но сейчас, когда Нам Гю флиртовал с императивами легкости, Субон вдруг почувствовал свою уязвимость. Стратегически подобранные слова Нам Гю изяществом свирепствовали в его сознании, разрушая бетонное ядро его самодовольства.

Взгляд Субона стал острым, словно лезвие ножа. Он знал, что несмотря на свою неохоту, ему следует действовать. Его рука сжалась в кулак, а в команде его разума начала зарождаться идея мести. Однако на мгновение в его голове мелькнула мысль о том, что этого не стоит делать — ведь он сам не испытывал чувств к Чан Мин, и этот конфликт был лишь игрой, в которую они играли долгое время.

Тем не менее, его внутренний демон взывал к действию. Субон делал шаг вперед, готовый сказать что-то, что сотрет эту отвратительную улыбку с лица Нам Гю. В его груди бушевала буря. На кону стояла его гордость, и он не мог позволить, чтобы кто-то, даже собственный бывший друг, унижал его так открыто.

— Знаешь, my brother, ты не только украл у меня женщину, ты покусился на то, что запрещено. Взять то, что принадлежит мне - это твоя большая ошибка! Я вижу, что фальшивое счастье не продлится долго, и я оставлю тебе твое временное королевство. А то вдруг, снова окажешься в тюрьме..— произнес он фальшиво-спокойным тоном, излучая угрозу, натягивая свою маску уверенности.

Такой стычкой в их борьбе за контроль и за Чан Мин новая реальность накрыла всех троих. Субон понимал, что его глубинная ненависть к обоим могла обернуться их общей проклятой судьбой, но он был готов заплатить любую цену, лишь бы вернуть то, что, по его мнению, всегда должно было быть его.

В его памяти как свежий кадр всплыли те давние дни, когда он впервые встретил свою будущую жену, Чан Мин.

Это был тёплый летний вечер, полный смеха и музыки, когда он случайно наткнулся на неё на одной из вечеринок, организованных его знакомыми. Она сидела в кругу весёлых девушек, её смех был заразительным, а глаза искрились живым интересом. Чан Мин была подругой одного из визажистов, который работал на его концерте. Как бы случайно, но вот она — девушка с яркими, как весенние цветы, чертами лица и лучистой улыбкой.

Субон не мог отвести от неё взгляда. Они заговорили, и, пройдя через несколько общих тем, в воздухе разгорелось что-то большее, чем просто симпатия. Оба были молоды и неосторожны, с головокружительным желанием испытать жизнь на полную катушку. На третий день знакомства, захваченные волшебством момента, они решили начать отношения, словно в водовороте эмоций, не осознавая, что это может быть началом чего-то по-настоящему значимого. Чан Мин была обеспеченной наследницей семейства Квон. Субон - набирающий популярность артист, имеющий уже неплохой доход. Поэтому родители девушки весьма быстро одобрили их отношения.

Прошло чуть меньше года, и на сцене, ярко освещённой словами и музыкой, Субон сделал ей предложение. Он стоял перед многотысячной толпой, сердце колотилось от волнения, но лишь один человек в этом мире имел значение в тот момент — Чан Мин. Все остальные звуки растворились, осталась только она, его муза и первый настоящий свет в жизни. Она улыбалась, а на её глазах блестели слёзы счастья.

Спустя месяц вся страна говорила о их свадьбе. Эта громкая церемония стала событием, о котором мечтали многие. Зал был наполнен цветами, музыкой и смехом. Чан Мин, словно яркая фея, сверкающая на фоне людей, была безумно счастлива, а Субон не мог поверить, что это всё — реальность. В тот момент он понял, что молодость и глупость — это не помеха, а лишь карта для странствий по дороге любви.
И в этот день Квон Чан Мин стала вполне себе узнаваемой Чхве Чан Мин. Жаль, что такое счастье длилось совсем недолго.

Придя в себя, Танос снова уставился на Нам Гю. Темнота густо обвивала их своим зловещим покрывалом, когда Субон, охваченный яростью, резко ринулся вперед. Его кулаки, подобно выпущенным стрелам, обрушились на Нам Гю, словно буря, внезапно обрушившаяся на спокойное море. Удар раздался гулким эхом, пронзая напряжение в воздухе и заставляя остановиться время. Лицо Нам Гю, изначально озарённое игривой улыбкой, с той же стремительностью изменилось — от удивления до потрясения, прежде чем он осел на пол, словно лишенный сил к сопротивлению. Из губы хлынула кровь, Субон задел его своим самым большим перстнем.

Чан Мин, наблюдавшая эту сцену из тени собственного разорванного сердца, вскрикнула, и её голос разорвал тишину, как хрустальный колокольчик, упавший в бездонный океан. В её глазах метались паника и страх, смешанные с горечью предательства. Субон, её собственный муж, в ту же минуту обнажил все демоны отношений, которые она пыталась скрыть в самых тёмных уголках своей души. Чувства, закутанные в ненависть и любовь, столкнулись в ней, как два вулкана, готовые извергать свои лавы.

— Субон, прошу тебя, успокойся! — вырвалось из её губ, как молитва, влекущая к миру. Её голос дрожал, переполненный эмоциями, и казалось, он успокаивал не только её собственные бурные мысли, но и саму атмосферу вокруг. — Мы можем решить это не так!

Субон, замерев на мгновение, повернулся к ней с отчаянием в глазах, словно в его сознании разразилась страшная буря, требующая ответа.
— С тобой мы уже ничего не будем решать.

Напряжение между ними можно было резать ножом. Чан Мин знала, что её муж потерялся в этом вихре чувств, и теперь всё, что осталось — это попытаться спасти их общий мир, который с каждой секундой углублялся в бездну. Она не хотела его терять, это было дело привычки, что-то без чего ей в жизни трудновато, хоть она и жаловалась всем как сильно его ненавидит.

Чан Мин стояла среди хаоса своих эмоций, словно во мгле, окутанной мрачными тенями. Сердце ее колотилось, как будто в нем обитали два юных зверя — один просил мира и спокойствия, другой горел жаждой мести и страсти. Взгляд ее метался между мужем, который продолжал бушевать, и любовником, с разбитой губой, сидящим на краю одиночества.

И..Она шагнула к нему, к парню, который сейчас казался ей ближе мужа, его лицо показалось ей чем-то неподвижным, даже в момент боли. Сердце её сжималось от боли, когда она коснулась его щеки, нежно, как будто боялась потревожить его внутренний мир. Живой, яркий и гневный, он оставался холодным, неприступным, как айсберг, скрывающий под собой непредсказуемые глубины.

— Как ты? — спросила она, но слова ее звучали как шёпот, который едва можно было услышать на фоне внутренней бури.

Он взглянул на нее, но в его глазах не было тепла, которое она так отчаянно искала. Вместо этого в его взгляде горела искра наркотической одурманенности и жажда отмщения. В его венах текло нечто большее, чем просто желание, это было стремление поглотить весь мир и разорвать его на части.

Истинно, она могла бы успокоить мужа, попробовать наладить их жизнь, вернуться к привычному течению, но тот холод, что исходил от Нам Гю, завораживал и манил, как темный ветер вечного штормового моря. Она остановилась рядом, её руки бережно держали его лицо. В этот миг всё вокруг нее растаяло, не осталось ни мужского гнева, ни потери.

— Ты не должен поддаваться, — прошептала она, хотя знала, что его внутреннее горе было неизмеримо велико. Но вместо того, чтобы утешить, она почувствовала, как сама плавится под его взглядом.

Всё, что было до этого момента, больше не имело значения. Она выбрала тот путь, который вел её к свободе, даже если этот путь был усеян шрамами прошедших битв.

Она осознавала, что это мгновение станет переломным в её жизни, насмотревшись на видящего её с тревогой Нам Гю.
Но в эту тишину ворвался голос её мужа, наполненный гневом и болью:
— Он или я, Чан Мин! – произнес он, словно заклиная её принять решение. Его слова резали, как острое лезвие, проникая в самую глубину её души. Она вздрогнула, её внутренний мир вдруг раскололся пополам: там, где бушевали страсти и нежные моменты с Нам Гю, и там, где строился привычный, но предсказуемый мир с мужем.

Чан Мин посмотрела в глаза Нам Гю, и увидела в них море глубокого понимания. Он наклонился ближе, его шёпот звучал, как мелодия, заполняя пространство:
— Делай так, чтобы ты была в безопасности.

Эти слова заставили её сердце колебаться, распавшись на тысячу кусочков. Она знала, что решение требует жертвы, но как следует выбрать?

Минуты тянулись, как часы, время казалось остановилось в вихре её чувств. Она не могла не думать о том, что их любовь, как яркая звезда, горела с каждой секундой всё ярче, но и о том, что в ней таился гнетущий страх потерять всё самое дорогое. Её взгляд блуждал от Нам Гю к мужу, и в этот момент она осознала: выбор, сделанный сердцем, часто оказывается самым трудным.

Наконец, собрав все свои силы, Чан Мин встала, её плечи выпрямились, а взгляд опустился, словно в молчаливом прощании с той частью своей жизни, которая могла бы быть другой. Она сделала шаг вперед, к мужу, где нежность смешивалась с тревогой и ожиданием. Её ладонь нежно провела по его плечу, ощутив теплоту, знакомую и родную.

В тот самый момент, когда она поднимала взгляд, в её душе раздавался печальный аккорд: они с мужем оставались связаны не только брачными узами, но и историями, переживаниями и обещаниями – тем, чего ей никогда не забыть. И пока сердце её оставалось с Нам Гю, разум выбирал там, где было проще, просто быть с тем, с кем привычнее. Это был выбор между желаемым и необходимым, и, пусть он был тяжёлым, она сделала его, погружаясь в объятия привычной жизни, но с легким налётом тоски в душе.

Субон, сжатый в железных объятиях собственных чувств, прижал свою жену к себе с такой силой, будто хотел запечатлеть её в своем сердце навсегда. Она казалась ему одновременно нежной и неподатливой, и эта двойственность лишь подогревала его страсть. Он знал, что до этого момента в ней теплится горечь предательства, но теперь он был готов закрыть ей глаза на все это, словно тёмным занавесом.

— Ты снова моя, — произнес он, шепча эти слова в её ухо, как заклинание, призванное вернуть её в его объятия. — В этот раз я буду беречь тебя лучше.

В его голосе слышалась одновременно и любовная неправдивая нежность, и мрачный оттенок властности. Она не смела поднять на него взгляд, ощущая, как изнутри её терзает страх. Когда он обнял её, в его ладонях смешались чувства — нежность и жестокость, любовь и ревность.

Субон обратил взгляд на Нам Гю, её любовника, стоявшего в сторонке, потирая разбитую губу, словно призрак, которого прогнали из жизни этой девушки. Ненависть заполнила его сердце, и он яростно выплюнул в его сторону, как бы касаясь мнимого стыда.

— Ты как обычно, остался в неудачниках, — выкрикнул он, с презрением держа свою жену за руку. — Ты больше не имеешь права на неё..и никогда не имел.

В эту минуту, когда слова вырывались из его уст, он заметил, как из глаз его жены скатилась слеза. Слеза упала на землю, как кристальная капля, отражающая свет, но Субон не осознал всей тяжелой правды этого момента. Вместо этого он просто отвернулся, оставив Нам Гю на пустыре клуба.

— Пойдём, дорогая, — позвал он её, таща за собой, словно трофей. — Мы начнём всё с нуля. Я обещаю, что буду лучше. И ты будешь лучше.

Она молчала, погружённая в собственные мысли и чувства. Но в глубине души понимала, что путь, по которому они идут, мрачнее любого другого.

***

Чан Мин лишь толкнула дверь своей ненавистной квартиры, но в этот момент она почувствовала, как потоки тревоги и подавленности, аккумулировавшиеся в ней, стремительно вырываются наружу. Словно из катализатора, который необходимо было сбросить. Она вырвалась из хватки мужа — холодные пальцы Субона отпустили ее, оставив легкий след на коже, и, оставив позади гневный взгляд, бросилась в ванну.

Закрыв за собой дверь, Чан Мин скользнула против стены в полумраке пространства. Пол был холодным, как и её сердце в этой квартире, где каждый угол напоминал о разочарованиях и несбывшихся надеждах. Она обняла колени, прислонившись лбом к кафельной стене, и слезы потекли ручьями, словно оттаившие ледники, освобождая её от тяжелых оков, которые так долго жали на грудь.

Мир вокруг нее был полон глухих звуков, но она не слышала ничего, кроме своего неумолимого всхлипа. В голове Чан Мин пролетали образы — мгновения счастья, взгляды, полные любви, те волшебные мгновения, которые, казалось, будут длиться вечно. Но этот мир обернулся в ее собственном аду, и сейчас, когда она чувствовала привкус мести на языке, желание выйти из этого замкнутого круга становилось невыносимым.

К двери подошел Субон, его голос резко прорезал тишину. Он требовательно и властно призвал её выйти, не скрывая гнева.
— Ты что, скучаешь по нему? — его слова резали, словно острое лезвие, и Чан Мин почувствовала, как сердце сжимается от боли. Он не знал, как на самом деле обстоят дела, не понимал, что у ее любовника нет той интимной связи, которая может дать тепло, а лишь краткий миг бегства от реальности.
По крайней мере..так казалось Чан Мин до сегодняшнего дня.

И как же он был прав в своей злости, что вызывало в ней еще большее противоречие. Да, она скучала. Скучала по тому, что могла бы быть другой. Испорченной, но свободной, под солнцем, а не под гнетом его постоянных подозрений и упреков. Каждый его вопрос становился ударом ниже пояса, а каждое мгновение за дверью напоминало о том, что нельзя изменить. Она больше не могла сдерживаться, истерика захлестнула ее, и в этот момент в голове проносились мысли о том, как же сложно быть заключённой в клетке из страха и страсти.

Слёзы всё ещё катились по щекам Чан Мин, но за ними начинала нарастать решимость. Она не была игрушкой в его руках, и однажды ей нужно будет высвободиться из этого ада, в который они оба погрузились. Закрывая глаза, она вдохнула глубоко, чувствуя, как холодный воздух наполняет её легкие.

Чан Мин сидела в ванной ещё около часа, её слёзы зеркалили бесконечный поток воды, стекающей с крана, а в унисон с её внутренней бурей за стеной слышался тихий шорох, ее муж что-то делал.

Субон, уютно устроившись на кухонном диване, искал утешение в социальных сетях, но вместо него находил лишь разжигающий ненависть огонь слухов о скандале в клубе «Пентагон» и о том, что его жена предала его с управляющим клуба, ставшим для него ненавистным призраком. Каждое новое сообщение из интернета было как удар в сердце, который переворачивал его мир с головы на ноги — мысли о том, как удалить Нам Гю из своей жизни, как он это уже делал однажды, казались единственным спасением. В тот момент, когда Чан Мин пыталась осознать свою боль и вину, Субон клялся себе, что сделает всё возможное, чтобы отомстить за обиду, заглушая свою боль с помощью растущего чувства мести.

***

Нам Гю с трудом толкнул дверь уборной своего клуба, и она с глухим звуком захлопнулась за ним, словно подводя черту под происходящими событиями – скандалом, который заставил его сердце колотиться в груди. В тусклом свете лампы, отражающейся в зеркале, он увидел себя: опухшую губу, отекшие щеки и в глазах – дикий блеск, соединяющий в себе боль, гнев и запутанность. Каждый взгляд в зеркало напоминал о недавнем столкновении, об этих проклятых словах, что они обменивались, словно ядовитые стрелы.

Парень долго стоял, разглядывая свое отражение: тонкие линии на лбу, свидетельствующие о внутренних терзаниях, и светящиеся следы слез, которые он пытался скрыть. Мигом в его голове пронеслись образы Чан Мин: её смех, словно мелодия, высвобождающая что-то светлое и манящее, её удивительные глаза, полные жизненной силы, способные проникнуть в самые потаенные уголки его души. Но это было не просто восхищение – это была настоящая, настоящая страсть, пробуждающая дремавшие чувства.

В его сознании путались мысли: «Это любовь?» – вопрошал он себя. Или, возможно, это лишь импульс, диктуемый жаждой мести, насыщенной сексуальным желанием, которое с каждым мгновением становилось всё более навязчивым? Мысленно он вернулся к сцене, когда увидел её с её мужем, как будто в этот момент небо обрушилось на него. Чувство неопределенности сжимало его, как капкан. Кровь на губе, пульсирующая боль – все это как нельзя лучше иллюстрировало его внутреннюю битву.

Скоро он понял, что другой выбор ему не дан. Чан Мин была более, чем просто объект желания – она была загадкой, которую он стремился разгадать каждый день, каждый миг. И эта загадка не давала ему покоя, как тень, которая следовала по пятам. Нам Гю не мог избавиться от мысли, что, возможно, он погружается в нечто большее, чем просто физическая страсть; сердце его, сжатое в тугой узел, гудело, словно предвещая бурю.

Покачиваясь на грани между местью и любовью, он стиснул кулаки. В этом замкнутом пространстве, в наполненном философскими раздумьями, он ощутил, как его настоящее стремление вырывается на свободу, зажигая огонь внутри него. Каждый момент оставлял его с вопросом: сможет ли он сделать то, что должен, или будет вечно бороться с самим собой, увязший в вечной и безнадежной игре чувств, где у него на руках лишь поражение?

Нам Гю вышел из уборной, слегка нахмурив брови. В воздухе еще витали те напряженные эмоции, которые крутили в голове над ним, как вихрь. Он покинул уединение, оставив за собой стальные стены, которые одно время казались неприступными, но сейчас были лишь фоновой мелодией к его внутренним метаниям. Он поднял голос и обернулся к работникам клуба, стоящим у стойки , словно ничего не произошло:

— Завтра не приходите. Клуб закрыт.

Его слова пронзили ночную тишину, как крик совы в безлунную ночь. Лица работников один за другим начинают преображаться от неподдельного беспокойства к волнующему страху. Они обменялись напряженными взглядами, но Нам Гю, казалось, не замечал их реакций. Он уже обрел своего внутреннего врага.

Надев черное пальто, которое плотно облегало его фигуру и остужало плечи, Нам Гю шагнул на улицу. Ветер шевелил его волосы, придавая ему таинственный вид. Он был похож на призрака, идущего по пустынным улицам Сеула, где тени небоскребов прятали запутанные истории и несбывшиеся мечты.

Словно одержимый, он раскрыл телефон и начал листать ленты новостей. Каждая фотография, каждая строчка вызывала в нем все более глубокую ненависть. В образе пугливо смотрящей в камеру Чан Мин он находил отражение своей боли. Ее испуганные глаза напоминали ему отражение его собственного страха. Но помимо этого, в них проскальзывало нечто большее — надежда, которую он был готов разорвать в клочья, если это спасет ее.

«Я убью этого падонка», — подумал он, сжимая телефон в руках так, будто это устройство могло ему помочь осуществить свой план. "Отомстить не только за себя, за свое прошлое, за ту сломленную жизнь, за разбитую губу, но и за Чан Мин".
Это был его внутренний конфликт, сплетающийся с традициями мести, что ощущалось как нечто первобытное и неотвратимое.

Ночь окутала Сеул, а в сердце Нам Гю разгоралась искра мщения с двойной силой, но в ней Чан Мин играла уже не такую важную роль. Он знал, что за каждым из тех снимков стоит его враг, что за каждым испуганным взглядом мрачный мир мести распахивал свои объятия. Вдыхая запаху дождя и улицы, он уверенно шагал вперед, каждым ударом сердца приближаясь к своей цели.

***

Чан Мин вышла из ванной, её лицо всё ещё было сердито расплывчато от слёз. Вокруг царила тишина, словно даже стены сделали шаг назад, чтобы дать ей шанс собраться с мыслями. Субон стоял в углу комнаты, его глаза сверкающие, полные эмоций, которые трудно было сразу определить. В его взгляде были и гнев, и безумная привязанность.

Всё произошло так быстро. Он резко шагнул вперёд и схватил её за запястье, притянув к себе с такой силой, что она чуть не потеряла равновесие. Субон наклонился к её лицу, и на его губах застыла улыбка, которую она не могла назвать искренней. Он начал говорить мягкие, утешительные слова, словно подушечка для её разбитой души.
— Дорогая, мы со всем справимся. Никаких больше измен. Я тебе обещаю..

Каждый его поцелуй проскальзывал сквозь её отчуждение, напоминал о том, как легко можно манипулировать чувствами. Ей было противно, но она лишь молчала, не в силах найти нужные слова.

Когда его руки начали медленно исследовать её тело, пробуждая в ней трудные для осознания эмоции, внутреннее беспокойство лишь усиливалось. Смущение, страх и нежелание смешивались в её груди. Она ощущала, как каждое прикосновение углубляет её противостояние, но силы сопротивляться у неё уже не было. Весь мир вокруг казался таким далеким и неважным, пока в её душе бушевали метели, громы и молнии. В конце концов, ей оставалось лишь смириться с тем, что происходило, закрывая глаза на правду и принимая ту роль, которую она не хотела играть.

Её сердце колотилось в груди, как птица, запертой в клетке. Она чувствовала, как внутри неё всё затряслось, словно голодный зверь, который искал выхода. Но она оставалась в его объятиях, безмолвная, попробовав найти хотя бы каплю спокойствия в этом бурном море противоречий.
Все было относительно, пока руки Субона не пробрались под платье, которое она ещё не успела снять. Как он нагнулся к ее уху, нежно поцеловав мочку...

я очень очень жду всех в тгк: кровь на наших руках.
Там мы обсуждаем продолжения и я пишу по вашим идеям. Арты, истории, душевные разговоры. Все что душе угодно.