Локон

Кухня наполнилась густым ароматом тушеной говядины с красным перцем и луком - блюдо, которое Маргарет готовила по пятницам с тех пор, как они с Джоном поженились. Пар поднимается от глиняного горшочка, стоявшего посередине стола, смешиваясь с ароматом свежеиспечённого кукурузного хлеба. Тёплого, с хрустящей корочкой. Рядом, в фарфоровой миске с облупившимися по краям цветами, дымилось картофельное пюре, щедро сдобренное маслом. На столе также стоял кувшин с прохладным лимонадом. Капли конденсата стекали по его бокам, оставляя мокрые круги на скатерти. В вазочке рядом лежало печенье с шоколадкой крошкой - Маргарет всегда пекла их с запасом, зная, что муж возьмёт себе половину.

Джон размахивал вилкой, рассказывая одну из историй своей молодости. Кусок хлеба в его руке крошился, падая на скатерть вместе с крупинками чёрного перца.

- И вот, значит, этот сом был такой здоровенный, что я подумал - или он меня затянет, или удочка сломается!

Его грубые руки, покрытые старыми шрамами, изобразили в воздухе борьбу с невидимой рыбой, а густые седые усы шевелились при каждом слове. Голубые глаза блестели от восторга, хотя все присутствующие слышали эту историю множество раз до этого.

Маргарет сидела напротив, облокотившись на стол, и поправила несколько прядей, выбивающихся из пучка. Она улыбалась, но в уголках глаз женщины читалось лёгкое утомление - целый день на кухне давал о себе знать.

Катрин же заняла место рядом с Лукасом, поджав под себя одну ногу. Она медленно мешала ложкой в пюре, делая в нём маленькие горки, и улыбалась в ответ на рассказ дяди Джона. Но её взгляд то и дело скользил к окну, вглядываясь в темноту за окном. Её ноги ныли после долгого дня, проведённого в городе, и девушка мечтала скорее рухнуть в кровать и заснуть, прижав мягкую подушку к груди.

Парень наблюдал за ней краем глаза, пока отец с жаром описывал, как проклятый сом всё-таки сорвался и утащил с собой новую удочку.

- Только представьте, через неделю Билл ловит его в трёх милях вниз по реке! В брюхе у чудища моя блесна, а в пасти обломок удилища!

Джон рассмеялся, и его смех наполнил кухню, смешиваясь с треском дров в камине, который ждал возвращения своих хозяев в гостиной, и позвякиванием посуды.

Лукас потянулся за куском хлеба, и его пальцы на секунду коснулись ладони Катрин. Они переглянулись. Монтгомери невольно задержал дыханье, резко одёрнув руку, будто передумал брать ломтик. Леруа издала смешок и отвела взгляд, чувствуя как странно загорелись её щеки от простого соприкосновения с кожей друга.

Красоту момента разрушил какой-то дрянной анекдот Джона.

Старик сегодня был в слишком хорошем настроении.

Будучи маленьким Лукас любил семейные посиделки и с удовольствием садился рядом с родителями, лепеча о увлекательных играх, о новых приключениях, через которые прошли его отважные солдатики, или показывать свои рисунки с насекомыми. Истории отца всегда звучали интереснее всяких сказок, прочитанных мамой перед сном, и он мало баловался или капризничал.

Все изменилось после той травмы, когда деревяшка качели ударила в затылок. Тогда мальчик сделался нетерпеливым, вечно плакал, или наоборот начинал колотить кулачками по столу и злиться. Монтгомери рос неразговорчивым, мрачным и чрезмерно раздражительным. А когда повзрослел, при первой появившейся возможности, брал тарелки с едой и молча уходил в свою комнату, предпочитая одиночество, и вечно ругался по этому поводу с отцом. Семейные ужины парень начал сравнивать с заточением - обязательный ритуал, где нужно было сидеть смирно, болтать о успехах в школе и смог ли он найти себе новых друзей, смеяться над старыми шутками родителей. Лукас ощущал себя лишним, каким-то неправильным, и перестал понимать близких ему людей.

Но теперь появилась Катрин, поэтому он терпел.

Терпел отцовские байки, материнские вздохи, даже дурацкие керамические солонки в форме свиней. Лишь бы сидеть рядом с Леруа. Видеть, как девушка подносит ко рту вилку, как её пальцы оставляют едва заметные отпечатки на стакане с чаем и как улыбается, даже когда рассказ Джона становиться до невозможности нелепым.

Но сейчас Лукасу стало скучно. Его терпение истончается.

Парень лениво провёл пальцем по краю ножа, размышляя, как бы поддеть отца. Не всерьёз, конечно - просто чтобы немного оживить вечер.

Тогда Монтгомери медленно, почти демонстративно, вытащил телефон из кармана. Большой палец лениво потянулся вверх - привычное движение, бессмысленный скроллинг. Катрин нахмурилась, понимая, что Лукас танцует по лезвию ножа, и толкнула его в голень. Но мальчишка не обратил на это внимание и откинулся на спинку стула, изобразив преувеличенную невинность. Постукивание пальцев по экрану было рассчитанной провокацией. Прямым вызовом единственному правилу, которое Джон навязывал почти с религиозным рвением: никаких чёртовых телефонов за столом.

На экране мелькали глупые мемы, всплывали уведомления от новых заказчиков, которые искали помощи юного компьютерного гения, проскакивали фотографии одноклассников, устроившись пикник у чёрной глади местного озера. Он ухмыльнулся одному особенно тупому видео, где собака пыталась поймать свой хвост и врезалась в диван.

- ...тогда я понял, что сеть порвалась, а лодку начинает крутить. - Джон взмахнул рукой, переходя к кульминации своего очередного рассказа.

И тут Монтгомери остановил на сыне взгляд. В столовой воцарилась тишина. Мужчина перестал жевать, ни единое слово о его рыбацких неприятностях больше не покинуло рта. Вилка замерла на полпути к тарелке, а брови сомкнулись в сплошную линию недовольства.

- Ты серьёзно? - голос Джона прозвучал тихо.

Лукас сделал самое худшее, что можно сделать в этой ситуации. Улыбнулся.

- Что? - парень состроил изумлённое личико. - Я просто проверяю погоду.

- Погоду? - повторил мужчина, медленно отпуская вилку.

- Ага... - кивнул Монтгомери, даже не думая выключить гаджет.

Юноша видел, как пальцы отца впились в скатерть, сминая ткань.

- Ты думаешь, что это смешно? - мужчина ударил по столу, повышая голос.

Тарелки звякнули, а ложка, прислонённая к кувшину, с лёгким звоном упала на пол. Катрин резко вздрогнула, её колено стукнулось о столешницу. Она не ожидала этого - не от дяди Джона, который обычно ворчал, но редко срывался на крик. И вдруг столовая начала расплываться, отходить куда-то на задний план...

Сначала она почувствовала холод.

Холод, который растекается по спине и сковывает пальцы, заставляя кожу покрыться мурашками. Потом сердце. Оно не просто забилось чаще, а словно оторвалось от привычного ритма и застучало где-то в горле, в висках, в кончиках пальцев...

«Не сейчас. Только не сейчас» - взмолилась мысленно Катрин. Но тело не желало слушать разум.

Воздух стал густым, как сироп. Леруа пыталась вдохнуть - грудная клетка поднялась, но лёгкие не наполнились. Только короткий, прерывистый глоток, как у рыбы, выброшенной на берег.

«Дыши, просто дыши...»

Но вместо кухни с запахом тушеного мяса и хлеба перед глазами поплыли другие картины. Тот момент, когда разъярённая мать хватала её за волосы и ударила об стену на кухне. Или воспоминание о том, как Вивьен оставила её на улице со словами о ненависти и пошла без неё, пока маленькая Катрин рыдала и бежала следом, умоляя мамочку простить её. За что? Она не знала, но если ей сказали столь плохие слова, то значит она в чём-то виновата? Верно? Затем удар. По щеке ладонью. По плечу сковородой, которая едва не прилетела ей между глаз. По спине... ногами.

«Я не там... Это не она. Это Джон. Он никогда не причинит мне боль...» - повторяла девушка снова и снова, словно молитву.

Но разум отключился окончательно. Осталось только оно - это всепоглощающее чувство, будто ты проваливаешься в чёрную дыру, а вокруг - ни стен, ни пола, ничего, за что можно ухватиться.

В ушах - гул.

В горле - ком.

В груди - боль. Острая, как будто кто-то схватил её за рёбра и ломал.

Девушка думала, что ещё немного и она умрет прямо здесь и сейчас. И Катрин даже не заметила, как вскочила со стула и рванула на второй этаж, оставляя позади недоумевающие лица Монтгомери.

Дверь захлопнулась с силой, которая заставила старые оконные рамы задрожать. Глаза Лукаса расширились, упрямство и яд, таившиеся внутри него, начинали утихать, но в груди что-то сжалось. Перед глазами замерла картина того, как Катрин метнулась по лестнице, спотыкаясь о ступеньки и хватаясь за перила, будто они могли спасти её от чего-то невидимого. Он с горечью осознал, что его глупая, детская игра ударила по ней.

И, впервые за долгое время, Монтгомери почувствовал себя настоящим дерьмом. Не бунтарём, не крутым парнем, который может наплевать на все правила, а мудаком.

Маргарет что-то шептала мужу, утешающе поглаживая мужчину по спине и бросая обеспокоенные взгляды на сына. Джон больше не кричал. Он сидел, сгорбившись, и уставился в тарелку, виня себя в том, что случайно напугал бедную девочку.

- Я пожалуй пойду... - хрипло прошептал Лукас, покидая кухню.

Он стремительными шагами добрался до коридора, а там, перескакивая через две-три ступеньки сразу, скоро оказался перед дверями, ведущими в комнату подруги. Рука зависла над ручкой в моменте колебания.

- Катрин... - позвал Лукас. - Я... Могу я войти?

Он не получил никакого ответа. Как и следовало ожидать.

Монтгомери закусил губу, осторожно открывая дверь, и прошмыгнул внутрь. Комната встретила его полумраком. Лампа на тумбочке была включена, но светила вполсилы, отбрасывая на стены тени, скачущие в зловещем, известном только им танце. Занавески колыхались под слабым ветерком из приоткрытого окна. А на кровати застыла хрупкая фигура Леруа. Она лежала на матрасе, поджала колени к груди, и крепко обхватила их руками, оставляя на коже красные отметины. Плечи подрагивали с каждым прерывистым, беззвучным рыданием.

Юноша приближается к кровати. Не торопясь, словно боялся спугнуть крохотного зверька. Пол скрипел под его ботинками, но девушка не подняла головы и не взглянула на него. Лукас опустился перед ней на колени и сжал кулаки, сдерживаясь от прикосновения. Вдруг это только испортит ситуацию?

- Катрин... - прошептал парень, надеясь привлечь её внимание и вырвать из вереницы воспоминаний. - Прости... Я не знал, что всё так выйдет... Точнее, я не хотел, чтобы ты испугалась. Слышишь? Здесь... с нами... Ты в безопасности.

И тогда девушка подняла голову. Её лицо было мокрым от слёз, в красных и распухших глазах задержалась искра боли. Такая чистая и всепоглощающая, что у него перехватило дыхание

- Мама... - её голос сорвался. - Вечно на меня кричала...

- Я знаю. Но... папа никогда бы не поднял голос на тебя. И никогда бы не ударил, слышишь? - он криво улыбнулся. - Это просто я придурок, который не умеет вовремя остановиться.

Эти слова невольно вызвали у Леруа смешок и она кивнула, как бы соглашаясь. Лукас рассмеялся в ответ, с заметной нервозностью, которая вышла из него хриплым, лающим звуком. Он выпрямился, прежде чем лечь на кровать рядом с ней, и без прежнего колебания притянул в свои объятья. Катрин глубоко вдохнула его запах, вцепившись в ткань рубашки парня. Тепло от груди Монтгомери просачивалось сквозь её платье, успокаивая. Размеренное биение сердца юноши постепенно замедляло и её собственный бешеный ритм. Лукас мягко провёл рукой по её спине и положил подбородок на девичью макушку.

Они лежали, слившись в единое целое, и парень думал только о том, насколько хрупок этот момент. Как легко его разрушить. А затем слова без его ведома спали с его губ:

- Я люблю тебя. - Лукас запнулся. Язык словно отяжелел и вовсе не хотел слушаться. - Ты это знаешь, верно?

Монтгомери мечтал об этом моменте слишком долго, но не думал, что его охватит волна чистого ужаса в ожидании ответа. Он боялся, что Катрин оттолкнёт его. Промолчит. Посмеётся над ним. Всё что угодно, но никогда не ответит взаимностью. Господи, какой он идиот... Наверное стоило молчать, да? Не раскрывать рта. Просто продолжать дружить и тусоваться, как это всегда было. Теперь он всё испортил...

Леруа ахает, отодвигаясь от его груди, и заглянула в серые глаза парня, не поверив в услышанное. Лукас шумно сглотнул, кадык дёрнулся под кожей. Он выдержал её взгляд не больше секунды и слегка повернул голову, уже начиная погружаться в пучину отчаяния. Но... Катрин вдруг подняла руку, коснулась его щеки... провела пальцем по острой скуле и прошептала:

- Знаю... И я тоже. - девушка улыбнулась, мягко сжав подбородок юноши, и повернула его лицо обратно к себе. - Люблю тебя.

Лукас приоткрыл рот, потеряв дар речи. Сердце заколотилось так, будто пытается вырваться из груди и улететь в звёздное небо за окном. Катрин действительно сказала это? Нет, ему... ему нужно дать себе пощёчину и убедиться, что это не сон. При этом парень не готов расставаться с мягкими изгибами девушки, которые прислонились к нему, словно недостающий кусочек пазла.

Он - Лукас Монтгомери, который весь свой осознанный возраст считал, что любовь существует только в дурацких песнях, которые крутят по радио, или в сопливых фильмах для девчонок. Парень всегда смеялся над одноклассниками, вздыхающими по каждой юбке, которая проходила по длинному коридору школы. И притворялся, что его вот-вот вырвет, когда родители ворковали друг с другом и целовались при нём. А потом пытался отрицать всякую привязанность к своей единственной подруге, думая, что с ней просто круто проводить время. И она не бесит его так сильно, как остальные...

А теперь... Теперь он сжимал в руках целую вселенную по имени Катрин Леруа.

Лукас чувствовал себя так, будто выпил литр газировки - пузырьки радости лопались под рёбрами, растягивая по губам глупую улыбку.

Ему хотелось закричать на весь Сент-Холлоу и объявить, что самая чудесная девушка этого захолустья любит его!

Девушка разделяла счастье парня, но более сдержанно и спокойно. Катрин медленно тонула в сонной истоме, ресницы затрепетали и опустились на щеки вместе с закрытыми веками. Тело, недавно напряжённое от рыданий, теперь таяло в его крепких руках. «Мы пара...» - пронеслось у неё в голове. Мысль одновременно невероятно и совершенно естественная, будто годы дружбы и должны были прийти именно в эту точку. Последнее, что она помнила, перед тем, как сон овладел ею полностью - губы Лукаса, легонько коснувшиеся лба девушки.

Лукас лежал неподвижно. Не мог найти покоя, не после столь волшебного мига. Ему хотелось любоваться девушкой всю ночь напролёт, запечатлеть в памяти каждую чёрточку её лица, пока не пришло утро и реальность не постучала в дверь.

Монтгомери провёл пальцами по шёлковым прядям её волос.

«Мне нужно сохранить это» - ясно и чётко прозвучало в голове, как приказ.

Юноша аккуратно приподнялся на локте, следя, чтобы матрас не выдал его движения. Свободная рука потянулась к брюкам, нащупав нож. Лезвие блеснуло, ловя тусклый свет лампы, и взял тонкую прядь. Подальше от лица, чтобы Катрин не смогла заметить изъян. Тёмная нить упала на ладонь парня и Лукас поспешил спрятать лезвие обратно в карман.

Волосы Леруа он поднёс к губам, наслаждаясь знакомым ароматом цветочного шампуня девушки, а затем свернул колечком и спрятал в кармашек на груди. Рядом с сердцем. Добавит потом в свою небольшую коллекцию вещей, связанных с Катрин, которую он прятал в старом доме.

Да, в глубине сознания зашевелилось понимание, что это... не совсем нормально. Но разве есть что-то нормальное в любви?