Локон

Квартирка наполнилась мягким золотистым светом заходящего солнца, скользившего сквозь льняные занавески на кухне. В воздухе витал аромат пряностей и обжаренного лука. Катрин стояла у плиты, напевая себе под нос джазовую мелодию, которую ей доводилось часто слышать на улицах Нового Орлеана, куда они переехали с Оливером благодаря его тётушки Джо. Её ладонь лежала на круглом изгибе живота, чувствуя, как малышка легонько пинается, и улыбка озарила лицо Леруа. Второй рукой женщина добавляла нарезанный болгарский перец к другим овощам, что уже шипели на сковороде. Вместе с ними томились специи. Их было совсем немного и добавлялись они с осторожностью.

Сегодня Катрин готовила одно из любимых блюд Оливера. Ей хотелось порадовать мужа и поднять ему настроение после долгой смены в больнице.

Следом за перцем Леруа бросила кусочки колбасы и куриного бедра, предварительно обжаренных до хрустящей корочки, а вместе с ними рубленый сельдерей с чесноком. Вся квартира постепенно наполнялась дивным запахом – он впитывался в деревянные балки, в подушки на скамье и в открытую кулинарную книгу, лежащую рядом. На небольшом столике у окна ожидала своего звёздного часа на предстоящем ужине миска с салатом из зелёных листьев, тонко нарезанного редиса и заправки из лимонного сока и оливкового масла. Рядом с ней стоял графин чая с кубиками льда, плавающими на дне, и парочкой кружочков лимона.

Катрин на мгновение отвлеклась от готовки, проводя рукой по пояснице. Иногда она уставала стоять, и живот будто становился тяжелее. Она могла представить, что скоро вернётся Оливер и мягко отчитает её, за то, что Леруа проторчала пол вечера у плиты и вновь пропустила мимо ушей его мольбы оставаться в постели. Но, она не хотела всю беременность провести в четырёх стенах спальни! И.. разве немного активности навредит ей? Женщина так не думала.

Катрин взглянула на часы и улыбнулась, мягко похлопав по животу.

— Папа скоро вернётся, Лиззи. – прошептала она с любовью и посмеялась, когда малышка толкнулась, будто радовалась возвращенью отца так же сильно, как её мама.

Где-то в глубине квартиры щёлкнул замок и дверь отварилась. Мирную тишину нарушил скрип петель и столь тёплый, родной голос:

— Девочки, я дома!

Леруа вздрогнула от радости и тут же повернулась в сторону прихожей. Внутри будто вспорхнула стая крошечных бабочек, а улыбка стала только шире и ярче. Она потянулась выключить плиту, но не успела.

Из гостиной появилась Вивьен.

Когда-то её глаза были затуманены вином и горечью прожитых лет, но теперь в них поселился свет и взгляд её стал яснее. Волосы теперь не лежали на её плечах беспорядочными прядями, а были аккуратно подстрижены и уложены. Лишь руки оставались напоминанием о прошлом. Сухая кожа, тонкие прожилки вен и дрожь, не покидающая пальцы, будто они ещё помнили, как судорожно сжимали стакан с дешевым пойлом. Вместо же растянутой футболки с грязными пятнами и рваных джинс Вивьен носила блузу, юбку в пол и уютный вязаный кардиган.

Она боролась со своей зависимостью много лет. И хотя возникало искушение время от времени осушить бутылочку вина, женщина научилась себя сдерживать и всегда помнила ради кого пошла на такой смелый шаг.

Ради своей девочки.

Ради Катрин и лучшей жизни для неё.

Грейвз остановилась у порога кухни, окинула происходящее взглядом, и, не дав дочери вымолвить и словечка, решительно подошла к плите.

— Иди, котёнок. – сказала она тихо, улыбаясь. – Я закончу с готовкой.

Катрин попыталась возразить, кивнув на сковороду.

— Там ещё пять минут... Я просто хотела...

— Всё под контролем. Поверь, я в состоянии справиться с овощами. – перебила её Вивьен с лёгким смешком. – Ступай, ступай. Оливер небось соскучился по такой красавице, как ты.

Катрин закатила глаза, но не стала спорить и пошла по коридору, легонько коснувшись рукой животика. В дверном проёме стоял Марлоу. Высокий, настоящий взрослый мужчина, а не тот хлипенький подросток, которым он был пару лет назад. Облачённый в мятый белый халат, с синяками под глазами, но с такой искренней улыбкой, что Леруа почувствовала, как что-то защемило в груди. Он успел снять ботинки и теперь смотрел на неё так, словно каждый раз видел впервые.

— Привет, любимая. – произнёс Оливер, шагнув навстречу. – Боже, как ты прекрасна.

Катрин смутилась и опустила взгляд. Щеки вспыхнули розовым.

— Ты устал. – прошептала женщина, подойдя ближе, и положила ладонь на его грудь. – Сегодня был особенно тяжёлый день?

— Всё позади и это самое главное. – ответил Марлоу и бережно обнял её, боясь навредить хрупкой жизни между ними. Его пальцы коснулись живота, а губы оставили нежный поцелуй на макушке Леруа. – И, конечно же, я мчался сюда ради вкусного ужина с самой прекрасной женщиной на всём белом свете. С моей женой и матерью моего ребёнка.

Катрин посмеялась, чуть отстранившись от Оливера, и заметила на комоде небольшую кипу разноцветных конвертов.

— Ты прихватил почту по пути?

— Угу. – кивнул мужчина, взяв в руки стопку. – Всё как обычно. Счета, пара рекламных буклетов, что-то из клиники... А вот это, похоже настоящее письмо. Думаю, что Маргарет опять пишет и слёзно просит прощения за... Ты сама понимаешь. Никак не успокоиться...

Он протянул Леруа плотный бежевый конверт с аккуратно выведенным адресом той проклятой фермы из Сент-Холлоу.

Они получали множество подобных писем от Маргарет Монтгомери, но никогда не читали и не хотели. История с Лукасом навсегда осталась позади и каждый хотел забыть о том лете, во время которого едва не оборвались их жизни. Но в этот раз что-то было не так. Пальцы Катрин медленно прошлись по поверхности конверта, ощущая едва заметную неровность в бумаге. Туда вложили нечто больше, чем просто лист.

Леруа отошла в сторону, где тёплый свет торшера из гостиной мягко падал на кресло. Женщина присела, невольно затаив дыхание, и вскрыла край конверта. Внутри не письмо, а тонкая карточка цвета слоновой кости и локон волос на дне, перевязанный алой ленты. Тот самый, что она однажды нашла на втором этаже старого дома Монтгомери.

Дыхание застряло где-то в горле. Оливер нахмурился, от его внимания не ускользнуло внезапно изменившееся выражение лица жены, и он потянулся к конверту. Но Катрин покачала головой, как бы говоря, что всё в порядке и достала записку. На бумаге было выведено всего пара строк:

"Каждую ночь я закрываю глаза и вижу, как ты уходишь от меня снова и снова. Долгое время я не мог отпустить тебя, Катрин, и просыпался с криками, в холодном поту, умоляя врачей не колоть мне успокоительные. Я просто хотел, чтобы ты оказалась рядом и дала мне шанс всё исправить.

Но... Сегодня я в последний раз целую этот локон, который хранил под подушкой все эти годы, и готов попрощаться с последней частичкой тебя.

Прости за всё, если сможешь.

Твой глупый друг детства, Лукас."